разлохмаченных у колен штанах. От него пахло теплой уличной пылью и
велосипедной смазкой.
- Ромка, ты готов?..
И все было, как в прошлый раз!
Лестница, велосипед, стадион... Самолет. Кабина... Старт!
И редкие огоньки города внизу. И желтое небо на севере, и розовая
луна - теперь уже совсем круглая.
- А спускаться будем у болота? Чуки разожгут костры?
- Да, - отозвался Сережка из динамика. - Но не сразу. Сперва
потренируйся в другом месте.
- Где?
- Вот здесь. Внизу...
К тому времени мы опять летели среди светлых облачных столбов, а
землю скрывала от нас курчавая, освещенная луной пелена. Словно усыпанное
хлопком поле.
- Вот на это поле и садись... Не бойся, там под туманом сразу твердая
поверхность.
Я послушался. Убрал газ. Полого вел самолет вниз. Клочья тумана
понеслись мимо кабины. Колеса толкнулись и побежали по чему-то гладкому.
Все тише, тише. И машина замерла.
- Выбирайся, - велел Сережка.
Я откинул дверцу. Самолетные колеса прятались в клочковатом тумане.
Спускаться в этот туман было страшновато.
- Трусишка зайка серенький... - насмешливо пропел динамик. И... я
оказался сидящим по грудь среди облачных хлопьев. На чем-то ровном и
твердом.
А Сережка - не самолет, а мальчишка - бежал ко мне, разгоняя эти
хлопья ладонями. И смеялся.
Он сгреб меня, отработанным приемом кинул себе на спину, я обхватил
его за плечи.
- Сережка, мы где?
- На седьмом небе! Или на двадцать седьмом, не знаю!.. Здесь Туманные
луга! Хочешь погулять?
- Без кресла? Тебе же тяжело!
- Нисколечко! В тебе теперь... облачная легкость! - И он заскакал со
мной, как старший брат с малышом на закорках.
А в клочьях тумана мерцали искры лунного света.
- Сережка! Значит, мы на высоте?
- Еще бы! На высотище!
- Здесь тоже Безлюдные Пространства?
- Конечно! Только другой слой!
- Четвертое измерение?
- Не знаю! Может, сороковое! - Он все скакал, вскидывая ноги - так,
что из тумана выпрыгивали его блестящие под луной коленки... И вдруг -
скользящее торможение! Словно Сережка проехался по льду.
- Ой!! - завопил я. Потому что перед нами открылся черный провал.
Бездна. Все ухнуло и задрожало во мне. А Сережка осторожно качался на краю
пропасти. Вместе со мной.
- Упадем ведь!!
- Не бойся, Ром... Смотри, чуки внизу разожгли костры!
Я боязливо глянул из-за Сережкиного плеча. Две цепочки оранжевых
огоньков мерцали далеко-далеко внизу.
- А вон и главный знак, - озабоченно сказал Сережка. В стороне от
цепочек горел составленный из костров пятиугольник.
- Почему он главный? - прошептал я, замирая. Уже не от страха, а от
предчувствия новой сказки.
- Потому что чуки починили тротуар... Скорей!
Сережка оттащил меня от провала. Довольно бесцеремонно ссадил со
спины на твердое. И... я без всяких карабканий очутился в пилотском
кресле.
- Ловко я научился? - довольно спросил Сережка из динамика.
- Ага, ловко... А что теперь?
- Запускай! Полетели...
Я вел самолет над Туманными лугами, пока Сережка не разрешил пробить
облачный слой. Я опять увидел посадочные огни.
- Садись, Ромка...
Я умело, уже без опаски, посадил машину у Мельничного болота. И сразу
оказался на прохладном песке. Темные мохнатые чуки бросились было прочь,
но один робко задержался.
- Иди сюда, мой хороший, - сказал я ему, словно знакомому коту. Он
подковылял на лапах, похожих на корни выкорчеванного пенька. Я погладил
его по косматой макушке. Чука пофыркал и заспешил прочь.
Подбежал Сережка. Встал надо мной, переступил на песке и сказал
глуховато, словно издалека:
- Ромка... Хочешь теперь в Заоблачный город?
- Конечно хочу! Летим!
- Туда нельзя лететь. Надо пешком. Вон там...
