тонс мэгэзин": там ему платили нищенское жалованье, зато позволяли выс-
казываться вполне свободно.
Журнал был невысокого полета, с приходом же Эдгара По быстро преобра-
зился в один из самых оригинальных и смелых для своего времени.
Получив постоянную работу, Эдгар смог немного улучшить жизнь Вирджи-
нии и Мадди. Наконецѕто их маленькая семья поселилась в более или менее
приличном жилище - впервые после Ричмонда. Дом их стоял почти что в
сельской местности, и Эдгар каждый день проходил пешком несколько миль,
чтобы добраться до центра города. А Вирджиния вела себя с прежней детс-
кой непосредственностью и по вечерам встречала мужа, держа в руках букет
цветов. Сохранилось много свидетельств о том, с какой нежностью всегда
относился Эдгар к своей женеѕдевочке, как внимателен и ласков он был с
ней и с Мадди.
В декабре 1839 года вышла в свет его новая книга, в которую были соб-
раны рассказы, по большей части ранее напечатанные в журналах. Книга на-
зывалась "Гротески и арабески". Период был плодотворным, благополучным,
и на той волне возникли многие замечательные рассказы и повести. Зато
поэзия оказалась в небрежении. "Причины, не зависящие от моей воли,
всегда мешали мне всерьез заниматься тем, что в более счастливых обстоя-
тельствах сделалось бы для меня излюбленным полем деятельности",- напи-
шет он в эпоху "Ворона". Рассказ мог родиться, когда он пробуждался пос-
ле частых теперь "дневных кошмаров".
Стихотворение - в том смысле, в каком Эдгар По понимал и его природу,
и сам процесс сочинения, - требовало внутреннего покоя, а егоѕто и не
было.
Исключительно в этом следует искать объяснение количественному пере-
весу в творчестве По прозы над поэзией.
В июне 1840 года Эдгар окончательно расстался с "Бартонс мэгэзин" -
по причине весьма сложных разногласий. Приблизительно на это время при-
ходится тяжелый и темный период его биографии (он серьезно болел, из-
вестно, что у него была нервная депрессия). Вскоре журнал слился с дру-
гим изданием и стал выходить под названием "Грэмс мэгэзин". По возобно-
вил сотрудничество и сделался редактором нового издания. У владельца
журнала Грэма не было причин для жалоб. По сделал для "Грэмс мэгэзин"
невероятное: тираж поднялся с пяти тысяч до сорока... И это всего за
несколько месяцев - с февраля 1841 года по апрель следующего.
Жалованье же Эдгар получал скромное, хотя в других отношениях Грэм
вел себя благородно и искренне восхищался талантом По, его журналистским
пером. Но для Эдгара, одержимого мечтой открыть наконец свой журнал (а
он заранее разослал извещения об этом и приглашения к сотрудничеству),
работа у Грэма превратилась в тяжкую повинность. Своему другу, который
подыскивал ему в Вашингтоне место, позволившее бы свободно заниматься
творчеством, он пишет: "Чеканить монеты собственным мозгом по велению
хозяина - на свете для меня не может быть ничего постылее".
Но приходилось заставлять себя трудиться даже ради сущих грошей. Меж-
ду тем Эдгар переживал блистательную пору. Он начал работу над серией
детективных (или "аналитических") рассказов - словно отвечая критикам,
которые обвиняли писателя в пристрастии исключительно к "ужасному". На-
верняка можно сказать одно: то была перемена не столько темы, сколько
техники письма, что служит доказательством широты его возможностей, бо-
гатства таланта и остроты ума.
Прекрасный пример тому - "Эврика". А в "Убийстве на улице Морг" на
сцену выходит chevalier Ш. О. Дюпен - alter ego автора, воплощение его с
каждым днем растущего эгоцентризма, жажды непогрешимости и превос-
ходства, которые принесли ему столько недругов среди людей, обделенных
талантами. Следом появился рассказ "Тайна Мари Роже" - о хитроумном
расследовании некоего убийства.
Рассказ этот буквально пленил любителей детективного жанра, который
стараниями Де Куинси всего за несколько лет до того был поднят до разря-
да художественных.
Но у По детективные сюжеты всегда окрашивались в особо зловещие, бо-
лезненно мрачные тона. Он так никогда и не отказался от душераздирающих
деталей, от той зловещей атмосферы, что властвовала в первых его расска-
зах.
Этот замечательный творческий период был трагически прерван. В конце
января 1842 года семейство По вместе с друзьями сидело на террасе за ча-
ем. Вирджиния, научившаяся играть на арфе, с детской прелестью пела пес-
ни, которые больше всего нравились "ее Эдди". Внезапно, на высокой ноте,
голос ее сорвался, губы окрасились кровью. Горловое кровотечение счита-
лось верным признаком чахотки.
Для Эдгара болезнь жены явилась величайшей трагедией. Он чувствовал,
что она умирает, что она обречена, но и себя тоже чувствовал обреченным.
С какими чудовищными демонами сражался он, оставаясь рядом с Вирджинией?
Теперь отклонения от нормы в поведении По стали проявляться откровенно.
Он пил - что влекло за собой уже известные нам последствия. Сердце его
не выдерживало, алкоголь нужен был для поддержания сил. Потом начинались
адские муки - на многие дни. Грэму пришлось подыскать еще одного сотруд-
ника, чтобы тот занимался журналом в отсутствие По. Им стал некий Грису-
олд, оставивший по себе двусмысленный след в биографии По.
Есть одно знаменитое письмо, в котором Эдгар утверждает, что с узды
он сорвался изѕза болезни Вирджинии. Он признает, что "сделался безум-
ным" и пил в бессознательном состоянии. "Мои недруги объясняли безумие
пьянством, вместо того чтобы объяснять пьянство безумием..." Для него
начинается эпоха, когда он стремится убежать из дома, скрыться, довести
себя до полного изнеможения. А Мадди тем временем делает отчаянные по-
пытки скрыть от него очевидное, стирает запачканное кровью белье и гото-
вит отвары из трав для несчастной больной, которая лежит в бреду и стра-
дает жестокими галлюцинациями. Именно в те дни Эдгара стали преследовать
строки из "Ворона". Слово за словом рождалось стихотворение - еще смут-
ное, бесформенное, ожидающее тысячи переделок.
Когда Эдгар чувствовал себя хорошо, он шел работать в "Грэмс мэгэзин"
или нес туда свои заметки. Однажды, войдя в редакцию, он увидал, что в
его кабинете расположился Грисуолд. Как известно, он в тот же миг раз-
вернулся и больше в журнале никогда не появлялся. Гдеѕто в июле 1842 го-
да, впав в полубезумное состояние, он совершил путешествие из Фила-
дельфии в НьюѕЙорк, куда его вдруг повлекли воспоминания о Мэри Деверо,
о той самой девушке, дядю которой Эдгар когдаѕто отстегал хлыстом. Мэри
была замужем, и Эдгаром овладело абсурдное желание дознаться, любит ли
она своего мужа. Ему пришлось несколько раз тудаѕсюда переправиться че-
рез реку на пароме, спрашивая у всех встречных адрес Мэри. Но он все же
добрался до ее дома и устроил там безобразную сцену. Потом остался пить
чай (легко вообразить себе лица Мэри и ее сестры, которым против воли
пришлось терпеть его, так как он проник в дом в их отсутствие). Наконец
гость удалился, но прежде искрошил ножом несколько редисок и потребовал,
чтобы Мэри спела его любимую песню. Только несколько дней спустя сбив-
шейся с ног миссис Клемм удалось с помощью отзывчивых соседей отыскать
Эдгара, который в полном помрачении рассудка бродил по окрестным лесам.
В одном из писем Эдгар заметил по поводу потока обвинений в свой ад-
рес, что всеобщее внимание обращается на него только в периоды безумия,
а в пору здоровой и напряженной работы он для мира словно не существует.
И По не лукавил, так оно и было. Мало кто из критиков сумел оценить, ка-
кую гору всего он успевал прочесть, какую огромную переписку вел и,
прежде всего, сколько рассказов, эссе, рецензий написал. Но, как сам он
отлично понимал, два дня прилюдного пьянства приносят ему больше извест-
ности, нежели месяц непрерывного труда. И удивляться тут нечему, как не
должно удивлять нас и другое: По, когда только мог, обращался к опию,
потому что переносил его лучше, чем алкоголь, чтобы забыть о нужде, что-
бы хоть на несколько часов - и не теряя достоинства - исчезнуть из этого
мира.
Между тем нашелся господин, готовый дать денег на издание журнала. В
это же время друзья из Вашингтона пригласили его в столицу - прочитать
лекцию, провести подписку на журнал, а также нанести визит в Белый дом,
где его обещали представить президенту. Разумеется, он вышел бы оттуда,
имея в кармане назначение на приличную должность - спасение от нужды.
Горько думать, что именно так все могло и произойти, но только по вине
самого Эдгара не произошло. Приехав в Вашингтон, он не удержался и выпил
с кемѕто несколько рюмок, а дальше все закружилось как обычно. Что могли
сделать друзья для человека, который желал во что бы то ни стало предс-
тать перед президентом Соединеных Штатов в черном плаще, надетом наиз-
нанку, и который бегал по улицам, задирая каждого встречного. Пришлось
силой затолкать его в поезд и отправить обратно. Но хуже было другое:
господин, согласившийся финансировать журнал, испугался - что вполне
можно понять - и больше слышать не хотел об этом деле. На Эдгара же в
очередной раз навалился двойной груз: угрызения совести (припадки пока-
янного отчаяния длились неделями) и нищета, с которой, выбиваясь из сил,
сражалась миссис Клемм. Но вопреки всему и в тот зловещий год он сумел
подняться еще на одну ступеньку к славе. В июне Эдгар получил премию,
учрежденную журналом ("Dollar Newspaper") за лучший рассказ. И рассказ
этот вскоре стал самым знаменитым из написанного Эдгаром По, от него и
до сей поры перехватывает дыхание у наделенных воображением молодых лю-
дей. Речь идет о "Золотом жуке", где счастливейшим образом сошлись Поѕп-
сихолог и По - любитель приключений и тайн.
В конце года По читает лекцию о поэзии и поэтах. Мало слушателей -
мало денег.
Филадельфийский период завершается прискорбно, хотя именно здесь Эд-
гар, казалось, подступил к самому порогу вожделенной и окончательной по-
беды. В Филадельфии у него появилось много верных друзей, но гораздо
больше врагов: то были писатели, которых он обругал в своих рецензиях,
завистливые коллеги, вроде Грисуолда. Как это ни прискорбно, у многих
находились веские причины для обиды на него... Начало 1844 года вырисо-
вывается смутно, самое примечательное здесь - публикация "Повести Ска-
листых гор", одного из лучших его творений. Но оставаться в Филадельфии
смысла не было, а вот в НьюѕЙорке еще можно было попытаться чтоѕто
предпринять. Изѕза полного безденежья Эдгар тронулся в путь с одной
только Вирджинией, а Мадди пришлось жить все в том же пансионе и ждать,
пока он соберет необходимую сумму ей на дорогу. В НьюѕЙорке супружеская
чета оказалась в апреле 1844 года, и начиналось все в который раз благо-
получно
- неслыханным успехом пользовался рассказ "Розыгрыш с воздушным ша-
ром".
Название рассказа ясно говорит, о чем он. Эдгар продал его в "Ньюѕ-
Йорк сан", и газета посвятила специальный выпуск сообщению о том, что
воздушный шар, управляемый англичанами, только что пересек Атлантику.
Новость вызвала взрыв эмоций, и у здания газеты собралась огромная тол-
па. Неподалеку стоял на балконе некий господин с мрачным лицом, с ног до
головы одетый в черное, и наблюдал за происходящим с легкой иронической
улыбкой. Зато теперь Мадди могла приехать к ним.
НьюѕЙоркский период - это возрождение Эдгараѕпоэта. Тема "Ворона" не-
отвязно преследует его. Поэма должна была вотѕвот обрести окончательную
свою форму, и обстоятельства тому благоприятствовали. Заработав в газе-
тах и журналах коеѕкакие деньги, Эдгар снял в окрестностях НьюѕЙорка до-
мик, чтобы провести там жаркие летние месяцы, особенно тягостные для ос-
лабевшей Вирджинии. Коттедж в Блумингдейле превратится для семьи По в
маленький рай, к сожалению, призрачный. Там они нашли чистый воздух, лу-
