существенную коррективу, чтобы оправдать пассивное отношение христианской
церкви к рабству. Они выдвинули тезис, что рабство _ наказание за грехи и
поэтому было бы неправильным стремиться к его отмене, более того _ сами
рабы не должны стремиться к освобождению, ибо это идет вразрез с божьей
волей.
Таким образом, церковь способствовала сохранению института рабства
на протяжении десятков поколений. Когда же рабство сменилось другими
формами угнетения _ крепостным правом, а затем капиталистической
эксплуатацией наемного рабочего, она почти неизменно стояла на стороне
эксплуататоров. История рабства, закончившаяся лишь во второй половине
девятнадцатого века освобождением американских негров, несомненно, одна из
самых позорных страниц христианской цивилизации. Поддерживая так
демонстративно могущество Римской империи и её основанный на рабстве
социальный строй, Павел, с одной стороны, облегчил христианству его
историческое шествие к окончательной победе и превращению в официальную
государственную религию, но, с другой стороны, отошел от учения Иисуса и его
учеников, от всего того, что было в нем протестом против несправедливостей
жизни. Он во всех отношениях сильно, так сказать, сдвинулся вправо.
Социальное острие христианства притупилось. Неудивительно поэтому, что, по
мнению некоторых библеистов, Павел был по сравнению с Иисусом новым
феноменом и с его появлением христианство вступило в совершенно новую фазу
своего развития.
Павел на третьем небе
Нет нужды рассматривать в подробностях биографию Павла, но следует
тем не менее остановиться на некоторых сторонах его жития, добавляющих
новые штрихи к его психологическому портрету. Тем более что в этом житии
немало и загадочных и спорных моментов. К таким спорным моментам
относится, например, генезис двух его имен.
Как еврей, он получил иудейское имя Саул (по-русски Савл). Этим
именем он, несомненно, пользовался, пребывая среди соплеменников, то есть в
Иерусалиме, как юный ученик Гамалиила и затем как пресловутый
преследователь _эллинистов_.
Что касается его второго имени _ Павел (по-латыни Паулус), то тут
мнения библеистов расходятся. Некоторые, исходя из того, что _паулос_ значит
по-гречески _маленький_, считают, что это было шутливое прозвище апостола,
намекающее на его низенький рост. Немецкий библеист Дибелиус, помня о
практической сметке Павла, пришел к выводу, что он принял это имя, перейдя в
христианскую веру, потому, что сознавал, что римский гражданин Паулус будет
пользоваться у язычников большим авторитетом, чем еврей Саул. Согласно же
самым древним источникам, Савл взял себе прозвище Паулус в честь
проконсула острова Кипр Сергия Паулуса, которого обратил в христианскую
веру. Этой версии придерживаются Ориген, св. Иероним и Блаженный
Августин, несмотря на то что автор _Деяний апостолов_, единственный, кто
описал обращение в христианство проконсула, не упоминает об этом ни единым
словом. Стало быть, это одна из более поздних легенд, призванных напомнить
христианам о заслугах Павла.
Совершенно иначе посмотрел на этот вопрос крупный католический
библеист Евгений Домбровский. Он обратил внимание на то, о чем многие
исследователи забыли, а именно, что среди евреев, живших в эмиграции и
имевших римское подданство, укоренился снобистский обычай брать себе и
давать сыновьям римские имена. И вероятнее всего, Павел, сын богатого еврея,
римского гражданина, получил наряду с основным, еврейским именем второе,
римское.
Путаницу в этот вопрос внес сам Павел, манипулируя своими двумя
именами в зависимости от конъюнктуры и жизненных обстоятельств. В
Иерусалиме и в еврейских эмигрантских общинах он выступал как Саул, а в
греческо-римских кругах _ как Паулос или Паулус.
Головоломкой является для историков и вопрос о наружности Павла.
Автор _Деяний апостолов_ поскупился тут на информацию, и мы вынуждены
довольствоваться более поздними источниками. Единственное, по сути дела,
дошедшее до нас описание внешности Павла содержится в известном апокрифе
второго века _История Павла_. Анонимный автор сообщает нам, что Павел был
маленького роста, кривоногий, почти совсем лысый, с густыми бровями и
крупным крючковатым носом. Хотя к апокрифам вообще трудно относиться как
к достоверным историческим источникам, однако в этом случае дело обстоит
несколько иначе. Ведь _История Павла_ написана в Киликии, то есть на родине
апостола, где он ещё долго оставался в памяти людей таким, каким был в
действительности. Однако церковная иконография, игнорируя это
реалистическое описание, пошла сразу по пути вымысла, создав стереотипный
портрет достопочтенного мужа с бородатым ликом задумчивого философа.
Самое древнее изображение Павла, выдержанное в этом условном стиле,
обнаружено в катакомбах Домитиллы на медальоне второго века. Другие, ещё
более поздние найдены в изрядных количествах на саркофагах и фресках
римских катакомб, и прежде всего на древних мозаиках. На физический облик
Павла, несомненно, наложила отпечаток, какая-то загадочная болезнь, мучившая
его всю жизнь и усугублявшая его уродство. Из послания к галатам мы узнаем,
что эта болезнь со своими отвратительными симптомами была тяжким
испытанием для учеников и спутников Павла. Он прекрасно сознавал это и
благодарил их за то, что они не презрели его и не погнушались им (4:13). Павел
описывает свою болезнь так туманно, что, в сущности, трудно догадаться, в чем
она состояла. Ученые, пытавшиеся поставить диагноз, вращались в
заколдованном кругу догадок и не могли прийти к единому мнению.
Высказывались предположения, что это была какая-то глазная болезнь, а
возможно, и малярия или эпилепсия. Большинство библеистов склоняется к
диагнозу _ эпилепсия. Известный библеист Шпильман подчеркивает в своей
монографии любопытную деталь. Он считает, что Павел, очевидно, сознавал
тесную причинную связь между своим недугом и случавшимися с ним
экстатическими откровениями (2-е коринфянам, 12:7_9). Павел рассказывает о
своих экстатических переживаниях так, словно речь идет о ком-то другом, но из
контекста явственно следует, что он имеет в виду себя. В частности, он
рассказывает своим единоверцам в Коринфе, что его однажды вознесли на
_третье небо_, хотя он и не уверен, было ли это физическое или духовное
вознесение. Таким образом, он, в сущности, признает, что не уверен, возносили
ли его в самом деле или это ему померещилось в бреду. Павел, как известно, был
человеком практическим, трезвым, и подобное мистическое видение для него
весьма странно (даже если предположить его болезненную основу). Следует,
видимо, сделать вывод, что тут заговорили дремлющие в его сознании
ветхозаветные мотивы. Ведь, согласно преданию, пророки Енох, Илья, Ездра и
Иеремия живыми вознеслись на небо. А что касается загадочного _третьего
неба_, то объяснение этому мы находим в двух иудейских апокрифах: в
_Завещании двенадцати патриархов_ и _Книге Еноха_. Авторы этих сочинений
сообщают, что небо состоит из семи ступеней, а на третьем небе (куда и был
_вознесен_ Павел) расположен рай.
Полный противоречий и парадоксальных настроений
Уже говорилось о том, что жизнь Павла изобиловала всякого рода
злоключениями и острыми конфликтами. Всюду, где бы он ни появился,
происходили опасные для него волнения и эксцессы. На первый взгляд кажется,
что причина тут ясна: евреи реагировали на Павла так бурно, потому что
считали его еретиком и ренегатом, изменившим иудаизму. Однако многих
библеистов (в том числе Поуэла Дэвиса) это простое объяснение не
удовлетворяет. По их мнению, в нем не учтена атмосфера терпимости,
господствовавшая в еврейской среде и в диаспоре. Ведь эту среду составляли
_эллинисты_, известные своим либерализмом в вопросах религии. В иудейских
синагогах не было священников, любой мог там выступать со своим словом
перед народом. Это было время, когда иудаистская мысль переживала фазу
глубокого брожения: бесконечные споры и дискуссии были повседневным
явлением. В этой обстановке Павел, как и многие другие странствующие
_ученые мужи_, не должен был подвергаться особым неприятностям за
пропаганду учения Христа.
Стало быть, причиной того, что его бросали в тюрьмы, бичевали,
побивали каменьями, покушались на его жизнь, не могла быть просто проповедь
учения о спасителе и царстве божьем на земле. Источник всех конфликтов был,
очевидно, заложен в нем самом, в его характере. Была в нем, наверное, какая-то
вызывающая одержимость, создававшая вокруг него напряженность и
беспокойство. В _Деяниях апостолов_ есть кое-какие данные, доказывающие,
что так оно и было. Очень странно, например, что в Листре возмущенная
еврейская толпа выместила злобу исключительно на Павле, пыталась побить
каменьями только его одного, совершенно не трогая при этом Варнаву _ его
неразлучного спутника и столь же ревностного последователя Иисуса. То же
самое произошло в Коринфе: тамошние евреи потащили к проконсулу на суд
одного Павла, не обращая внимания на остальных христиан. Особенно ярко
проявилось враждебное отношение к Павлу в Верее: евреи науськали против
него толпу, вызвав уличные беспорядки. Тогда спутники Павла, Сила и
Тимофей, выпроводили его поскорее из города и велели идти к морю. Сами же
не двинулись с места, из чего следует, что им ничего не угрожало, хотя они и
были христианами.
Впрочем, здесь нечему удивляться. Мы уже знакомы с биографией
Павла и представляем себе, на что он был способен. Вспомним, с какой
неумолимой жестокостью и фанатизмом он преследовал христиан, будучи
агентом синедриона. С переходом в христианскую веру Павел мало изменился.
Свидетельством тому конфликты, а затем полный разрыв с Иоанном Марком,
кротким Варнавой и добряком Петром, ну и, наконец, подстрекание эфесских
единоверцев к сожжению на костре языческих текстов.
Этот психологический портрет, составленный на основании того, что
сообщают нам о Павле _Деяния апостолов_, дополняется его посланиями. В них
мы находим искренние, горячие признания человека, одержимого
миссионерской страстью. Когда мы их читаем, перед нашим мысленным взором
встает автор: маленький, подвижный некрасивый еврей с горячечными мыслями,
вечно мечущийся между эмоциональными крайностями. По отношению к
противникам он бывал высокомерен и язвителен, а иногда воспламенялся
гневом и проявлял попросту шокирующий фанатизм в навязывании
противникам своего мнения. Во втором послании к коринфянам он клеймил их
как лжеапостолов и сравнивал с сатаной, который _принимает вид ангела света_
(11:13_14). В этом же послании в другом месте Павел угрожает: _Я предварял и
предваряю, как бы находясь у вас во второй раз, и теперь, отсутствуя, пишу
прежде согрешившим и всем прочим, что, когда опять приду, не пощажу_ (13:2).
Но его экстремизм достигает апогея в послании к галатам, где Павел следующим
образом громит единоверцев, чьи взгляды были ему не по душе: _Но если бы
даже мы или ангел с неба стал благовествовать вам не то, что мы
благовествовали вам, да будет анафема. Как прежде мы сказали, так и теперь
ещё говорю: кто благовествует вам не то, что вы приняли, да будет анафема_
(1:8, 9). Зато к единоверцам, которые были ему послушны, Павел относился
буквально с отеческой любовью. Из первого послания к коринфянам видно, что
Павел переполнен чистейшей стихией любви. Ведь только человек, знающий,
что такое любовь, мог создать такой волнующий, такой возвышенный гимн в её
честь, один из самых прекрасных в мировой литературе (1-е к коринфянам
13:1_8). Строки эти широко известны, но мы все же приведем их здесь, чтобы
эти страстные, вдохновенные, музыкальные фразы ещё раз прозвучали у нас в
ушах:
_Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не
имею, то я _ медь звенящая или кимвал звучащий.
Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание,
и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви,_ то я ничто. И