Он показывал на знакомый тротуар, тянувшийся от коллектора. Теперь
другой конец тротуара не прятался в темном саду. Светящейся ломаной лентой
доски поднимались над черной чашей и наклонно уходили в небо. Оно стало
темно-зеленым, с редкими звездами. Тротуар вдали делался тонким, как
нитка, и терялся среди звезд.
- Это же очень далеко, - прошептал я.
- Не очень... - Сережка взял меня на руки. Не посадил на спину, а
держал перед собой. Я левой рукой обнял его за шею.
Сережка ступил на упругие доски. За спиной у нас потрескивали костры.
Я чувствовал, как чуки смотрят нам вслед.
Сережка подхватил меня поудобнее и понес. Вверх, вверх...
И скоро земля осталась далеко внизу.
ЗАОБЛАЧНЫЙ ГОРОД
Теперь это был не тротуар, а повисший в пустоте дощатый мост.
Бесконечный. Узенький, шаткий, без перил. Сережка балансировал и качался
на нем. И я качался - на руках у Сережки.
Но большого страха не было. Так, некоторое замирание под сердцем.
Скоро все стало привычным. И чтобы показать, что мне вовсе не боязно, я
спросил небрежным тоном:
- Как же они тут держатся, доски-то? Совсем без подпорок...
Земля была далеко внизу, она угадывалась там сгущенной тьмой, в
которой дрожали одинокие огоньки. Внизу, вверху и со всех сторон висели
просвеченные луною кучевые облака (а самой луны я не видел, где-то
пряталась).
Сережке было тяжело, поэтому он ответил не сразу:
- Местами есть подпорки... Посмотри...
И правда, я тут же разглядел, что снизу из облаков торчат кое-где
всякие сооружения. Иногда - решетчатые стрелы кранов, иногда - кирпичные
заводские трубы или верхушки похожих на домны башен. А в двух местах я
увидел светлые (наверно, мраморные) колонны - вроде тех, какие окружают
греческий Акрополь...
Но, конечно, эти опоры были не по правде, а для видимости. Может, для
того, чтобы путь не казался очень опасным...
Сережка споткнулся, остановился на миг.
- Ты ведь уже измучился, вон сколько идем... идешь то есть. Посади
меня на доски, отдохнем.
- Нельзя здесь отдыхать, Ромка. Такое правило...
- А долго еще идти?
Я понимал, что долго. Конца у дощатого пути не было видно, он терялся
в лунном мерцании.
Но Сережка вдруг отозвался весело, будто и не уставал ни капельки:
- Не-а! Еще десять шагов. Считай! Раз!.. Два!..
Я тоже начал считать - громко, обрадовано, хотя не видел, где тут
может быть остановка.
- Десять! - сказали мы вместе, и сразу я заорал: - А-ай!!
Потому что Сережка прыгнул с доски в сторону! В пустоту! Жуть
неизбежного падения стиснула меня. Но Сережкины ноги толкнулись о твердое.
Он поудобнее перехватил меня и шагнул среди лунного тумана.
- Сережка, где мы?
- Как где? На Туманных лугах. Не узнал, что ли?
Я... да, я узнал! Сережка стоял по колено в светлом пушистом
колыхании. Вокруг поднимались облачные столбы, похожие на кудлатых белых
великанов и на мохнатые крепостные башни. Из-за одной такой башни выплыла
наконец луна. Этакий громадный пятнисто-серебряный шар.
Сережка опустил меня с рук, я опять оказался сидящим по грудь в
пересыпанном искрами тумане.
- Сережка! А почему нельзя было прилететь сюда самолетом? Как в
прошлый раз!
Сережка сделался строгим:
- Потому что этот луг - перед Заоблачным городом. К Городу можно
приходить только пешком. Такой здесь закон. Если нарушишь - дорога тебя не
пустит.
- Как между башнями? - вспомнил я.
Сережка кивнул.
Он стоял надо мной - серьезный такой, даже отчужденный. Лицо казалось
очень бледным, в глазах горели лунные точки. Но почти сразу он привычно
нагнулся ко мне:
- Ну, как ты? Отдохнул?
- Да я-то что! Это ты отдохни!
- А я - уже... Давай, теперь недалеко...
