И тут раздался отдаленный звук... Или показалось обостренному слуху?
Нет... Вот еще... И еще... Неужели... Я уже понял, но пытался не призна-
ваться в этом. Шаги! Медленные, крадущиеся - шерк, шерк, шерк. Кто-то
поднимался по лестнице, и разумного объяснения - кому могло понадобиться
в полночь забираться на верхотуру недостроенного дома - в голову не при-
ходило. Я инстинктивно спрятался за железную бочку из-под цемента, иск-
ренне надеясь, что сию минуту все разъяснится - появится нетрезвый, об-
росший щетиной сторож и можно будет перевести дух и посмеяться над своим
глупым страхом. Шерк, шерк, шерк... шаги приблизились, уже должен был
показаться и человек, если сюда поднималось материальное существо, но в
поле зрения никто не появлялся.
Шерк, шерк, шерк... Пол на этаже покрывала цементная пыль, и сейчас
она поднималась столбиками, зависала на несколько секунд и медленно
опускалась на черные рубчатые следы, проявлявшиеся один за другим на се-
ром бетоне.
Я впал в оцепенение: руки и ноги стали чужими, голос пропал, как буд-
то кто-то другой вместо меня находился здесь и, безгласный и недвижимый,
наблюдал картину, противоречащую самим основам с детства привычных
представлений об окружающем мире.
Шерк, шерк, шерк... Следы протянулись к дальнему краю площадки, луна
наконец вынырнула из облаков, и на полу вырисовывалась квадратная, нем-
ного скособоченная тень, упиравшаяся основанием в замершие у обрыва сле-
ды.
Очевидно, разум у меня не функционировал, но гдето на уровне подсоз-
нания я почему-то отчетливо понимал: это не бестелесный пришелец из кос-
моса, нет, не научной фантастикой тут пахнет, совсем другим, дремучим,
многократно перевернутым и разоблаченным, осмеянным и развенчанным, че-
пухой, предрассудками, ставшими вдруг реальностью, страшненький такой
запашок, от которого, оказывается, и впрямь волосы дыбом встают и кровь
в жилах стынет. А ведь и выпьют, чего доброго, ее, кровушку твою, и пис-
толетик макаровский девятимиллиметровый не поможет, и приемчики всякие
хитрые, быстрые и надежные, тоже не сгодятся против потустороннего, не-
материального, тут иные средства нужны, простые, проверенные: заговор
там или молитва подходящая, кол осиновый, на худой конец пуля серебря-
ная, водица святая.
Нету у тебя ничего такого, нетути, вон ты какой голенький, мягонький
да беззащитненький, и сиди потому тихонько, не рыпайся, не кличь беды,
может, стороной пройдет, если не учуют они духу человеческого. Почему
они? Да потому что сейчас еще кто-то явится, не любит их брат поодиноч-
ке-то шастать...
И точно: раздалось какое-то мяуканье, сверху голова чья-то свесилась,
осмотрелась и спряталась, а вместо нее ноги показались, потом вся фигура
кругленькая на руках повисла, покачалась над пропастью, прогнулась пару
раз и исхитрилась на этаж запрыгнуть, прокатилась по полу колобком,
вскочила, отряхнулась по-кошачьи, так, что пыль цементная во все стороны
полетела, и прямиком к лебедке: корыто металлическое для цемента троси-
ками прихватила и вниз столкнула. Завизжала лебедка, ручка закрутилась
как бешеная, а рядом, оказывается, Семен Федотович Платошкин стоит, ди-
ректор заготконторы, пиджак платочком очищает. Почистился, прихорошился,
хвать за ручку и крутит, корыто свое обратно поднимает. Хитрец великий,
не наш клиент - обэхээсовский, живет будто на пять зарплат, а как реви-
зия или проверка какая - у него полный ажур. Чего это он ночью по крышам
лазит? Любит на здоровье жаловаться, валидол показывает, а сам может ак-
робатом в цирке работать. Да и ручку лебедки вертит легко, свободно, а
когда поднял корыто, в нем целая компания: и Рома Рогальский с женой, и
Иван Варфоломеевич Кизиров, и две девочки из "Кристалла", и тетя Маша, и
пегий Толик-повар, и какие-то незнакомые.
Веселые, нарядные, но не такие, как внизу, отличаются чем-то, хотя
сразу и не разберешь, в чем тут дело.
- Ромик, включи электричество, - Кизиров к бетономешалке подошел, го-
лову внутрь засунул. - Страсть размяться хочется.
