Я выпустил увесистый шарик. Он умчался в дальнюю даль и превратился в
обычную луну. А мне показалось, что ладонь у меня светится, словно я стер
с шарика фосфорическую краску.
Я пригляделся. Нет, краски не было. Но при свете приборных лампочек я
увидел на ладони розовые колечки - отпечатки лунных кратеров.
А в воздухе в это время выросли облачные столбы. Этакие гигантские
застывшие смерчи из просвеченного луною пара. Я лавировал между ними, а
Сережка в динамике легкомысленно мурлыкал старую, слегка переделанную
песенку:
Потому, да потому что мы пилоты, Небо наш, эх небо наш родимый дом.
Мы с тобою превратимся в самолеты, Чтоб на землю не свалиться кувырком...
Превратился-то он один, но я не стал спорить. Мне было хорошо. Так
же, как днем, когда гуляли по окраинам. Даже еще лучше, просторнее. Это
было продолжение дневного счастья...
Светлые обычные колонны стали раздвигаться, отходить назад, а впереди
открылось черное пространство, и в нем горели редкие звезды - такие
далекие, что я не смог бы придвинуть их никаким усилием. Пространство это
мягко вздрогнуло, отозвалось во мне толчком. Раз, другой, третий...
- Гулкие барабаны Космоса, - сказал я. Шепотом сказал. Но Сережка
услышал.
- Ромка, туда не надо... пока. Это уже... другие миры.
- Безлюдные Пространства? - вспомнил я. И стало тревожно.
- Ну... всякие там пространства.
- Туда нельзя?
- Можно, только но сейчас...
- Ты, наверно, устал! - спохватился я.
- Не в этом дело. Просто пора. Поворачивай.
Тут я растерялся:
- А куда поворачивать?
В самом деле: где наш город, где стадион?
- На сто восемьдесят градусов! По компасу.
Я положил Сережку на правое крыло. Деления на шарике-компасе побежали
за курсовой чертой, и я выровнял полет, когда вместо 150 появилось 330.
- Вот так и держи. Только давай ближе к земле...
Я послушно снизился. Теперь надо мной снова было обычное небо
июньской ночи, впереди тлела заря, а внизу мерцали редкие огоньки. С
десяток огоньков - красных, дрожащих - вытянулись в две параллельные
цепочки.
- Ромка, смотри! Это чуки зажгли для нас посадочные костры!
Я ничуть не удивился, порадовался только, что садиться буду не в
темноте. Сделал круг над огнями и стал снижаться, чтобы попасть между
линиями костров.
- Смелей, смелей... Убери газ! - командовал Сережка. - Выпусти
закрылки! Выключай... На себя чуть-чуть... Хорошо...
Колеса толкнулись в землю, нас мелко затрясло, пропеллер замелькал,
замер. Замер и самолет. С двух сторон от него металось костровое пламя. Я
разглядел, как от огня заспешили в темноту маленькие косматые существа.
- Ну вот, удрали, - с досадой сказал Сережка. - Я думал, они помогут
тебе вылезти.
- Это чуки?
- Ну да! До того боязливые, даже тошно...
- Ничего, сам вылезу... - И я скатился по трапу.
Думал - попаду на каменную крошку стадиона. А оказалось - ласковый
прохладный песок. Ой, да мы сели не у школы! Я узнал это место - мы были
на краю Мельничного болота!
- Ромка, отползи подальше, - попросил самолет.
Я отполз к ближнему костру. В зябкости болотистого воздуха тепло от
огня было таким приятным (даже ноги его почувствовали). Я с полминуты
заворожено смотрел в пламя, потом оглянулся на самолет. Но самолета не
было. Сквозь отпечатки огня я увидел, как бежит ко мне освещенный костром
Сережка.
Подбежал, сел на корточки, засмеялся.
- Вот и приземлились! Хорошо, да?
- Да! - Я хотел, чтобы этот сон никогда не кончался.
Сережка обнял меня за плечи.
- Ты молодец. Ас...
- Ну уж ас!.. Ты же помогал мне! И не только советами!
- Самую чуточку...
- А почему мы сели здесь, а не на стадионе?
- Там же нельзя разводить костры! А здесь безлюдное пространство...
- Да, верно... Но смотри, впереди деревянный тротуар. Тот, что идет
от коллектора. Еще бы немного и мы в него - колесами.
