Приближался праздник Октября и осенние каникулы. В младших классах
уже шли утренники и сборы. Все готовились к торжественной линейке. В
пятницу школа расцвела, как летом. Это октябрята пришли в своей
праздничной форме: светло-коричневой, зеленой, голубой и даже оранжевой.
В серой толпе старшеклассников будто взорвались гроздья веселого салюта.
Больше всего октябрят было в голубом. Коридор на втором этаже каждую
перемену словно заливала морская волна. После звонка голубые, с белыми
проблесками потоки выхлестывали из классов и шумным прибоем докатывались
до дверей шестого "А".
Кончился четвертый урок - география. Татьяна Михайловна отпустила
ребят пораньше, и звонок грянул, когда Серёжа был уже в коридоре. Первой
распахнулась дверь третьего "Б". Очень загорелый, но светловолосый
мальчишка выскочил из класса и помчался вдоль коридора. Набрав скорость,
он проехал на подошвах по паркету, затормозил, нагнулся и стал
подтягивать парадные белые гольфы.
В этот миг сзади налетела толпа одноклассников. Мальчишку сбили, и
тут же на полу взгромоздилась куча мала.
Радостно орущий голубой ком, из которого во все стороны торчали
дрыгающиеся тощие ноги. В конце коридора показался директор. Высокий,
похожий на циркуль, он шагал широко и медленно. Резвая малышня притихла
и почтительно расступалась. Только веселая куча самозабвенно вопила, не
чуя опасности.
Директор подошел и остановился, возвышаясь над свалкой. Серёжа с
любопытством ждал, что будет. Директор снял очки и почесал ими кончик
носа. Потом близоруко взглянул на Серёжу. Глаза его без очков были
непонятные.
- У меня к тебе большая просьба, - сказал он серьезно. - Постарайся,
чтобы эти гвардейцы обошлись без синяков и вывихов.
Он чуть заметно усмехнулся, утвердил на носу очки и прошагал дальше.
- Хорошо, - сказал вслед ему Серёжа. Он сдернул с чьей-то ноги мягкую
спортивную тапочку и слегка хлопнул ею по чьей-то спине.
- Эй, вы, пираты! А ну кончайте!
Взъерошенный хозяин тапочки кормой вперед выбрался из схватки и
дерзко уставился на Серёжу:
- А ты кто? Дежурный?
- Хуже. Я уполномоченный директора, - сказал Серёжа.
Услышав о директоре, третьеклассники быстренько расцепились и стали
подниматься с пола. Последним поднялся загорелый мальчишка. Он деловито
одернул голубой жилетик, отряхнул белые рукава рубашки и весело сказал:
- Во психи! Чуть меня по паркету не размазали.
И поднял лицо.
- Димка! - изумленно сказал Серёжа.
- Ой... это ты, - медленно проговорил мальчишка, и его зеленые глаза
стали лучистыми.
- Где ты пропадал? - спросил Серёжа. - Я думал, ты в другую школу
перешел.
- Не-е-е... У мамы с папой отпуск был два месяца. Мы в Анапе жили, я
там учился. Ух, там до сих пор лето!..
- Ты мое письмо получил тогда в лагере? - спросил Серёжа.
- Ага! А ты мое?
- Нет. Димка, а ты писал?
Он серьезно кивнул.
- Я писал. Я про все писал. Тебя там потом на линейках ругали.
Несколько раз. За то, что ушел из лагеря. А я наших ребят подговорил, и
мы как закричим на линейке: "Неправда, неправда!" - Он улыбнулся и
весело тряхнул разлохмаченной головой. - А нам за это все равно ничего
не было!
- Спасибо, Димка, - задумчиво сказал Серёжа. - Обидно, что письмо не
дошло...
- Ну ничего, - утешил Димка. - Вот... Он полез в кармашек, что-то
достал и сунул Серёже в ладонь, а ладонь закрыл. Оглядел столпившихся
одноклассников и сказал:
- Все. Последний.
Потом объяснил:
- Я их десять штук привез из Анапы. Уже все раздарил, а они за мной
гоняются и гоняются, выпрашивают... Ну, мы побежали, у нас репетиция
сейчас.
Они ускакали. Серёжа, улыбаясь, разжал пальцы. На ладони лежал
маленький синий краб из блестящей пластмассы. С красными
капельками-глазами. С булавкой на обратной стороне, чтобы прикалывать к
одежде. Славный такой крабий малыш.
