приносимых в жертву языческим богам, ибо такого мяса просто не было в
продаже. Таким образом, правоверный последователь иудаизма не подвергался
там подобным соблазнам. Поэтому последователи Иисуса в Иерусалиме, осыпая
апостолов упреками за вкушение некошерного мяса, проявляли обыкновенное
провинциальное ханжество. Их глава, _брат господень_ Иаков, ортодоксальный
формалист в вопросах иудаизма, не соглашался ни на какие уступки в этом
отношении, не понимая, что Петр и Варнава, посещавшие дома _эллинистов_ в
Антиохии, не могли не садиться за стол со своими новообретенными
последователями, которые не видели ничего зазорного в потреблении
_языческого_ мяса, отказ же от совместной трапезы, несомненно, восприняли бы
как обиду. И все же под давлением эмиссаров Иакова Петр и Варнава отказались
от подобных контактов, вызвав этим резкую критику со стороны Павла. В
послании к галатам он упрекает их в непоследовательности и лицемерии. Вот
как он описывает этот неприятный инцидент: _Когда же Петр пришел в
Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию.
Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те
пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним
лицемерили и прочие иудеи, так что даже Варнава был увлечен их лицемерием.
Но когда я увидел, что они не прямо поступают по истине евангельской, то
сказал Петру при всех: если ты, будучи иудеем, живешь по-язычески, а не по-
иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски?_ (2:11_14).
К сожалению, Павел не сообщает, что ему ответил Петр в свою защиту. Но мы
знаем, что после этого конфликта их пути разошлись навсегда. Они больше ни
разу не встретились, ни в Антиохии, которую Павел явно избегал, ни в Риме,
если вообще сведения о пребывании Павла в этом городе достоверны. Это был,
очевидно, один из моментов серьезного раскола между иудейскими и
языческими последователями Иисуса. Отношение Павла к данной проблеме
весьма любопытно. В первом послании к коринфянам (10:27_29) он
рекомендовал своим еврейским подопечным, чтобы они, не прислушиваясь к
голосу своей совести, покупали такое мясо, какое есть в продаже, а также
садились за общий стол с язычниками. Только, если кто-нибудь из еврейских
братьев сделает им замечание, что мясо _языческое_, тогда пусть воздержатся,
чтобы не шокировать других. На случай, если кто-нибудь подумает, что Павел
советовал тут ловчить, мы приведем в его оправдание другую фразу из этого же
послания к коринфянам: _Итак, об употреблении в пищу идоложертвенного мы
знаем, что идол в мире ничто и что нет иного бога, кроме единого_ (8:4). Стало
быть, по мнению Павла, вся проблема беспредметна, поскольку мяса,
испорченного языческими богами, вообще не существовало, ибо не
существовало этих богов. Он лишь рекомендовал, сохраняя в этом вопросе
свободу совести, не смущать тех единоверцев, которые ещё недостаточно
сознательны, чтобы это понять. Этот же разумный оппортунизм перед лицом
жизненных обстоятельств, который заставил Павла, ради успеха своей миссии
среди язычников, отвергнуть кое-какие ритуальные обряды моисеевой религии,
определил также его отношение к некоторым аспектам раннего христианства,
представляемого иерусалимской общиной Иакова. Это было, как мы бы сказали
сегодня, в полном смысле слова ревизионистское отношение.
Позиция Павла проявилась прежде всего в вопросе о структуре общины,
основанной на принципе полной общности имущества. Мы знаем из _Деяний
апостолов_, что руководители общины считали эту структуру неотъемлемой
частью новой религии. Мельчайшее отклонение в этой области считалось
тяжким грехом против святого духа (вспомним эпизод с Ананией и Сапфирой!).
Первыми последователями Иисуса в Иерусалиме была небольшая
группа полунищих людей, живших на подаяния, присылаемые более
состоятельными единоверцами из эллинских городов. Эти подаяния собирал и
привозил в Иерусалим также и Павел. В такой обстановке общность имущества
была не только желательной, но жизненно необходимой: дарами ведь нужно
было распоряжаться так, чтобы всем доставалось поровну. Поэтому бедные
члены общины, чей быт зависел от подаяний, были довольны уравнительным
принципом. Но когда община стала бурно расти и число членов её выросло, как
сообщает автор _Деяний апостолов_, до пяти тысяч, рамки старой структуры не
выдержали. Их разрушил приток состоятельных людей, таких, как Анания и
Сапфира, а прежде всего _эллинистов_ _ евреев из других стран, вносивших в
общину свежий ветер широкого мира и зародыш бунта против существующих
отношений.
Павел был не только религиозным идеологом, но и трезвым практиком,
основателем многих очагов христианства. Он отлично знал социально-
политическую обстановку больших и маленьких городов в зоне греческой
культуры. И, несомненно, сознавал, что структура общины, основанная на
общности имущества, которая даже в провинциальном Иерусалиме с трудом
противостояла требованиям жизни, была бы там утопией и, более того,
серьезной помехой на пути развития новой религии. Она бы лишь отталкивала
прозелитов из ремесленных, купеческих и чиновничьих кругов, в которых Павел
был очень заинтересован. Было бы нелепостью требовать от этих зажиточных
представителей среднего сословия отказываться от своего имущества и от
привычного образа жизни. Впрочем, в данном случае Павлом руководили не
только тактические соображения. В силу его социального происхождения у него
был, выражаясь современным языком, классовый подход к вопросу. Павел
вырос в богатой семье. Его отец торговал в Киликии тканями из козьей шерсти,
сам же он научился производству шатров. Благодаря состоянию отца он смог
юношей отправиться в Иерусалим, учиться у знаменитого знатока _священного
писания_ Гамалиила. По тем временам все это стоило дорого, и позволить это
себе мог далеко не каждый. После обращения в христианство материальное
положение Павла, по-видимому, ухудшилось. Поскольку все источники обходят
молчанием вопрос о его семье, то можно догадываться, что Павел порвал
отношения с отцом, о котором нам известно, что он был фарисеем, а значит,
последователем ортодоксального иудаизма. Поведение сына он, несомненно,
воспринимал как непростительное отступничество от религии предков. Конечно,
все это лишь догадки, но иначе нельзя объяснить тот факт, что Павел жил
исключительно на подаяния своих учеников, на средства, собираемые ими в
очагах христианства.
В послании к филиппийцам (4, 12) он пишет, что научился жить как в
скудости, так и в изобилии. Из этого признания следует, что подаяния, как и
всякие добровольные взносы, поступали не слишком регулярно. Но в общем
дело обстояло не так уж плохо, ибо в том же послании Павел, выражая
благодарность за вспомоществование, пишет: _Я получил все, и избыточествую_
(4, 18). У Павла было совсем другое отношение к богатым, чем, например, у
Иисуса, судя по евангелиям. Матфей, вкладывая в уста Иисуса знаменитое
изречение: _Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому
войти в царство божие_ (19, 24), осуждает само владение имуществом как
безнравственное. Павел же явно мирится с существованием богачей, не
осуждает их огулом, а лишь требует, чтобы они поддерживали материально
нуждающихся единоверцев. _Ныне ваш избыток в восполнение их
недостатка_,_ пишет он во втором послании к коринфянам (8, 14). А в первом
послании к Тимофею мы читаем: _Богатых в настоящем веке увещевай, чтобы
они не высоко думали о себе и уповали не на богатство неверное, но на бога
живого, дающего нам все обильно для наслаждения, чтобы они
благодетельствовали, богатели добрыми делами, были щедры..._ (6:17, 18). Как
мы видим, идея бедности и общности имущества была Павлу совершенно чужда.