- Не-а, - беспечно отозвался Сережка. - Он еще далеко...
- А я недавно грохнулся об него в полете! - И рассказал я Сережке про
свой сон с аварией.
- Ромка, значит, этот тротуар шел вверх среди облаков?
- Ну да! Я же говорю!..
- Так вот где начинается другая дорога, - шепотом сказал Сережка. -
Как я раньше-то не догадался...
- Какая дорога?
- Я потом объясню, ладно?
- Ладно... - Я не обиделся. Мне так хорошо было с Сережкой у огня,
среди этой ночи, где никого, кроме нас. Да кроме спрятавшихся чук и ночной
птицы, которая вскрикнула в камышах.
Луна выглянула из-за развалин мельницы. С надутой щекой, важная,
недоступная, словно я не держал ее недавно в ладони.
- Пора нам... - Сережка поднялся.
- Ой, а как ты потащишь меня отсюда? Велосипеда-то нет!
- А тут недалеко! Ну-ка... - Сережка подхватил меня на руки. Как
младенца.
Неподалеку лежал полузарытый в песок барабан от кабеля. Этакая
громадная, сколоченная из досок катушка. Сережка легко вспрыгнул со мной
на круглую наклонную площадку.
- Зажмурься, Ромка.
Я доверчиво зажмурился.
- Раз, два, три! - И он прыгнул.
До земли было всего полметра, но я ощутил, что лечу. Вниз, вниз!
Однако испугаться по-настоящему я не успел. Очнулся под своим одеялом...
О ДАЛЬНИХ КРАЯХ
В то утро мама еле добудилась меня.
- Что с тобой? Спишь, словно гулял где-то всю ночь!
А может, я и правду гулял? Потому и уснул как убитый, когда оказался
дома после прыжка с Сережкой?
Я сел, откинул одеяло. Если все случилось на самом деле, ноги должны
оказаться в царапинах...
Царапины были, но, скорее всего, от вчерашних колючек на пустырях. Я
вздохнул, но тут же опять обрадовался жизни. Тому, что есть на свете
Сережка! Тому, что он скоро опять придет!
Мама ушла в институт, оставив мне кучу привычных наставлений. Я в
ответ кивал: "Да-да, конечно, мамочка, не волнуйся..." А сам готовился
ждать и волноваться: когда же он придет. В самой этой тревоге была
радость.
Но тревожиться почти не пришлось. Сережка появился через пять минут
после ухода мамы. С большущей хозяйственной сумкой. С нетерпеливым
весельем в глазах.
- Ромка, привет! Ну что, будем сегодня путешествовать?
- Конечно! Давай только перекусим на дорогу!
- Перекусывай. Я уже...
Почти не жуя, сглотал я половину батона, запил молоком из пакета.
Какое уж там "разогрей картошку и свари кофе".
- Я готов!
- Книжку не забудь...
- Какую книжку?.. Ох... - я ведь опять забыл про девочку Сойку,
которая будет ждать нас у рынка. И стыдно стало - перед собой, перед этой
Сойкой и, главное, перед Сережкой, который обо всем догадался. Суетясь, я
отыскал на стеллаже растрепанный томик - "Новые приключения великолепной
пятерки".
- Положи сюда, - Сережка раздвинул пасть сумки.
- Ага... Зачем у тебя этот саквояжище? На рынок пойдем?
- Нет, просто так. На всякий случай...
...И вот мы опять на улице. И утро такое... одним словом, настоящее
летнее утро. Жары еще нет, пахнет влажной травой и мокрым асфальтом
(проехала поливалка). Где-то по-деревенски горланит довольный петух. И
даже прохожие кажутся не скучными, не озабоченными, как обычно, а такими,
словно все собрались в долгожданный отпуск.
Я бодро вертел колеса, а Сережка шагал рядом и рассказывал, что к
нашему дому пришел еще в восемь часов, но ждал, когда моя мама уйдет на
работу.
- Вот чудак! Мама тебе обрадовалась бы!
- Да ну, неловко как-то... А когда она вышла из подъезда, я сразу
ж-жик к тебе!..
- А как ты узнал, что это именно она?
- Сразу видно. Вы похожи...
Знакомыми переулками, без задержек, мы добрались до угла Кровельщиков
и Кутузовской, к ограде рынка.
