брюках, в застиранной футболке и в жилетке из мальчишечьей школьной
курточки. Можно было подумать, что мальчик, если бы не жиденькие косы над
погончиками.
Девочка сидела, поджав ноги, и читала книгу. А рядом, в подорожниках,
стояла картонная коробка. Я еще издалека прочитал на коробке карандашные
буквы: "Люди добрые, помогите. Мне и бабушке нечего есть".
Я, хотя и "балконный житель", но знал, конечно, что среди нищих
встречаются ребятишки. Такие уж нелегкие наступили времена... Но это была
странная нищенка. Читательница! Много ли такой подадут!
Когда мы были метрах в трех, девочка глянула на нас и снова уткнулась
в книгу. Но я почувствовал: не читает она, а ждет чего-то. Скорее, не
милостыни, а чтобы мы поскорей проехали.
Но я не мог просто так проехать мимо. Словно в чем-то оказался
виноват. И Сережка, видимо, чувствовал то же. Притормозил кресло, руки его
дрогнули на спинке.
Девочка опять бросила быстрый взгляд. Сама белобрысая, а ресницы -
как мохнатые черные гусеницы. И глаза темные. Какие-то
беззащитно-ощетиненные. Я отвернулся.
Сережка со спины шепнул мне в ухо:
- У меня нет ни копейки. А у тебя?
Я задергался, зашарил в кармане на шортах. Там лежала у меня латунная
денежка в пятьдесят рублей. Не для покупок, а просто так. Мама подарила ее
- новенькую, блестящую. Цены в ту пору скакали бешено, и полсотни рублей
были уже, как говорят, "не деньги". Но каравай или батон купить было
можно. Я перегнулся через подлокотник, осторожно опустил денежку на
картонное дно.
- Спасибо, - сказала девочка одними губами. У нее было треугольное
маленькое лицо и пыльные тени под глазами. Я промолчал, ежась от
неловкости. Не говорить же "на здоровье" или "пожалуйста". Хотел уже
толкнуть колеса, раз Сережка медлит. Но опять встретился с девочкой
глазами. Она уже смотрела иначе, мягче, будто на знакомого. И вдруг
спросила тихо, с пришептыванием:
- Ты почему на кресле? Ноги болят?
По-хорошему так спросила. И я ответил ей доверчиво, как Сережке:
- Если бы болели... А то просто не двигаются.
- Плохо это... - шепнула она.
- Чего уж хорошего...
Девочка взяла из пустой коробки денежку и вдруг улыбнулась:
- Красивая. Будто золотая...
Я не знал, что сказать на это. И уехать молча было уже неловко. А
Сережка вдруг спросил озабоченно:
- Ты зачем здесь-то устроилась, за углом, на пустом месте? Тут люди
почти не ходят...
Девочка перестала улыбаться.
- Зато никто не пристает. И читать не мешают...
- Но ведь и не насобираешь ничего, - настаивал Сережка.
- Ну и пусть... Я и не хочу.
- Не хочешь, а сидишь...
- Бабушка заставляет. Ей пенсию третий месяц не платят, вот она и
говорит: "Иди, добывай на прокорм, пускай люди видят, до чего нас нынешняя
власть довела..." Я сперва бутылки собирала на стадионе и на пляже, но там
мальчишки прогоняют и отбирают, у них все места между собой поделены. И у
нищих рядом с рынком тоже. А здесь можно...
Сережка тихо дышал у меня за спиной. Девочка вертела в пальцах
монетку. Чтобы не молчать, я спросил:
- А что читаешь?
Она повернула ко мне растрепанную обложку. Это была книжка английской
писательницы Инид Блайтон "Великолепная пятерка на острове сокровищ". Я ее
читал. А Сережка, видимо, нет.
- Интересно? - спросил он.
- Да... Только я ее уже третий раз читаю, потому что других нету... Я
ее на три бутылки из-под пива у одного пацана выменяла...
- У этой книжки есть продолжение, - сказал я. - Даже два. Хочешь, мы
принесем?
- Правда? - У девочки подскочили светлые бровки, глаза под мохнатыми
ресницами заискрились. Они были теперь как янтарные бусины. Я оживился.
- Конечно, принесем! Можем завтра!.. Сережка, можем?
- Само собой. Все равно ведь пойдем гулять.
