- И вдобавок ко всему - навару никакого! Разве это тебя устраивает?
- Пока да.
- Пока! А потом?
- А потом буду получать больше.
- Сколько? Ну у двести пятьдесят, пусть даже триста! Много, по-твое-
му?
- Перестань, Орех, - вмешался Толик. - Даме эти разговоры неинтерес-
ны.
- Почему же, как раз наоборот. - Алик наклонился к Нежинской. - Как
вы считаете, сколько должен зарабатывать мужчина?
- Не знаю, - улыбнулась она. - Наверное, столько, чтобы хватало...
- Давайте выпьем за удачу, - предложил Элефантов. - А что касается
заработка, то скажу тебе так - еще ни разу в жизни не чувствовал себя
ущербным изза недостатка денег. И надеюсь, что не почувствую. За удачу!
Он чокнулся с Марией и выпил.
Ему казалось, что Нежинская разделяет его взгляды. По сравнению с си-
дящими за соседними столиками женщинами, щеголяющими шикарными вечерними
туалетами, обилием колец, перстней, сережек, она в простеньком шерстяном
платьице и видавших виды босоножках выглядела весьма скромно.
И дело не в том, что, отправившись в ресторан неожиданно, не успела
сменить повседневную одежду. У нее не было дорогих вещей, и, зная ее три
недели, Элефантов мог уверенно сказать, что весь ее гардероб видел. Пара
платьев, поношенный костюмчик, девчоночьи желтые туфли, на стельках ко-
торых остались следы предыдущего ремонта - крупные цифры, выведенные хи-
мическим карандашом, да похожие на мужские полуботинки со шнуровкой для
дождливой погоды... Но Мария не испытывала комплекса неполноценности и
наверняка не завидовала всем эти бабам, затянутым в дорогие тряпки и
увешанным ювелирными побрякушками. И это делало ее проще, ближе, понят-
нее.
"Молодец девочка, - Элефантов с удовольствием смотрел в открытое чис-
тое лицо Марии. - Сказано - человек моего круга! Живет на зарплату, зна-
чит, солидарна с такими же, как она. И умница - этого фанфарона Орехова
видит насквозь, вон, смешинки в глазах..."
Он почувствовал прилив теплых чувств к симпатичной и умной женщине,
единомышленнице и, нащупав под скатертью узкую кисть, нежно ее погладил.
Мария не убрала руки и никак не отреагировала на ласку, выражение лица
тоже не изменилось, так что Орехов и Толик ничего не заметили.
Помня о просьбе спутницы, Элефантов все время поглядывал на часы и,
когда стрелка приблизилась к восьми, предложил возвращаться в город.
Веселье в "Нептуне" только начиналось. Орехов заупрямился, но, когда
Элефантов сказал, что они доберутся на попутках, сдался. Они вышли на
улицу, Мария без малейшего смущения попросила Элефантова подержать плащ
и отлучилась в туалет, и он подумал, что впервые встретил женщину, абсо-
лютно лишенную жеманности, расценив полную естественность поведения как
свидетельство высокого уровня развития.
Алик с Толиком курили в машине, а Элефантов стоял над обрывом и расс-
матривал реденькую цепочку чуть мерцающих огней у черного горизонта.
Вспышки неоновой вывески ударяли по глазам красным и голубым цветом.
Логика событий требовала, чтобы на обратном пути он попытался поцело-
вать Марию: ответная реакция определит характер их дальнейших взаимоот-
ношений. Но, в отличие от большинства собратьев по полу, Элефантов не
считал, что, принимая приглашение в ресторан, женщина автоматически дает
согласие и на все остальное, что может за этим последовать. Более того,
он опасался, что Мария расценит его поползновения как стремление заста-
вить ее расплатиться за угощение. Бр-р-р! Его передернуло от одной воз-
можности, что такая мысль может прийти ей в голову. А ведь она, чего
доброго, связав ресторан и поцелуи и чувствуя себя обязанной, постесня-
ется сказать "нет"... Тем более что находится в какой-то зависимости:
без их машины добраться до города трудно, к тому же "голосовать" на
трассе в сумерках одинокой молодой женщине рискованно...
Нет, к черту, раз существует такая вероятность, лучше воздержаться от
всяких вольностей! Элефантов скорее предпочел бы умереть, чем стано-
виться на одну доску с типами, которые, затратившись на ужин, любыми пу-
тями пытаются "получить свое"...
Но с другой стороны - вдруг он все усложняет? Если он нравится Марии,
она с удовольствием проводит с ним время и ждет чего-то большего, то его
пассивность может ее разочаровать...
Элефантов знал за собой склонность к самокопанию. Часто оно приводило
к раздуванию из простых вещей трудноразрешимых проблем, созданию препят-
ствий, которые не мешали никому, кроме него самого: сверстники, проще
смотревшие на мир, их попросту не замечали, а потому успешно преодолева-
ли.
Особенно наглядно это проявлялось в отношениях с женщинами. В решаю-
щий момент любая, за редким исключением, говорит: "Не надо, перестань".
Девяносто девять процентов за то, что это притворство, обычная женская
уловка, но все же появляется мысль: а вдруг она действительно не хочет?
Тогда всякое продолжение будет грубым и некрасивым домогательством, на-
рушением необходимого в подобных случаях принципа добровольности...
Чувствуя его колебания, партнерша, чтобы не уронить достоинства, уже не
может отступать, хотя, возможно, досадует на такую нерешительность и бы-
ла бы рада, прояви он настойчивость и не послушайся... Но он слушайся,
боясь совершить недостойный поступок, после которого будет стыдиться сам
себя и не сможет смотреть в глаза обиженной...
Иногда подобная щепетильность, возвращаясь как неумело запущенный бу-
меранг, причиняла болезненную травму. Как с Настеной. Они встречались
довольно долго, и, пожалуй, он даже был в нее влюблен. Она позволяла це-
ловать себя, ласкать, раздевать донага, но потом говорила "нет", и он
останавливался в полной уверенности, что у нее есть веские основания не
позволять ему большего. А потом узнал, что в то же самое время она спала
со своим соседом, красивым нахальным парнем, не отягощенным иллюзиями
насчет женских добродетелей. Ему стало горько и почему-то стыдно, хотя
ничего позорного он не совершил. Он понял, что, хотя женщине нравится,
когда о ней думают хорошо и возвышенно, проще ей с приземленными, прак-
тического склада людьми, умеющими помочь согрешить, подтолкнуть к посте-
ли обыденно и как будто против ее воли. А романтикам достается только
лирика: прогулки при луне, походы, кино да поцелуи.
Это показалось Элефантову ужасно несправедливым, становиться гру-
бо-приземленным и практичным он не хотел, да и не мог, оставалось прими-
риться с мыслью, что отрицательные свойства "человеческой натуры имеют в
любовных делах преимущества перед порядочностью и благородством. Но при-
нять настолько чудовищную мысль было совершенно невозможно! И он решил:
нельзя всех стричь под одну гребенку! Утонченная, умная женщина никогда
не клюнет на нахальство и плохо задрапированную похоть!
Стало легче, но где-то в глубине сознания шевелилось: объяснить можно
все что угодно, особенно когда хочешь успокоиться. Надо переделывать се-
бя, братец, становиться проще!
Но это оказалось трудной задачей. Сколько раз он давал себе зарок по-
кончить с бесконечными сомнениями, "упроститься" до предела, но болез-
ненно обостренное самолюбие перестраховывалось в стремлении избежать да-
же возможностей какой-либо унизительной ситуации, заставляло "прокручи-
вать" все варианты поведения и анализировать возможные последствия - не
представляют ли они опасности для его достоинства?
Выбраться из клубка сложностей он так и не смог, решив в конце кон-
цов, что комплексы есть у каждого человека, а боязнь "потерять лицо" -
не самый худший из них.
- Эй, ученый! - окликнул его Орехов. - О чем задумался? Опять решаешь
мировые проблемы? Иди лучше к нам - анекдот расскажу, обхохочешься!
Элефантов направился к машине. Если бы Орехов узнал, о чем он думает,
то обхохотался бы без всяких анекдотов. Для него все в жизни было прос-
то, никаких проблем не существовало. Тем более с женщинами. И как ни
странно, их не отпугивала его прямолинейность, нахрапистость и бульдожья
хватка.
Элефантов объяснял это так: тот имеет дело с женщинами недалекими,
малоинтеллигенгными, низкого культурного уровня, одним словом, с самка-
ми. Орехов не утверждал, что все бабы одинаковы, и чем больше с ними це-
ремониться, тем больше они выкобениваются.
"Как лошадь! - хохотал он. - Если почувствует, что наездник неопыт-
ный, сам не знает, чего хочет, или не умеет правильно узду держать - ми-
гом сбросит! А настоящего жокея почует - и пошла, милая, как по струн-
ке!"
Такие откровения Элефантова коробили, и верить им не хотелось. Для
себя он твердо решил, что Ореху просто не приходилось встречать порядоч-
ных женщин, которые дали бы ему прочувствовать всю глубину его заблужде-
ний.
- Однажды муж уехал в командировку, - давясь от смеха, начал Алик.
Элефантов устроился на широком заднем сиденье и, потянув за ремень,
откинул приставное кресло. И тут же сообразил, что особенность конструк-
ции "ЗИМа" предоставляет Марии свободу выбора: она может сесть в кресло,
отгородившись от него проходом, а может - рядом с ним. Как женщина сооб-
разительная, она, безусловно, выберет место, которое ее больше устраива-
ет не только удобством...
- А ты что, нашел дома шпалу или кусок рельса? - продолжал Орехов. -
Нет, просто я застал у нее в постели железнодорожника!
Мария села рядом с Элефантовым, ответила на поцелуй, потом чуть
отстранилась.
- Быстро ты нашел общий язык с новой сотрудницей?
В полумраке отчетливо выделялись чуть крупноватые белые зубы, откры-
тые широкой улыбкой.
Не отвечая, Элефантов вновь привлек ее к себе. Они целовались всю до-
рогу, в то время как Орех с Толиком вполголоса обсуждали какие-то свои
дела и, казалось, забыли про пассажиров.
В городе Элефантов вышел первым и, глядя вслед удаляющимся огонькам
"ЗИМа", подумал: как Мария объяснит мужу позднее возвращение? Что-нибудь
придумает... Хотя, глядя на нее, никогда не скажешь, что она способна
правдоподобно лгать...
"Все-таки ты дурак! - обратился он сам к себе. - Носишься со своими
сомнениями, пестуешь их, и что в результате? Вот сегодня - хорош бы ты
был, если бы сидел сложа ручки, как пай-мальчик! Обмануть ожидания жен-
щины, лишить себя и ее приятных минут - и ради чего? Из-за боязни, види-
те ли, выглядеть в дурном свете! С этой глупой мнительностью пора кон-
чать!"
И он еще, уже в который раз, дал себе слово покончить с самокопанием,
всевозможными сомнениями и ненужными переживаниями.
Жена привыкла к тому, что он задерживается на работе, занимаясь внеп-
лановыми опытами, поэтому объяснять ничего не требовалось и врать не
пришлось. Отказавшись от ужина, Элефантов включил телевизор, но мысли
витали далеко от происходящего на экране.
Процесс сближения с Нежинской мог завершиться тем, что они станут лю-
бовниками. Хотя такая возможность и не представлялась Элефантову доста-
точно реальной, в принципе она существовала. Значит, следовало опреде-
лить линию дальнейшего поведения.
Элефантов вышел на балкон, уселся в шезлонг и, запрокинув голову, за-
курил, рассматривая черное, исколотое звездами небо.
Ему нравились глаза Нежинской, импонировала свобода поведения и внут-
ренняя культура, которую он усмотрел в манерах, разговоре, умении дер-
жать себя в обществе малознакомых людей. Каких-либо чувств или хотя бы
физического влечения к ней он не испытывал, и вообще она была женщиной
не его вкуса.
Но, с другой стороны, в несоответствии между обликом и поведением Ма-
рии скрывалась загадка, относящаяся к ее внутреннему миру, которую Эле-
фантов хотел разгадать. А сделать это можно было, только сойдясь с ней
поближе. Тем более что все предшествующие попытки к сближению восприни-
мались ею благосклонно, и теперь, когда остается сделать последний шаг,
останавливаться вроде бы как-то неудобно... Она может заподозрить его в
