и за месяц не подадут...
- Правильно, Сережка! А ты ведь это еще давно запланировал! Да?
Потому и сумку захватил!
Он не стал отпираться.
- Ага... Но мы не будем специально за бутылками охотиться, не бойся!
Это так, попутная добыча.
- Да разве я боюсь!
- Смотри, какой переулок! Почему-то называется Трамвайный.
Никаких трамваев в переулке - кривом, заросшем, с домишками и
палисадниками - не было. Но он вывел нас на пригорок, где стоял
заброшенный дом, похожий на маленький замок. В одном месте пригорок
обрывался вниз, там среди заборов и репейников лежали рельсы и шпалы, по
ним в самом деле проехал красный трамвайчик старинного вида. Сережка
сказал, что это, видимо, пригородная линия, которая ведет к садам и дачам.
Он втащил меня и кресло в развалины дома, где сквозь пол рос иван-чай
и темнела по углам крапива. Здесь мы нашли первую добычу - пять бутылок
из-под "Столичной" и пива. Видать, местным пьяницам это место было
известно. Пока Сережка обследовал закутки, шипел и шепотом ругался в
крапиве, я оглядывался.
Стены были исписаны всякой гадостью, кругом полусгнившие клочья газет
и мусор. Но все равно чудилась в развалинах загадочность. Солнце сквозь
оконные проемы пробивалось в нежилой сумрак. Розовые цветы иван-чая
светились в лучах, словно внутри их горели лампочки. Здесь был намек,
ожидание чего-то необычного...
Мы выбрались наружу, пристроили сумку с бутылками на подножке кресла,
у меня под ногами.
- Теперь - туда, - решительно сказал Сережка.
С пригорка видна была территория... ну, не знаю даже чего. То ли
заброшенного завода, то ли каких-то баз и складов - с грузовыми
эстакадами, ангарами и вышками...
- Туда, наверно, нельзя, - засомневался я.
- Почему же? Там никого нет.
- Ты думаешь, там много бутылок?
- Там много всего, - значительно сказал Сережка.
Извилистыми тротуарами Сережка скатил меня к трамвайному пути. Мы
двигались сначала по траве вдоль полотна. Затем рельсовый путь раздвоился,
и одна колея повела прямо к опустелым цехам и поваленным кранам.
- Разве туда тоже ходит трамвай?
- Что ты, Ромка! Смотри, рельсы совсем ржавые!
Сережка выкатил кресло на полотно этой заброшенной дороги. Меня стало
потряхивать на шпалах, но не сильно - шпалы были вровень с землей. Между
ними росла белая кашка и одуванчики. И вездесущие подорожники. А по краям
стояли полынь и дикий укроп.
Прыгали перед нами воробьи, вскрикивали о чем-то. Мне вдруг
показалось: не просто чирикают, а стараются предупредить. Может быть: "Не
ходите туда, там заколдованные места"?
Два длинных бетонных цеха с пустыми окнами, с решетчатыми
сооружениями на крышах двигались навстречу, наплывали, как два океанских
парохода, покинутых людьми.
А Сережка молчаливо шел сзади, толкая кресло. Мне вдруг подумалось,
что он не просто Сережка. Может, он - волшебник или пришелец из какого-то
зазеркалья и хочет забрать меня с собой в другой мир?.. Ну и пусть
заберет, если хочет! Значит, такая судьба! Лишь бы он, мой друг Сережка,
всегда был рядом...
Я спросил шепотом, не оглянувшись.
- Сережка, может, это и есть Безлюдные Пространства? - Впервые я
назвал их вот так, со значением. С большой буквы.
- Конечно... - Сережка сказал это беспечно, однако среди бетонных
громад отозвалось необычное шелестящее эхо.
Потом цеха кончились и перед нами открылась громадная заброшенная
территория. На ней там и тут виднелись причудливые технические постройки и
великанские механизмы. Стояли кирпичные башни, оплетенные трубопроводами и
лесенками. Темнели похожие на уснувших китов полукруглые ангары. Словно
прилетевшие в давние времена и застрявшие здесь инопланетные корабли,
вздымались над кустами ржавые шары с окнами, площадками и трапами. Над
рельсами - кружево мостовых кранов и арок. А на рельсах - цистерны,
вагонетки, товарные платформы. А еще всюду - какие-то будки, мачты,
штабеля балок и ящиков, фундаменты недостроенных зданий, транспортеры,
сооружения из рычагов и зубчатых колес... И все это - обвалившееся,
поросшее сорняками. Не нужное никому...