Белоголовая Сойка сидела на прежнем месте, мы увидели ее издалека. И
она нас - тоже. Я заметил, как она вся напряглась и спрятала за спину
картонную коробку.
- Сойка, привет! - небрежно сказал Сережка. Будто однокласснице. Я
что-то неловко бормотнул. Она ответила шевелением губ. И глаза - сначала в
землю, потом на нас. Несмелые, вопросительные... "Ох и ресницы", - вновь
подумал я. Протянул книжку.
Она снова шевельнула губами.
- Спасибо... Я быстро прочитаю, - удалось расслышать мне.
- Да читай сколько хочешь! А потом я тебе еще одну принесу! Про этих
же ребят! - Я это выпалил с энтузиазмом, а потом опять неловко замолчал.
Про что еще говорить? Сойка кивнула и молчаливо съежилась.
Выручил Сережка. Запросто сел рядом с ней на корточки.
- Ты вдвоем с бабушкой живешь, да?
Она качнула ресницами.
- Да...
- А родители... их нету, что ли?
- Есть! - Сойка испуганно, суеверно как-то дернулась. - Есть,
конечно!.. Только они не тут, а в Дорожкине. Деревня такая у города
Самойловска.
- А чего же они... Ты здесь, а они там?
- Так получилось... - Сойка отвечала тихо, но без неохоты. - Папина
фабрика закрылась, он тогда поехал в Дорожкино, купил там у знакомых
домик. Говорит: "Будем ферму устраивать". Сперва все хорошо было, а потом
нас подпалили, дом сгорел...
- Кто подпалил? - ахнул я.
- Местные. Они фермеров не любят, говорят: приехали тут, нашу землю
порасхватали... А земля-то все равно бросовая была, пустошь одна...
Сойка излагала грустную историю по-взрослому, устало, но доверчиво.
- А теперь что? Все заново? - понимающе спросил Сережка.
- Ну да... Папа с мамой теперь там в сараюшке живут, пытаются дом
починить. А меня сюда привезли. "Зачем тебе, - говорят, - с нами
маяться..."
- Разве здесь тебе лучше?
- Они думают, что лучше... А там даже школы нет. Самая ближняя за
двенадцать километров...
"Подумаешь, школа, - хотел сказать я. - Можно и дома учиться. Я вот
учусь, и все нормально..." Однако не решился. Сойка рассказывала про
другую, про суровую жизнь, о которой я, балконный житель, знал только из
газет да из телевизора...
И все же я спросил:
- А мама с папой знают, что бабушка тебя... заставляет вот так?
Ее ресницы-гусеницы словно щекотнули меня.
- Конечно, нет! Она же... Вы не думайте, что она какая-то...
неграмотная пьяница! Она всю жизнь в театре работала, контролером, с
артистами знакома... и теперь у нее фантазии.
- Какие фантазии? - неласково сказал Сережка. Мол, фантазии
фантазиями, а кто дал право этой контролерше издеваться над человеком!
Сойка мотнула тощими косицами.
- Ну... такие. Говорит: "Я все силы отдала этому... обществу. А
общество меня сделало нищей. И сын о родной матери не заботится, занялся
какой-то деревенской дурью. Да еще дочь свою мне подбросил... Это меня...
Иди, говорит, и принимай участие в добывании пропитания...
Тут я не выдержал, спросил через силу:
- Она тебя бьет?
- Еще чего! - Сойкины глаза на миг вспыхнули под ресницами. - Я бы
тогда... пешком бы ушла в Дорожкино, за тыщу километров!
И здесь я понял, что эта маленькая тихая Сойка - гордая. И что в
нищенки она пошла как бы в отместку бабке. Чтобы не есть даром ее хлеб.
Пойти-то пошла, но попрошайничать не умеет и стыдится. А отступать тоже не
хочет...
И Сережка это понял. Но не стал утешать Сойку. Поднялся.
- Ладно, Сойка... Мы скоро еще придем.
- Когда? - Она опять вскинула глаза.
- Сегодня. Ты будешь здесь?
- Буду. Мне все равно где... особенно когда книжка...
- Ты что-то придумал? - спросил я, когда мы были уже в полквартале от
Сойки.
- Ничего такого... Мы ведь шастаем по всяким пустырям, а там
попадаются брошенные бутылки. За день можно столько заработать, сколько ей