Счастье опять накрыло меня - как пушистым одеялом. Оттого, что
Сережка так меня понимает и что завтра снова мы будем вместе. А девочка
смотрела и обрадовано, и с недоверием.
- Завтра в это же время, - подвел итог Сережка. - Жди на этом самом
месте.
- Я весь день... буду ждать...
- Ну, пока... - И Сережка лихо развернул мое кресло. И покатил. Я
даже не успел ничего сказать. Только метров через двадцать упрекнул его:
- Ну ты рванул с места. Даже не спросили, как ее зовут.
- Ох, верно... Подожди! - Он оставил меня и застучал по доскам
кроссовками. Я, вывернув шею, смотрел из-за спинки, как он подбегает к
девочке. Подбежал, постоял рядом несколько секунд и опять примчался ко
мне.
- Ее зовут... Странное какое-то имя. Вроде как Сойка...
- Может быть, Зойка?
- Может быть... Но Сойка лучше. Есть такая лесная птица.
И я согласился, что Сойка лучше...
Квартала два мы двигались обратно по улице Кровельщиков, и я думал,
что Сережка везет меня домой. Вон уже сколько времени гуляем, умаялся он
со мной на пустырях и в буераках. Но Сережка свернул в тесный проулок.
Вернее, в проход, где только заборы по сторонам да репейники, да
травянистая дорожка. Спицы зашуршали в мелкой ромашке и клевере. Проход
был извилистый.
- Ромка, мы ведь тут еще не были! Посмотрим, что там!
- Посмотрим...
- Ты еще не торопишься домой?
Я бы не торопился, но... была причина, по которой очень хотелось
оказаться дома. Потому что лишь там я умел самостоятельно управляться со
всякими своими делами. И в ванне, и... ну, сами понимаете. А здесь-то как?
У меня уши сделались горячими.
Но Сережка - он молодец, он сразу все понял.
- Кого ты стесняешься-то! Кругом пусто, а мы свои люди. Ну-ка,
давай... - Он взял меня под мышки, прижал к себе спиной и подтащил к
забору. И держал так среди зарослей в стоячем положении, сколько
потребовалось.
Он был одного роста со мной (если можно обо мне говорить "рост") и,
видимо, одного веса, но управлялся со мной ловко и легко, словно всю жизнь
ухаживал за инвалидами. И я снова сделался счастливым - и от того, что
Сережка сказал "мы свои люди", и от того, что не надо спешить домой.
Проход среди заборов кончился. Мы оказались на берегу небольшого
болота. На другом конце его темнел заброшенный сад, по сторонам виднелись
кирпичные развалины и сараи. А над осокой и метелками тростника дрожал,
как стеклянный занавес, нагретый воздух. И тихо-тихо было, до комариного
звона.
- Это же Мельничное болото! - обрадовался Сережка. - Бывший пруд! Вон
там развалины мельницы!
- Откуда ты знаешь? Ты говорил, что не бывал здесь...
- Бывал, я вспомнил! Только я с той стороны сюда подходил, через сад,
поэтому сразу сейчас не разобрался... Я знаешь как это место узнал? Вон по
тому коллектору!
- По чему?
- Ну, смотри! Видишь, труба в деревянном кожухе?
Я глянул налево. С нашего берега тянулось через болото что-то вроде
мостика. Представьте себе собачью конуру с двускатной крышей, вытянутую в
сотни раз. Такой вот бесконечный обшитый досками домик уходил к другому
берегу.
- Там внутри труба теплоцентрали, с горячей водой, - объяснил
Сережка.
- А обшивка зачем? Чтобы лягушки не обожглись?
- Не только лягушки, вообще всякая живность, - засмеялся Сережка. -
Тут ее много... Ромка, давай по этой штуке на ту сторону, а?
- Ох... ну, давай...
Страшновато было, но обидеть Сережку недоверием я не мог.
Сережка вкатил меня на крышу коллектора. Коротенькие поперечные доски
лежали внакладку друг на дружке, тугие шины прыгали по ним - по самым
краям этой двускатной кровли. И внутри у меня что-то прыгало. Я вцепился в
подлокотники.
- С-смот-ри н-не б-бульк-ни ме-ня... - Это я вроде бы шутя проговорил
сквозь тряску.