Никому? Нет, оказалось, что это нужно нам с Сережкой. Мы окунулись в
забытую людьми страну, словно в джунгли и скалы необитаемого острова.
"Остров" окутывала солнечная тишина. Из живых существ здесь водились
только воробьи да бабочки. Травы тут вымахали выше головы. Было очень
много мелких желтых цветов и розового иван-чая. Пахло теплым ржавым
железом, но этот запах вовсе не казался противным. Наверное, потому, что
смешивался с запахом чертополоховых джунглей...
Да, безлюдно было. И все же порой казалось, что есть тут кто-то,
кроме нас. Этот "кто-то" был большой и невидимый. Он снисходительно следил
за двумя мальчишками, которые без спросу забрались в его владения. "Ладно
уж, не жалко..." Мы ощущали присутствие хозяина и говорили полушепотом.
- Сережка, что здесь было раньше, а?
- Говорят, военные заводы. Потом они сделались не нужны, а на мирные
переделать их не смогли. Вот и забросили...
- Ты же говорил, что люди уходят, а душа на Безлюдных Пространствах
остается...
- Ну да.
- Но на военных заводах душа не может быть добрая. Оружие - оно же
для смерти... А почему тогда здесь так хорошо?
Сережка подумал.
- Наверно, потому, что душа Пространства теперь отдыхает. Может быть,
она измучилась от того, что столько здесь было всего... убийственного, и
нынче довольна, что все это позади... Знаешь, Ромка, я в какой-то книжке
читал: "Нет более мирных мест, чем заброшенные крепости и форты, где на
солнце спят старые, никому не нужные пушки..." Вот и здесь так же...
Мне такое объяснение показалось очень-очень правильным. И захотелось
еще дальше в глубь пустынной страны...
Ох, сколько мы тут лазили, бродили, пробирались! Сережка даже затащил
меня на решетчатую эстакаду, протянувшуюся от похожей на домну башни к
полуразваленному цеху. Мы заглядывали в люки подземелий, качали скрипучие
рычаги громадных насосов, старались повернуть ржавые шестерни непонятных
машин...
Из бетонной будки высовывалась и уходила в землю широченная, с меня
толщиной, труба. У ее изгиба, в метре от земли, приделано было колесо с
ручками. Как штурвал. Я взялся за рукоятку, Сережка за другую. В трубе
что-то ожило, словно хрипло вздохнул мамонт. И вздох этот отозвался под
землей и, кажется, прошел по всему Пространству. Мы отдернули руки.
Глянули друг на друга - перепугано. Сережка мигнул и засмеялся:
- Наверно, какой-то старый гидронасос...
- Конечно, - торопливо сказал я. А сам подумал: "Уж не рассердили ли
мы задремавшего "Кого-то"?.. Ой..."
Но солнечная тишина быстро успокоила нас. И мы двинулись дальше -
наугад среди зарослей, буераков и штабелей полусгнивших шпал. Кресло
буксовало, Сережка усердно толкал его, я вертел колеса из всех сил, и руки
у меня уже гудели от усталости.
- Сережка, ты же замаялся со мной...
- Ни чуточки... - Но дышал он часто.
- Давай отдохнем.
- Ладно... Эй, смотри, вон еще бутылка! - И он выудил из лопухов
новую добычу.
Надо сказать, что здесь, в этом безлюдье, мы набрали около десятка
бутылок. Сумка у меня под ногами отяжелела и брякала.
Мы устроились на бетонном блоке в тени съехавшего с рельсов товарного
вагона. Неподалеку торчала из земли изогнутая железная трубка с медным
колесиком крана. Из трубки капало. Сережка покрутил колесико, и ударила
тугая струя. Сережка брызнул в меня, я обрадовано захохотал. Он тоже
засмеялся и стал смывать с колен пятна ржавчины.
Меня-то Сережка во время путешествия всячески оберегал, а сам
порядком извозился. Особенно, когда лезли через широченную, метрового
диаметра трубу, в которой жило гулкое эхо. Сережка тащил меня на спине, а
сам полз на четвереньках.
Теперь, глядя на него, я понял, что никогда уже не смогу жить без
этой дружбы.
Сережка словно услыхал меня, взглянул мне в лицо. На его ресницах
дрожали брызги, и в брызгах горели искры. Я заморгал, закашлялся и
ворчливо сказал, что самое время вымыть бутылки.
- Правильно, Ромка! А то кто же их примет, такие грязные!
Я подавал Сережке бутылку за бутылкой, а он мыл их под упругой
струей, бултыхая внутри травяной жгут.
- Ой, Сережка! - запоздало удивился я. - Ты же говорил, что здесь
никого никогда не бывает! Откуда же бутылки-то?
- Ну... может, с прежних времен...
- Ага, "с прежних"! Смотри, наклейка совсем новая.
- Правда... Знаешь, Ромка, пьяницы - они везде пролезут. Даже анекдот
такой есть. Прилетают американцы на Луну, вылазят из своего "Аполлона", а
на камне стоит четвертинка из-под "Московской" и рядом надпись: "Джон, ты
меня уважаешь?"
Я вспомнил, что недавно держал в руках теплое яблоко Луны.
- Сережка! Я тебя сегодня видел во сне! Почти целую ночь!
- Правда?! - Он быстро сел рядом.
Я рассказал ему про все: и про свои прежние сны, и про вчерашний, где
он, Сережка, превратился в самолет и мы летали среди облаков и сели у
костров, которые развели чуки...
И вдруг показалось, что вся эта безлюдная территория и солнечная
тишина - продолжение того сна.
Сережка слушал, не отводя взгляда. А когда я замолчал, он вдруг
заулыбался так, словно что-то знал больше меня. Опустил голову, оттер с
колена остатки ржавчины.
- А сон... это ведь не всегда просто сон. Это...
- Что? - спросил я с нарастающим замиранием.
- Бывает, что это... ну, вполне настоящий мир. Только он за пределами
трех измерений...
Я догадался, о чем Сережка говорит. Я и сам не раз думал о таком. Про
всякое думается зимними ночами, особенно в больнице, когда никак не можешь
уснуть и гложет тоска по дому...
- Измерений ведь гораздо больше трех, верно, Сережка? Мы знаем только
длину, ширину и высоту. А что дальше, пока никому не известно...
Сережка кивнул:
- У меня это знаешь как сложилось в голове? Ну, такое понятие...
Одномерное пространство - это точка, это как бы человек внутри себя, и вот
он бросает взгляд на другую точку. Получается линия... А потом человек
оглядывается - и возникает ширина плоскости, двухмерность. А трехмерное
пространство - это как взмах во все стороны! Когда открывается простор: и
вокруг, и в небе, везде! - Сережка широко раскинул руки. И я сразу
вспомнил, как он превращался в самолет.
- А четвертое?.. Четырехмерное? - спросил я шепотом.
- Это... будто вздох... - Сережка и правда глубоко вздохнул, медленно
опуская руки. - Когда вбираешь в себя все... все, что близко и далеко, и
вообще... все, что можешь представить... Ну, даже не знаю, как сказать...
- Он сделался виноватым.
Я тоже не знал, как про это сказать. Но я понимал. И вздохнул, как
Сережка, словно вбирал в себя и сон про полеты, и радость, что мой друг -
вот он, рядом, и память о Гулких барабанах Космоса, и эти солнечные
загадочные пустоши...
- Сережка! А Безлюдные Пространства... они, может быть, тоже в
четвертом измерении? Когда вот этот... вздох...
- Наверно, - тихо сказал Сережка, не поворачивая головы. - Иначе
трудно объяснить...
- Что объяснить? - Я опять ощутил замирание в душе.
- Всякие загадки... Например, про Заоблачный город. Вроде бы его не
может быть, а он есть...
Мое замирание усилилось. Не потому, что опасность какая-то, а словно
опять приблизилась необъятность Космоса. Где гудели Гулкие барабаны...
Сережка говорил очень серьезно.
Ноя встряхнулся! Конечно, он просто придумывал новую сказку. Вроде