И Сережа снова понес меня по Туманным лугам. Иногда он обходил черные
провалы, в которых видны были ужасно далекие земные огоньки (и тогда у
меня холодела душа).
Прямо перед нами возникало облачное завихрение. Оно было похоже на
стометровую скособоченную шахматную фигуру. Основание фигуры медленно
клубилось и впитывало лунные лучи. Я думал, Сережка свернет, но он вошел
прямо в эти клубы.
Нас охватило рассеянное фосфорическое свечение. Туман был
волокнистым, и эти волокна защекотали мне лицо. Я засмеялся, стал отдувать
их, зажмурился. А когда открыл глаза, увидел, что мы на Бульваре.
Это был именно Бульвар - с большой буквы. Такой, о каких я читал в
книжках с описаниями старинных приморских городов. Рядами стояли
высоченные и развесистые дубы и липы, под ними - чугунные решетчатые
скамейки. Вскидывал струи фонтан, а посреди него вздыбился черно-зеленый
бронзовый конь с рыцарем на спине...
Впрочем, сначала я увидел не только Бульвар, но и весь Город - словно
несколько очень прозрачных слайдов наложились друг на друга. Разглядел
путаницу улиц с мостами и арками, башни и колокольни, музейного вида
трамваи, бодро взбегавшие на холмы; длинное здание с куполами и
колоннадами. А еще - толчею корабельных мачт и пароходных труб за
парапетом набережной. И памятники на перекрестках. И речку, каскадами
бегущую к морю...
Здесь не было ночи и луны, а был вечер - такой, когда солнце не
спряталось, но стоит совсем низко, и лучи горизонтально пробиваются сквозь
листья, зажигают в воздух золотую пыльцу.
Вот такая картина возникла перед нами сначала. Со множеством
подробностей. Сквозь деревья была видна эстрада, где музыканты в белой
форме играли неторопливый вальс. Ими дирижировал гибкий офицер в пышных
эполетах.
Потом картина Города растворилась в воздухе, зато Бульвар с его
могучими деревьями, с фонтаном, с музыкой и публикой сделался совершенно
настоящим.
Сережка усадил меня на решетчатый чугун скамейки.
- Подожди немного, я сбегаю за креслом...
- Где ты его возьмешь?
- В пункте проката! Здесь недалеко...
Я не успел ни встревожиться, ни заспорить: возьми, мол, меня с собой.
Он исчез. А вдруг - навсегда? Как я тут один-то?
Но боялся я не сильно. Во-первых, верил, что Сережка вернется.
Во-вторых... ну, проснусь в крайнем случае... Хотя все это мало походило
на сон. Очень уж подробно, по-настоящему. Вот зеленая гусеница ползет по
чугунному завитку. Вот желудь толкнул меня по макушке и скатился на песок.
(Неужели созрели желуди? Ведь еще и середины лета нет. Или здесь - иное
время?)
Полузнакомый вальс все звучал за деревьями. Такой спокойный,
ласковый. Я совсем перестал тревожиться и разглядывал горожан. Их было
много на Бульваре. Мужчины в светлых сюртуках и клетчатых брюках, женщины
в длинных платьях и шляпках с букетиками. И ребят здесь было не меньше,
чем взрослых. Тоже все одетые как сто лет назад. Мальчики в костюмах с
матросскими воротниками, в длинных чулках и в широких соломенных шляпах с
летами; девочки в платьях с оборками и в чепчиках из кружева. Одни чинно
гуляли с мамами-папами, другие резво носились с обручами и пестрыми
вертушками среди публики.
Неподалеку была площадка с белой балюстрадой и скульптурой старинного
трубача. С десяток мальчишек и девчонок перебрасывали там разноцветный
большущий мяч. По-моему, это была всем известная игра "Вышибала". Несмотря
на свой нарядный вид, играли ребята азартно, с криками, смехом и даже с
переругиваниями. Вполне по-нынешнему. У мальчишек съехали чулки и сбились
воротники, у девчонок развязались ленты и растрепались волосы.
Я загляделся - так же, как со своего балкона, когда на дворе играют
наши ребята. Даже про Сережку почти забыл. И вдруг заметил, что девчонки и
мальчишки то и дело поглядывают на меня. С чего бы это?.. Одна девочка