Рогальский зажал своей лапой кабель, мотор взвыл, ноги Кизирова дер-
нулись полукругом, но он их подобрал, только туфли снаружи остались, ко-
жаные югославские, на "молнии" сбоку. Грохотало и хрюкало сильно, а все
равно хруст слышался, у меня чуть внутренности не вывернуло.
А Платошкин еще раз свой лифт поднял, и опять там была знакомая пуб-
лика: Козлов, что в прошлом году жену зарезал, не признался, хотя улик
было два вагона и на суде в последнем слове клялся, мол, невиновен, пла-
кал, уверял: ошибка вышла, Бадаев - растратчик и взяточник, Вика - сек-
ретарша большого начальника.
Бетономешалка остановилась, видно, Ромке надоело кабель держать, от-
туда какой-то куль бесформенный вывалился, полежал, поохал, а потом
опять собрался в Кизирова.
- Ох, и здорово же, Ромик! Куда там массаж в сауне!
- А ты свое начальство приезжее сразу с вокзала не на базу вези, а на
стройку, - захохотал Рогальский. - Да прокрути с песочком! Дешево и сер-
дито. Заодно посмотрят, что ты строишь, а из финского домика этого не
увидишь, даже через коньячную бутылку!
- Видят, Рома! Начальство, оно все видит! Недаром я из передовиков не
выхожу! Строить каждый может, один лучше, другой хуже - не в этом дело!
Да и какая ему, Ромик, начальству, разница, у кого качество выше - у ме-
ня или у Фанеева? Для него лично другое важно: кто умеет уважить, разв-
лечь, внимание оказать! Ко мне приедут - отдых на природе, икорка,
коньячок, банька, девочки... А к Фанееву - жалобы да проблемы: качество
бетона низкое, поставки неритмичны, столярка сырая... Потому я всегда на
первом месте, а он на втором. Кто из нас лучше? Честно скажу - он, Фане-
ев! Зато я щедрее, удобнее, приятнее. А потому - впереди. И точка! Раз я
первый, значит, и лучший. Это и справедливо. Организовать развлечения
надо уметь, средства изыскать, иногда свои деньги доложить приходится...
А дипломатом каким надо быть! Чтобы все тонко, прилично, да что там -
простая заминочка пустяковая, неловкость минутная и все - пропал, сгорел
синим пламенем!
- А строить, - Иван Варфоломеевич махнул рукой, - это штука не хит-
рая. Я девять домов поставил, он - шесть, и тут я впереди. А что у меня
щели в стенах, крыша течет, двери не закрываются - ерунда, частности. По
бумагам мои дома ничуть не хуже. А новоселы потихоньку, как муравьишки,
щелочки заделают, двери починят, крышу залатают.
- Что-то ты, Иван, те же песни поешь, как давеча на ухе. Я же тебе не
председатель исполкома, чего меня охмурять, - насмешливо прогудел Роман
и хлопнул Ивана Варфоломеевича по плечу так, что у того подогнулись ко-
ленки.
Похоже, заведующий баром чувствовал себя с управляющим треста на рав-
ных.
- А ведь прав ты, братец! - визгливо засмеялся Кизиров. - Язык, прок-
лятый, привык туману напускать. А сейчас кого стыдиться? Бояться кого?
На равных мы!
- Жулик я! - завопил он дурным голосом и запрыгнул на бетономешалку.
- Все мы жулики!
Платошкин уже давно перестал крутить ручку лебедки, на этаже собра-
лось человек двадцать. Они не разбредались, держались кучно, прост-
ранство их было явно ограничено неимоверно увеличившейся тенью Бестелес-
ного, которая занимала теперь половину площадки. Стояли небольшими
группками, прогуливались по двое, по трое, чего-то ожидая, так зрители в
фойе театра проводят время до первого звонка.
Вопль Кизирова послужил сигналом. Оживились, загалдели, руками зама-
хали.
- За два месяца четыре тысячи украл - сообщил Платошкин с нескрывае-
мой гордостью. - Кому рассказать - не поверят! И главное - концы в воду.
Копай не копай - бесполезно!
- А я и не знаю, сколько ворую, - пожаловался Рогальский. - Пиво -
дело текучее. Недолив, замена сорта, чуть-чуть разбавил - не для денег,
для порядку - доход, но тут же и расход идет: кому на лапу подкинул, а
тут бочка протекла или недоглядел - прокисшее завезли, запутался вконец!
