как тогда, у Мельничного болота, про шкыдл и чук. Дал волю фантазии и
расширяет здешнее Безлюдное Пространство до бесконечности!
И я спрятал тревогу за дурашливым вопросом:
- А долго добираться до того Заоблачного города?
- Не очень долго. Но надо ждать ночи...
- Нам нельзя до ночи... Сережка! А сейчас сколько времени? Мама,
наверно, в панике!
Только теперь я сообразил, что уже середина дня! Безлюдное
Пространство до этой минуты завораживало меня, а сейчас я наконец очнулся.
И Сережка спохватился:
- Ох я дурак! Заболтал тебя!.. Подожди. Узнаем время...
Он поднял с земли ржавую гайку. Из разлохмаченной кромки на штанине
выдернул нитку, привязал к гайке, поднял грузик над бетонным блоком. Тень
от нитки упала на серую поверхность.
- Почти два часа, - сокрушенно сообщил Сережка. - Вон на сколько
черта отошла от севера.
Я сказал, не скрывая досады:
- Откуда ты точно знаешь, где север?
- Чую. У меня внутри, как у птицы, что-то ощущает магнитные линии...
Не веришь?
Опять он сказку сочинял?
Но я уже не злился. Мне стало неловко за свою раздражительность. И
боязно: вдруг Сережка обиделся? Я пошутил торопливо:
- А у тебя нет чутья, где самый близкий телефон-автомат?
- Телефон? Поехали!
Раз - и я в кресле. Трюх-трюх-трюх (а бутылки: бряк, бряк) - и мы у
кирпичного домика, вроде проходной будки, только без забора. Сережка
подхватил меня на закорки - и в дом.
- Смотри!
На стене висел телефонный аппарат. С трубкой на крюке.
- Думаешь, он работает?
- Попробуй, - сказал Сережка. Я, сидя у него на спине, снял трубку. В
ней - гудок. Я завертел скрипучий диск.
- Мама! Это я! Ты только не волнуйся!..
"Кто-то бьется в дверь заколоченную..."
Мама, конечно, волновалась, но не так отчаянно, как я думал. Потом я
узнал, что она пришла домой лишь за минуту до моего звонка и не успела
перепугаться как следует.
Конечно, все равно я услышал по телефону много разного: и "я чуть с
ума не сошла", и "я взгрею как следует и тебя, и твоего Сережку", и
"больше носу на улицу без меня не высунешь", и "мы еще вернемся к вопросу
о даче!" Но я чувствовал: сердитость у мамы не настоящая. А потом я
услышал в трубке другой голос, мужской. Он долетал издалека, слов не
разобрать.
- Ну, конечно, конечно! - громко отозвалась на него мама. - Так
всегда! Мужская солидарность, друг за друга вы горой... - И потом уже мне:
- Скажи спасибо, что со мной пришел Евгений Львович. Он за тебя всегда
заступается...
- Мама, передай ему привет! - возликовал я.
- Поприветствуешь сам. Чтобы через пять минут был дома!
- Ну, мама! Нам не успеть за пять минут! Мы... не очень! И колесо к
тому же спущено, надо подкачать!.. Вы там обедайте и спокойно идите на
работе, а я приеду позже!.. Ну, причем тут режим! Могу я раз в жизни
погулять от души?
- Вечером тебе будет "от души"!
Тут опять прорезался голос Евгения Львовича. Неразборчиво, но бодро.
И мама сказала скрепя сердце:
- Хорошо. Но к Четырем обязательно быть дома! В шестнадцать ноль-ноль
я позвоню.
- Ура! - Я чуть не упал с Сережки и удержался лишь потому, что
нацепил трубку на крюк.
До шестнадцати ноль-ноль мы успели столько всего!
Пересекли всю пустынную территорию и выбрались на улицу между двух
водонапорных башен. Они были тоже заброшенные. Старинные, похожие на
крепостные. Сережка сказал, что это главный вход на здешний участок
Безлюдных Пространств.
- Значит, ты бывал здесь раньше?.. Ну, конечно! И телефон сразу
отыскал, и все проходы знаешь!
- Не все, - вздохнул Сережка. - Эти Пространства - они ведь
бесконечные. И к тому же они меняются: сегодня так, а завтра иначе...