Имущественные различия между людьми представлялись ему естественными и
неизбежными, он лишь рекомендовал смягчать их щедрыми подаяниями и
упованием на бога. Та же конформистская тенденция выступает у Павла в его
отношении к власти и к государству. Мы знаем, с какой гордостью он
подчеркивал, что он римский гражданин, и как охотно пользовался
привилегиями, вытекающими из этого звания. В своей лояльности к властям он
заходил так далеко, что это уже отдавало раболепством. Уму непостижимо, как
мог думающий, весьма чувствительный в вопросах морали человек
проповедовать подобные взгляды. Разве что они были продиктованы не
внутренней убежденностью, а практическими соображениями. Вспомним, что
свои мысли о власти и государстве Павел изложил в послании к единоверцам,
проживающим в Риме. И можно предположить, что, призывая их в такой
крайней форме к верноподданническому легализму, он стремился прежде всего
дать отпор тем, кто изображал христиан врагами Римской империи, и тем самым
спасти единоверцев от преследований. Вот что сказано в этом послании: _Всякая
душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от бога;
существующие же власти от бога установлены. Посему противящийся власти
противится божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя
осуждение_ (13:1, 2). По мнению Павла, не только всякая власть _ от бога, но
даже сборщики податей, как представители этой власти,_ слуги божьи. _Для
сего вы и подати платите,_ поучает он своих римских собратьев,_ ибо они
божьи служители, сим самым постоянно занятые. Итак, отдавайте всякому
должное: кому подать, подать; кому оброк, оброк; кому страх, страх; кому честь,
честь_ (13:6, 7).
Аналогичную позицию занимает Павел и по отношению к рабству. Как
власть и государство, так и социальный строй _ от бога. А рабство было одним
из столпов строя Римской империи. В первом послании к коринфянам Павел так
наставляет своих учеников: _Каждый оставайся в том звании, в котором
призван_ (7:20). А в послании к ефесянам он прямо приказывает рабам-
христианам: _Рабы, повинуйтесь господам своим по плоти, со страхом и
трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу_ (6:5).
Яркой иллюстрацией к этим положениям может послужить история
раба Онисима, который убежал от своего хозяина Филимона, принял
христианство и примкнул к окружению Павла (Послание к Филимону). Апостол
полюбил его, но не захотел распоряжаться его судьбой, считая, что необходимо
уважать чужую собственность. Поэтому он отправляет раба обратно к
Филимону, чтобы тот поступил с ним по своему усмотрению. Одновременно он
пытается повлиять на Филимона и его супругу и склонить их не только простить
Онисима, но и прислать его снова к Павлу, дав ему вольную. В послании сквозит
глубокая тревога: видимо, Павел сознавал, насколько рискованно его решение.
Бегство раба считалось в ту пору тягчайшим преступлением и зачастую каралось
смертью. Но вместе с тем Павел мог надеяться, что его просьба будет
исполнена, поскольку Филимон был ревностным, преданным ему христианским
прозелитом. Итак, Павел хотя и призывает обращаться с рабами хорошо, ибо
перед богом все люди равны, но не выступает против института рабства как
такового. И это понятно. Воспитанный в рабовладельческой семье, он считал
рабство естественным атрибутом жизни. Мысль о возможности отмены рабства
скорее всего просто не приходила ему в голову. А если бы и приходила, то, как
трезвый реалист, он понимал, чем это чревато:
произошло бы то, чего он стремился избежать во что бы то ни стало,_
конфликт с римскими властями, которые, раздраженные многочисленными
восстаниями рабов, очень ревниво относились к этим вопросам. Поэтому Павел
лишь стремился каким-нибудь образом облегчить участь несчастных рабов и
считал, что это является первейшим долгом христиан, исповедующих любовь к
ближнему. Эта минималистская _ так и хочется сказать филантропическая _
программа, касающаяся одного из самых трагических явлений в истории
человечества повлекла за собой плачевные последствия для многих поколений.
Блаженный Августин и Иоанн Златоуст вынуждены были ввести в учение Павла