- Ну, подумаешь! Если булькну, вытащу и отмою!
- А ес-ли з-десь глуб-бо-ко?
- Чуки помогут.
- К-кто?!
- Чуки! Живут здесь такие существа. Болотные. Похожи на пеньки с
кудлатой шерстью. Они добрые... А еще есть шкыдлы. Вроде громадных водяных
крыс или маленьких кенгуру. У них вместо передних лап ручки, как у
мартышек. Ух, зловредные эти шкыдлы и хитрые! Чуки с ними всю жизнь
воюют...
Я даже про тряску забыл, слушая эту фантастику. Мельничное болото
сразу показалось мне волшебным местом. Именно в таком заросшем пруду
Тортилла подарила Буратино золотой ключик. А на мельнице водятся всякие
духи... А мохнатые чуки по ночам собираются на берегу у костра и
обсуждают, как защититься от поганых шкыдл. И плавают над болотом
блуждающие огоньки...
Пока я все это представлял, тряска кончилась. Потому что кончился
коллектор. От него шел по берегу щелястый дощатый тротуар. Он терялся в
близком саду. Но мы не поехали туда, Сережка повернул кресло в сторону.
- Смотри, как здесь здорово!
Вот удивительно! Вдоль осоки тянулась по берегу широкая полоса
чистого белого песка! Если бы не у болота, а у озера или речки, здесь
получился бы отличный пляж!
- Ура! Остановка "Курорт"! - Я свалился с кресла и растянулся на
теплом, не тронутом ни единым человечьим следом песке. Стянул футболку.
Солнце уперлось мне в спину горячими лучами. И ноги теперь сзади загорят,
буду совсем как нормальный пацан...
Сережка плюхнулся рядом.
- Намучился ты со мной, - благодарно сказал я.
- Нисколечко! Я... наоборот...
От этого "наоборот" в который уже раз налился я счастьем по самую
макушку. Помолчал, поковырял песок.
- Сережка, значит, ты и раньше бывал здесь?
- Однажды...
- А с чего у тебя это началось? Ну, желание гулять по городу?
- У нас во дворе неинтересно, ребят совсем нет. Раньше были, а потом
разъехались из коммуналок по новым кварталам, я один остался... Это
ничего, что мы с тобой далеко друг от друга живем. Это даже интересно -
ехать через полгорода. Я люблю путешествовать.
- Я тоже... - И я рассказал Сережке, как мечтаю отправиться в
кругосветное путешествие в автомобиле или на мотоцикле.
Сережка заметил, что в автомобиле лучше.
- В нем ведь можно вдвоем. Сперва ты машину ведешь, потом я, по
очереди. Один за рулем, другой отдыхает...
Ну что тут скажешь! Я только зажмурился, греясь под лучами. И,
помолчав, поведал Сережке историю про своих бумажных голубков. И про
последнего - с оранжевым солнцем и двумя мальчишками, которые идут,
взявшись за руки. И замер. Мне показалось, что Сережка признается: "Я
однажды на траве нашел как раз такого голубка! Неужели это твой?!"
Но Сережка сказал:
- Так, значит, это про тебя я осенью в газете читал? Про выставку
бумажных голубей с рисунками! Правда, это ты?!
- Ну... наверно. Подумаешь, газета. В ней много напутали и
прибавили...
- Но все равно ведь это про тебя! Мне тетя Настя тогда еще сказала
опять: "Видишь, какие таланты бывают у людей с малых лет! А ты только
знаешь нос в книгу или шастать неизвестно где".
Выходит, у Сережки из-за меня случилась неприятность! Я сказал
сердито и жалобно:
- Что она к тебе придирается! У тебя куча талантов! Ты... вон какую
сказку сочинил про болото! Хоть в журнале печатай!
- Вовсе это не сказка... Ой, вон смотри, чука из осоки выглядывает!
Я понимал, что это игра, но вздрогнул.
- Где?
- Вон... Спрятался, только трава качается.
Осока и правда в одном месте колыхалась. Я засмеялся.
- Не веришь, - вздохнул Сережка.
- Ну, почему... Я верю. Здесь место и правда какое-то необыкновенное.
- По-моему, это островок самых настоящих безлюдных пространств, -
проговорил Сережка. Очень уж как-то серьезно. У меня - даже холодок между