И опять непонятно было: то ли правду он говорит, то ли продолжает
сочинять свою сказку... А может, эта сказка и есть правда?
Извилистой улицей Авторемонтников мы выбрались к Потаповскому рынку и
увидели Сойку. Она тихонько обрадовалась нам:
- Я уже почти всю книжку прочитала...
- А ты ела что-нибудь? - строго спросил Сережка.
- Ела... На рынке пирожок купила. Мне какой-то дяденька целых сто
рублей дал, новую бумажку...
- А у нас для тебя добыча, похвастался я. - Смотри сколько
стеклотары!
- Ой... ну, зачем вы... не надо...
- Здрасьте, пожалуйста, - ворчливо сказал Сережка. - Люди старались,
а она "не надо". Пошли, тут приемный пункт недалеко...
У киоска, где сдают стеклянную посуду, они откатили меня в сторону, а
сами встали в очередь. И минут через двадцать вернулись с пачкой
замусоленных бумажек.
- Больше тыщи! - весело сообщил Сережка.
И Сойка уже не стеснялась. Почти...
- Я эти деньги спрячу, а бабушке буду давать помаленьку. Можно теперь
целую неделю не просить...
- Мы тебе еще насобираем, - храбро пообещал я. - Мы знаем места.
Верно, Сережка? - И осекся. Может, не стоит болтать про Безлюдные
Пространства? Но Сережка отозвался беспечно:
- Само собой! А ты завтра принеси Сойке еще одну книжку.
Сойка проводила нас до угла Кровельщиков и Водопроводной. А там,
когда прощались, вдруг засмущалась снова:
- Можно, я спрошу?.. Вы не знаете, что такое брашпиль?
Ну и вопросик!
- Это на корабле... - начал Сережка.
- Такая машина, чтобы якорь поднимать! - заторопился я. - А ты где
про него вычитала? В этой книжке ничего морского нет, по-моему.
- Это не из книжки. Из песни... Там такие слова: "Где-то грохнула
цепь на брашпиле..." Теперь я понимаю...
- А что за песня? - осторожно спросил Сережка.
- Брат сочинил. Давно еще.
- Значит, у тебя есть брат? - глупо спросил я.
- Двоюродный. Он далеко, на Сахалине. Два года назад приезжал и пел
мне. Я запомнила...
Мне вдруг до рези в глазах стало жаль эту белоголовую Сойку. Я даже
закашлялся. А когда мы остались вдвоем с Сережкой, насуплено сказал:
- Раньше я думал, что Золушки бывают только в сказках...
- Бывают и по правде... Только мы в принцы не очень-то годимся.
- Я-то уж точно. Про инвалидных принцев сказок нет.
Сережка сделал вид, что разозлился:
- Вот как тресну по шее! Несмотря на инвалидность!
И я почему-то обрадовался.
- Ладно, трескай! Только завтра приходи обязательно...
- Ох... завтра же суббота.
- Не можешь? - сразу затосковал я.
- Могу, только...
- Что?
- Завтра, наверно, твоя мама дома будет...
- Ну и что?!
- Наверно, она сердится на меня: "Привязался к Роме какой-то
подозрительный тип, увозит куда-то..."
- А вот сейчас я тебя тресну по шее!
...Мы успели домой за три минуты до маминого звонка. И я бессовестно
сообщил маме, что сижу дома уже давным-давно.
- Как тебе не стыдно сочинять! Я звонила пятнадцать минут назад!
- Ну и что?! Я в туалете был! Не срываться же!
- Вот подожди, будет тебе "туалет"...
Сережка убежал домой ("надо еще тете Насте с хозяйством помочь"), и я
помахал ему с балкона. А он мне.
А когда Сережка скрылся, вдруг сразу, как ледяная сосулька, проколол
меня страх: "А что, если завтра он не придет?"
Ну, завтра, может быть, и придет, а через несколько дней я ему
надоем. С какой стати он должен возиться с инвалидом? Вокруг столько
здоровых мальчишек! С ними можно без забот гонять мяч, носиться на
велосипедах. Гулять, где душа пожелает, не таская тяжелое кресло. В том
числе и по Безлюдным Пространствам...
Почему я за эти два дня привык, что он нянчится со мной? Привык,
словно к себе самому, к своему второму я! Будто он для того и родился,
чтобы всю жизнь быть со мной рядом!