- Чего бухгалтерию разводить, хватает - и ладно! - рассудительно ска-
зал Толик-повар, шеки которого отвисали сильнее обычного. - Мне хватает!
Вот вчера книжек купил на пять тысяч, полгрузовика, толстые, зараза, и
тяжелые, чуть грыжа не вылезла, пока таскал. Соседям сказал - чтобы дети
читали. Ха-ха, курам на смех! Надо было шкаф загрузить в немецком гарни-
туре, не ставить же и туда хрусталь! Обложки глянцевые, одинаковые -
красиво получилось.
- Это БВЛ, - вмешалась аптекарша Элизабет. - Я себе тоже взяла. В
школе двойки да тройки получала, потом, правда, всех отличниц и самих
училок за пояс заткнула - живу, как хочу, бриллиантами обвешалась, но
они, дуры, думают, что это фианиты со сторублевой зарплаты. Так я их и в
книжках переплюнула!
- МВЛ! - передразнил Толик и с похабной ухмылкой ущипнул ее за грудь.
- Хватит умную корчить! Не внизу!
- Да ничего я не корчу! Верно, как была дурой, так и осталась. Зато
при голове и всем прочем! Чего захочу, то и получу!
- Расхвасталась! - завизжала толстая, вульгарная блондинка не первой
молодости в скверно сидящем кожаном пиджаке. - Я, может, еще дурее тебя,
а бабки девать некуда! Это я придумала вместо хрусталя и ковров книги
скупать! У меня уже сорок полок, на грузовике не увезешь, и ХМЛ и энцик-
лопедии разные, доцент с третьего этажа как в библиотеку приходит. Я ему
даю, пусть читает, дочке на тот год поступать...
Атмосфера вседозволенности опьяняла собравшихся, напряженность нарас-
тала, они перестали слушать друг друга, каждый орал свое, брызгала слю-
на, судорожно дергались черные фигуры, выкрики, вой, хохот сливались в
оглушительную какофонию, в которой время от времени можно было разобрать
обрывки отдельных фраз.
- ...сто двадцать тысяч чистыми, не считая того, что роздал - ревизо-
ру, начальнику...
- ...два этажа наверху и один подземный, с виду обычный домик, никто
не догадается...
- ...они, идиоты, улыбаются, просят кусочек получше, а я каждого нак-
рываю - хоть на пять копеек, хоть на копейку...
- ...жена ему давно надоела, так он мне и путевку, и одежду, продукты
завозит, деньги дает...
- ...а мне директор сказал - поставит заведовать секцией, потому и
терплю, хотя он противный, потный...
- ...я сразу с тремя живу и никаких проблем не знаю, люди солидные,
что захочу - тут же сделают...
Они взахлеб хвастались пороками и мерзостями, которые внизу стара-
тельно прятали, маскировали, чтобы кто-нибудь, упаси Бог, не догадался,
и этот тяжкий труд утомлял настолько, что сейчас, сняв ограничения, они
буквально шли вразнос, стараясь перещеголять друг друга в мерзости, под-
лости, отвратительности. И внешность их стала изменяться, и поведение в
соответствии с тем, что произносилось вслух - глубоко скрытые качества
пробивались сквозь привычную оболочку наружу: свиные рыла, вурдалачьи
клыки, рога, острые мохнатые уши...
Галина Рогальская превратилась в плешивую мартышку, кривлялась, кор-
чила рожи, остервенело выкусывала блох. В опасливой, хищно нюхающей воз-
дух гиено-свинье угадывалась Надежда Толстошеева.
Девочки из "Кристалла" стали похожи на драных, гулящих кошек, они си-
дели на ведрах в похабных позах, курили, несли нецензурщину, похотливо
поглядывая на мужчин, подавали недвусмысленные знаки.
- ...весь вечер гудели, коньяк, шампанское, на девяносто шесть руб-
лей, а потом я в сортир пошла и смылась...
- Поймают, набьют... Я всегда расплачиваюсь почестному.
Клыкастый, потный Платошкин втолковывал низкорослому живчику с лицом
сатира:
- Твердо решил: накоплю миллион и фьюи, туда... Деньги переправлю по
частям, вызов пришлют. Хочу развернуться, настоящим миллионером себя по-
чувствовать, не подпольным.
- А мне и здесь хорошо: жратва, водка, девочки... Вот сейчас с шест-
надцатилетней...
- Говнюки вы все! - истошно заорал Козлов. - Сволочи трусливые! Я вот