Серёжа сразу понял, что с ним сделает. Он не будет его таскать на
куртке. Он приклеит краба над воротами своего пенопластового замка,
который уже почти готов. Пусть хозяин замка называется Рыцарь Синего
Краба. А что? Неплохо.
Здорово, что встретился хороший человек Димка!
Поднимаясь на третий этаж, Серёжа размышлял о Димке, о лагере.
Вспомнил костры и песню про горниста. Про всадников. И вдруг подумал:
почему ни разу не сказал про эту песню Кузнечику? Может быть, он ее
знает? А если не знает, можно его научить. Ну, петь Серёжа толком не
умеет, но слова-то он помнит и насвистеть мелодию сможет.
Генку ребята уговаривают выступить на вечере. У шестиклассников будет
первый в жизни вечер, все готовятся. Генка пока отбрыкивается, но,
наверно, согласится. Вот бы спел эту песню!
Серёжа вернулся в класс и узнал, что расписание "полетело кувырком".
Из-за разных мероприятий уроков сегодня больше не будет. Ну и прекрасно!
- А где Кузнечик?
Оказалось, что Генка ушел к "вэшникам" - ребятам из шестого "В".
Выступать на вечере он уже согласился, а теперь помогает готовить
какой-то номер соседнему классу. В порядке обмена опытом.
"Балда, нашел время влюбляться", - добродушно подумал Серёжа.
В шестом "В" училась Наташа.
То, что Наташа ему "нравится больше всех на свете", Кузнечик
признался Серёже еще неделю назад, сразу и честно. При этом он краснел,
кусал губу, но не опустил глаза.
- Ну... хорошо, - растерянно проговорил Серёжа. - Что же теперь
делать... Я-то при чем?
- А ты... не обижаешься? Серёжа великодушно улыбнулся:
- Да чего уж там...
Наташка была как сестра. А братья не обижаются на тех, кто влюбляется
в сестер.
В самом хорошем настроении Серёжа пустился отыскивать классную
комнату, где устроились "вэшники".
Но не всем было весело.
У дверей второго "А" стоял и плакал Стасик Грачёв.
Серёжка знал, что Стасик может плакать просто так, по пустякам. Или
чтобы не попало. Или чтобы пожалели. Но так он плакал в окружении людей,
громко, напоказ. А сейчас он был один в опустевшем коридоре. И Серёжу,
который свернул сюда от лестницы он не заметил. Стасик стоял, прижавшись
плечом и головой к дверному косяку, молча вздрагивал и ронял крупные
слезы. Он был совсем несчастный. И одет он был не в праздничную форму, а
в обычный серый костюм.
Серёжа подошел.
- Ну что с тобой опять? Стаська!
Тот поднял мокрое лицо. Потом, не сказав ни слова, взял Серёжу за
рукав и завел в класс. Указал на стену. Там, против окон, блестели
стеклами две витрины. Два небольших плоских шкафа, в которых выставляют
спортивные трофеи, наглядные пособия, коллекции и книжные новинки. Эти
витрины Серёжа и раньше видел в Стаськином классе. Там располагались
разные коробочки, корзинки и пластилиновые фигурки, которые ребята
мастерили на уроках труда.
Но сейчас все было убрано, а за стеклами стояли развернутые дневники.
К левой витрине сверху была приколота полоса ватманской бумаги, и на ней
красной тушью написаны слова:
МЫ ИМИ ГОРДИМСЯ
Дневники за стеклами пестрели пятерками. Но Стасик показывал на
правую витрину. На ней, на такой же бумажной ленте, были черные слова:
ОНИ НАС ТЯНУТ НАЗАД
Дневников там было всего четыре, не то что в левой.
- Ясно, - мрачно сказал Серёжа. - А который твой?
Стасик ткнул в левый верхний.
Страницы дневника были украшены тремя двойками и недельным "неудом"
за поведение. Но прежде всего бросалась в глаза размашистая красная
запись: "Из-за своей неорганизованности едва не сорвал выступление
класса перед шефами!" Восклицательный знак был высотой со спичку. Стасик
сел за парту, положил голову и заплакал уже в голос.
- Да уймись ты! - с досадой сказал Серёжа. - Ну плюнь ты на это дело.
Пускай он здесь стоит, жалко, что ли?
Как ни странно, Стасик всхлипнул и почти перестал плакать. Поднял
голову и с какой-то взрослой сумрачностью сказал:
- Хорошо говорить "пускай". Отец знаешь как налупит...