Он и во сне приходит, не забывает меня. А я что? Чем хорошим я могу
ответить Сережке? Я же... свинский эгоист! Сегодня даже прикрикнул, когда
он вез меня по шпалам: "Не тряси так!"
Нет, он не бросит меня сразу, но где-нибудь через неделю скажет,
глядя в сторону: "Понимаешь, я завтра не смогу прийти. И послезавтра. Дома
куча дел..."
Я чуть не заревел. Головой лег на перила балкона. И сидел так, пока
не пришла мама.
Она не стала сильно ворчать на меня за дневные приключения. Была
рассеяна - видимо, из-за своих каких-то забот. Мне стало поспокойнее, но
все же я улегся опять совсем рано: чтобы поскорее дождаться утра и
Сережки. Увижу его и спрошу прямо: "Ты со мной подружился накрепко или это
так, случайность?"
Но разве про такое говорят?
А может, он опять приснится? Тогда уж точно спрошу.
Однако Сережка в эту ночь не приснился. Видел я громадные ржавые
механизмы, которые лязгали шестернями, телефон, по которому никак не могу
дозвониться домой; соседского кота, который хитрым голосом доказывал, что
он не Пушок, а Лопушок. Враль несчастный!
Потом приснилась Сойка. Мы с ней гуляли по заросшим одуванчиками
пустырям, по лопухам и кочкам, среди которых прятались мохнатые чуки. Мы
собирали бутылки. Сойка была в коротком новом платьице - очень красном, с
белыми бабочками. Но к платью была пришита заплата из серой холстины.
Потому что Золушка. Сойка все время отворачивалась и тонким голосом пела
одну и ту же фразу: "Где-то грохнула цепь на брашпиле..."
Хорошо в этом сне было то, что кресло мое ездило само собой.
Подчинялось мысленным приказам. Ловко пробиралось через заросли. А потом у
нас разбилась бутылка и осколок рассек мне ступню, и было совсем по правде
больно. Сойка теплыми пальцами прижимала к порезу подорожник, и алые капли
падали ей на белые сандалетки. И она чуть не плакала, а я смеялся несмотря
на боль...
Так и со смехом и проснулся. А нога радостно болела еще несколько
секунд.
Сережка пришел ровно в десять, как договорились.
Он был неузнаваемый. В белой рубашке, в синих брюках с наглаженными
стрелками. Кепку-бейсболку он оставил дома, а волосы были расчесаны на
косой пробор - очень старательно.
Совсем другой Сережка. Я, конечно, обрадовался, но...
Зато маме он понравился. Тем более, что сразу же заявил:
- Ирина Григорьевна, вы меня извините, пожалуйста. Это я виноват, что
вчера задержались.
Мама сказала, что это пустяки и что она очень довольна, что у Ромы
появился такой замечательный товарищ, и так далее... Напоила нас чаем и
отпустила гулять до обеда.
- Мама, до трех часов! Мы ведь поздно позавтракали!
- Ну, хорошо, хорошо... - Ее по-прежнему занимали какие-то свои
заботы. Уж не сделал ли Евгений Львович ей очередное решительное
предложение?
Мама помогла нам спуститься, хотя Сережка убеждал, что управится сам.
На улице он спросил:
- Куда двинемся?
- К Сойке, конечно! Я же книжку взял для нее...
- А чего ты надутый?
- А чего ты такой наглаженный! На Безлюдные Пространства в этом
наряде не сунешься.
- Да, если брюки извожу, тетя Настя со свету сживет...
- Вот видишь!
- Но не мог же я перед твоей мамой появится оборванцем!
- Не оборванцем, а нормальным человеком...
- Ничего! Сегодня погуляем среди цивилизации. А потом... у нас еще
знаешь сколько всего впереди!
И я сразу растаял.
Сойка ждала нас не на прежнем месте, а напротив, через улицу. Там был
скверик с двумя скамейками. На одной и сидела Сойка. С книжкой. Встала
навстречу нам, заулыбалась. Потупилась.
Она была нынче не в мальчишечьей пыльной одежде, а почти такая, как в
моем сне. Только рисунок на красном платьице был не из бабочек, а из белых
листьев. И заплаты, конечно, не оказалось. И сандалетки - потрепанные,
коричневые, на босу ногу.
Сережка сказал в упор, без смущения:
