рухнул в реку, и все шестеро погибли в местном госпитале из-за ошибки
медсестры, которая вкатила каждому из них лошадиную дозу противопростудных
препаратов. Исполком в составе одного оставшегося в живых действительного
члена (по причине простуды не поехавшего в день катастрофы на экскурсию) и
шести заместителей решает объявить выборы и приступает к проведению
голосования за кандидатов, выдвинутых различными государствами, участниками
ОКЛЮЗИОМ'а. Единогласно избирается г. Феликс Фолль. (Аплодисменты.)
Единогласно избирается г. Феликс Ромеро. (Аплодисменты.) На голосование
ставится следующая кандидатура и единогласно проходит г. Феликс Лупеску. (В
зале шумок.) Исполняющий обязанности председателя берет слово и делает
шутливое замечание по поводу совпадения имен. Просит слова делегат Греции и
объясняет, что, хотя ему самому такое совпадение кажется несколько странным,
он, по поручению своего правительства, выдвигает в Исполком г. Феликса
Паперемологоса. Голосуют, и этот кандидат избирается большинством голосов.
Следующий этап процедуры завершается бесспорной победой кандидата от
Пакистана--г. Феликса Абиба. На сей раз в Исполкоме явное замешательство.
Спешно проводится последнее голосование и избранным оказывается кандидат от
Аргентины г. Феликс Камусо. Под растерянные хлопки присутствующих старый
член Исполкома поздравляет шесть новых членов и ласково именует их
"тезками". (Всеобщее оцепенение.) Оглашается состав Исполкома,
сформированного следующим образом: президент--старейший член, избежавший
гибели, г. Феликс Смит; новые члены -- гг. Феликс Фолль, Феликс Ромеро,
Феликс Лупеску, Феликс Паперемологос, Феликс Абиб и Феликс Камусо.
Все отлично, но, оказывается, результаты этих выборов грозят подорвать
престиж ОКЛЮЗИОМ'а. Вечерние газеты публикуют объявленный состав Исполкома с
ехидными и даже наглыми комментариями. Министр внутренних дел на следующее
же утро звонит генеральному директору. Последний не находит ничего лучшего,
как приказать доставить ему анкетные данные новых членов Исполкома, всех
этих известнейших экономистов с мировой славой.
Исполком должен собраться на свое первое заседание в следующий четверг,
но поговаривают, что гг. Феликс Камусо, Феликс Фолль и Феликс Лупеску в
ближайшие часы собираются подать в отставку. Г-н Камусо запросил инструкций
относительно формулировки своего отречения; действительно, у него нет
никакой серьезной причины для ухода из Исполкома и к этому его побуждает,
равно как и гг. Фолля и Лупеску, единственное желание, чтобы Исполком
включил не одних только лиц, которые откликались бы на имя Феликс. Вероятно,
прошения об отставке включат оговорку о плохом состоянии здоровья и будут
приняты генеральным директором.
ВОЗМОЖНОСТИ АБСТРАГИРОВАНИЯ
Многолетняя работа в ЮНЕСКО и других международных организациях помогла
мне сохранить чувство юмора и, что особенно важно, выработать способность
абстрагироваться, иными словами,-- убирать с глаз долой любого неприятного
мне типа одним лишь собственным внутренним решением: он бубнит, бубнит, а я
погружаюсь в Мельвиля; бедняга же думает, что я его слушаю. Аналогичным
образом, когда мне нравится какая-нибудь девица, я могу, едва она предстает
предо мной, абстрагироваться от ее одежды, и пока она болтает о том, какое
сегодня холодное утро, я скрашиваю себе нудные минуты обозрением ее талии.
Иногда эта способность к абстрагированию переходит в нездоровую манию.
В прошлый понедельник объектом моего внимания стали уши. Удивительно,
сколько ушей металось в вестибюле за минуту до начала работы. В своем
кабинете я обнаружил шесть ушей, около полудня в столовой их было более
пятисот, симметрично расположенных двойными рядами. Забавно смотреть, как то
и дело два уха, висевшие в воздухе, выпархивали из рядов и уносились. Они
казались крылышками.
Во вторник я избрал предмет, на первый взгляд менее банальный: наручные
часы. Я обманулся, ибо во время обеда насчитал их около двухсот, мельтешащих
над столами: туда-сюда, туда-сюда -- точь-в-точь как при еде. В среду я
предпочел (после некоторого колебания) нечто более спокойное и выбрал
пуговицы. Какое там1 В коридорах будто полным-полно темных глаз, шныряющих в
горизонтальном направлении, а по бокам каждого такого горизонтального
построения пляшут и качаются две, три, четыре пуговки. В лифте, где теснота
неописуемая,-- сотни неподвижных или чуть шевелящихся пуговиц в диковинном
зеркальном кубе, Больше всего мне запомнился один вид из окна, вечером: на
фоне синего неба восемь красных пуговиц спускаются по гибкой вертикали вниз,
а в других местах плавно колышутся крохотные перламутрово-светлые незримые
пуговки. Эта женщина, должно быть, очень хороша собой.
Среда выдалась препаскудной, и в этот день процессы пищеварения мне
показались иллюстрацией, наиболее подходящей к обстановке. Посему в девять с
половиной утра я стал унылым зрителем нашествия сотен полных желудков,
распираемых мутной кашицей--мешаниной из корнфлекса, кофе с молоком и хлеба.
В столовой я увидел, как один апельсин разодрался на многочисленные дольки,
которые в надлежащий момент утрачивали свою форму и прыгали вниз--до
определенного уровня,--где слипались в белесую кучку. В этом состоянии
апельсин пошел по коридору, спустился с четвертого этажа на первый, попал в
один из кабинетов и замер там в неподвижности между двумя ручками кресла.
Напротив, в таком же спокойном состоянии уже пребывало четверть литра
крепкого чая. В качестве забавных скобок (моя способность к абстрагированию
проявляется по-всякому) все это окружалось струйками дыма, которые затем
тянулись вверх, дробились на светлые пузыри, поднимались по канальцу еще
выше, и, наконец, в игривом порыве разлетались крутыми завитками по воздуху.
Позже (я был уже в другом кабинете) под каким-то предлогом мне удалось
выйти, чтобы снова взглянуть на апельсин, чай и дым. Но дым исчез, а вместо
апельсина и чая были только две противные пустые кишки. Даже абстрагирование
имеет свои неприятные стороны; я распрощался с кишками и вернулся в свою
комнату. Моя секретарша плакала, читая приказ о моем увольнении. Чтобы
утешиться, я решил абстрагироваться от ее слез и несколько секунд
наслаждался зрелищем хрустальных шустрых ручейков, которые рождались в
воздухе и разбивались вдребезги о справочники, пресс-папье и официальные
бюллетени. Жизнь полна и таких красот.
Хулио Кортасар
Жизнь Эдгара По
+ Детство . . . . . . . . . .1
+ Юность . . . . . . . . . . 2
+ Молодость . . . . . . . . .3
+ Зрелость . . . . . . . . . 4
+ Финал . . . . . . . . . . 5
Детство
Эдгар По, а позднее - Эдгар Аллан По, родился 19 января 1809 года в
Бостоне.
Но мог появиться на свет и в любом другом месте, куда судьба заносила
безвестную театральную труппу, в которой служили его родители, играя
обыкновенный для той поры репертуар - "Гамлета" и "Макбета" вместе со
слезливыми драмами и сказочными комедиями.
Подробности о родителях По ничего существенно важного для нашей темы
не прибавят. Эдгар осиротел так рано, что театр не успел оказать на него
ни малейшего влияния. Во взрослые годы в нем пробудилась тяга к лице-
действу - что, впрочем, отличало и многих других гениев, хотя отцы их
были вовсе не актерами, а врачами или, скажем, хозяевами ткацких фабрик.
Но вот более глубокие корни поэта явно заслуживают внимания. Мать поэта,
Элизабет Арнольд По, была англичанкой (ее родители тоже служили актерами
- в лондонском "КовентѕГардене"), отец Эдгара - американцем ирландского
происхождения. В юности Эдгар станет придумывать себе разные мифические
родословные. Самая замечательная из них (в которой уже проявилась некая
тяга к чудовищным крайностям) делает его потомком величайшего из преда-
телей - генерала Бенедикта Арнольда.
Смесь двух кровей - английской и американской (хотя, по сути, это бы-
ла одна кровь, которую политики попытались разделить) - оказалась для
Эдгара вдвойне нездоровой, ослабленной: оба родителя его страдали чахот-
кой. Дэвид По - весьма посредственный актер - скоро исчезает и с жизнен-
ной сцены: то ли умирает, то ли просто бросает жену с детьми, когда
третьему из них еще только предстоит родиться. Миссис По вынуждена оста-
вить старшего сына у родственников, а сама вместе с годовалым Эдгаром
перебирается на Юг и продолжает играть, дабы заработать на пропитание. В
Норфолке (Виргиния) появляется на свет Розали По - Элизабет почти до ро-
дов занята в спектаклях (напомним, что в Бостоне она вышла на подмостки
всего через три недели после рождения Эдгара). Потом семья перебралась в
Ричмонд, и тут нищета и недуг быстро скрутили миссис По. Правда, поклон-
ники таланта Элизабет, вернее, поклонницы окружили ее заботой и как мог-
ли облегчали последние страдания несчастной. Эдгар остался круглым сиро-
той в неполные три года. Сразу после кончины Элизабет, той же ночью, две
сердобольные дамы забрали детей из убогой каморки к себе.
Нельзя понять характер Эдгара По, если упустить из виду два обстоя-
тельства, наложивших сильнейший отпечаток на его детские годы. Воѕпер-
вых, психологическое и эмоциональное значение того, что ребенок всегда
знал: у него нет родителей и чужие люди приютили его из милости (а ми-
лость эта, как мы увидим, оказалась особого свойства). Воѕвторых, жил и
рос Эдгар на Юге. В ту пору Виргиния в гораздо большей степени воплощала
в себе дух Юга, чем можно было судить, бросив беглый взгляд на карту Со-
единенных Штатов. Так называемая "линия Мэйсона - Диксона", отделявшая
южную часть Пенсильвании, служила также границей между Севером и Югом -
между умонастроениями, из которых вскоре возникли, с одной стороны, або-
лиционизм, с другой - южный феодальный, рабовладельческий уклад. Эдгар
родился в Бостоне, но рос южанином и в душе всегда им оставался. Многие
его нападки на демократию и прогресс, на веру в способность народов к
совершенствованию объясняются тем, что он был настоящим "джентльменом с
Юга", что его духовные и нравственные принципы сформированы атмосферой
Виргинии. Некоторые примечательные особенности южной жизни не могли не
повлиять на его воображение: чернокожие кормилицы, рабы, прислуживающие
в доме, фольклор с его привидениями, рассказами о кладбищах, о покойни-
ках, которые бродят по лесам. Он жадно впитывал в себя все эти фантасти-
ческие истории - и свидетельств тому сохранилось довольно много. Джон
Аллан, волей случая сделавшийся воспитателем Эдгара, был шотландским
коммерсантом, который перебрался в Ричмонд, где и стал совладельцем тор-
говой табачной фирмы, а также занимался другими делами - поразительно
разнообразными, но очень характерными для той эпохи, когда Соединенные
Штаты представляли собой огромный испытательный полигон. Аллан, напри-
мер, распространял британские журналы, и в конторах "Эллис & Аллан" ма-
ленький Эдгар рано приохотился к шотландским и английским иллюстрирован-
ным изданиям и окунулся в их особый мир. А в этом мире сосуществовали
эрудиция и резонерство, "готика" и фантастика, критика и злословие. Там
прах великих свершений XVIII века смешивался с набирающим силу романтиз-
мом, там тени Джонсона, Эддисона и Попа медленно отступали перед ослепи-
тельным явлением Байрона, поэзией Вордсворта, романами ужаса. Так что
многое в культурном развитии Эдгара По, вокруг которого в дальнейшем ве-
лись нескончаемые споры, вышло из тех самых прочитанных в раннем детстве
журналов.
Его покровители своих детей не имели. Фрэнсис Аллан стала первой из
женщин, коим суждено было сыграть благую роль в жизни По. Она сразу по-