- Тебя?! - воскликнул Серёжа. И чуть не добавил: "Такого цыпленка!"
- Да. Ты не знаешь, - сказал Стасик и опять едва не разразился
слезами.
Чтобы он не ревел, надо было с ним разговаривать.
- Ну за что налупит? Он же не знает.
- Узнает. Сегодня собрание для родителей. Это для них такую выставку
сделали.
- А может, он не придет.
- Да, не придет! Он всегда ходит.
- И лупит? - с недоверием спросил Серёжа.
Стасик шумно шмыгнул носом.
- Ну, пойдем, - сказал Серёжа.
- Куда? - испугался Стасик.
- "Куда-куда"... Домой-то ты собираешься? Не ночевать же здесь.
Стасик вздохнул.
- Не пойду. Я ждать буду.
- Кого?
- Когда Неля Ивановна придет.
- А где она?
- А все уехали, и она тоже. На завод к шефам. Там наш класс на
концерте выступает.
- А почему ты не поехал?
- Я же сорвал... - Он опять подозрительно завсхлипывал. - Чуть не
сорвал. Мне стихи давали учить, а я сорвал.
- Не выучил?
- Да выучил! - с отчаянием сказал Стасик. - Только одет не
по-праздничному.
- Из-за этого тебе и запись сделали?
- Ну да! - сказал он и опять заревел. Громко, ровно и безнадежно.
- Не гуди, - попросил Серёжа. - Я же так ничего не пойму. Зачем тебе
Неля Ивановна? Попросить, чтобы дневник убрала?
- Ну-у-у...
- А ты ее раньше просил?
- Ага-а-а...
- А что она сказала?
Стасик перестал гудеть, отдышался немного и сообщил:
- Не хочет. Говорит, проси у всего класса, потому что они коллектив,
а ты коллектив тащишь назад... А как у них просить? Они все не слушают,
только орут. А Бычков говорит: "Ты, что ли, лучше других? У тех пусть
стоят дневники, а у тебя убрать? Какой хитренький!" А у других уже давно
решили поставить, а у меня только сегодня, из-за формы.
"Кому концерт, а кому слезы", - подумал Серёжа и взял Стасика за
плечо.
- Пойдем разыщем Наташку. Что-нибудь придумаем.
Наташа и Кузнечик отыскались в пионерской комнате. Они разрисовывали
гуашью объявление о вечере.
- Так я и знала. Снова несчастье? - сказала Наташа, едва увидев
Стасика. - Что опять?
Серёжа рассказал. И шепотом спросил у Наташи:
- Он правду говорит, что отец дерется?
Она незаметно кивнула. Потом сказала:
- Гена, сходи умой его как следует, пожалуйста. Он вон какой
зареванный.
Стасик уныло побрел за Кузнечиком в туалет. Наташа взяла щеки в
ладони, словно у нее зубы болели, и печально посмотрела на Серёжу.
- Ты даже не представляешь. Он его за каждый пустяк ремнем бьет. Он
такой... ну просто негодяй какой-то! Стаська домой приходить боится. И
всегда при отце тихий, как мышонок. А тот все одно только повторяет: "Я
сам как рос? С пятнадцати лет работать пошел! С пути не свихнулся,
человеком стал. И из тебя человека сделаю!"
- Он кто? Дурак или пьяница? - спросил Серёжа. От злости и отвращения
у него захолодело в груди.
- Да не пьяница он... Он ведь Стаську не сгоряча бьет, а наоборот...
Ну, как будто по плану по какому-то. - Наташа поморщилась. - Не могу я
про него говорить, у него глаза рыбьи... Ой, а Стаська всегда визжит
так: "Папочка, папочка!" Наш папа один раз не выдержал... - Наташа слабо
улыбнулась. - Не выдержал, вызвал этого Грачёва в коридор да как взял
его за рубашку! Приподнял и к стенке прижал, висячего. И говорит: "Если
еще раз ребенка тронешь..."
- Так и надо, - сказал Серёжа:
- Думаешь, очень помогло? - спросила Наташа. - Грачёв Стаське кричать
запретил. Стаська теперь только мычит да ойкает, когда его лупят. Папа у
нас по вечерам на работе, а меня и маму Грачёв не боится. Недавно опять
Стаську так изукрасил, у него все ноги и плечи в полосах.
Я видела, когда он утром умываться выбегал. Он, конечно, и парадную
