ты не перевесит: ребята погибли, а его отпустили. За какие заслуги?
Мне говорят, чего, мол, с иудой церемонишься, прислонить к дереву - и
дело с концом! А я его хорошо знал, на задания вместе ходили, один раз
думали: все, амба, гранаты поделили, попрощались... Достойно себя вел,
хорошим другом был, надежным. И вдруг - гестаповский агент, предатель -
чушь собачья! Что тут делать? Вот ты как думаешь?
- Не знаю, - растерянно проговорил Элефантов.
- И я не знал. Только решение-то все равно надо было мне принимать,
больше некому.
- Можно испытать его как-нибудь... В бою или задание специальное.
- Да он уже двадцать раз испытан! Вопрос так стоит: или верить ему,
или не верить? Пускать в свою среду или нет? А испытание он любое прой-
дет - и если не виновен ни в чем, и если к немцам переметнулся.
Так я промучился всю ночь. То ли это психологи гестаповские испытание
такое изощренное придумали для него, да и для нас тоже - честного чело-
века изменником выставить, то ли это хитрость, уловка, чтобы от настоя-
щего предателя подозрение отвести, то ли тщательно запутанный план внед-
рения агента.
Ох и жалел же я тогда, что не могу Коле в душу заглянуть, ох, жалел!
- Но вы же знали человека, другом ему были, неужели поверить нельзя?
- не выдержал Элефантов. - Не мог же он так маскироваться и измениться
мгновенно тоже не мог!
- Ну почему же...
У Старика дернулась щека.
- И маскировались, и ломались порой - всякое бывало... Не в том дело:
раз есть вероятность, хоть самая ничтожная, что он враг, если даже прос-
то сомнение появилось, нельзя его к работе допускать, никак нельзя, это
значит - других людей не беречь, их жизни на карту ставить.
Да и не в моих силах было веру ему давать. Я только два решения мог
принять: расстрелять на месте или на Большую землю отправить, чтобы три-
бунал разбирался. Что в лоб, что по лбу... Факты-то никуда не уберешь, а
догадки, предположения и сейчас суды на веру не берут, а тогда война -
сам понимаешь... Шпионов, паникеров, дезертиров, диверсантов, провокато-
ров - пруд пруди. И Коля Финько, отпущенный гестапо... Он у меня писто-
лет попросил - застрелиться, я не дал - если он фигура во вражеской ком-
бинации, то и на тот свет отпускать его нельзя, надо попробовать для
контригры использовать. Короче, отправил Колю к нашим, что там дальше
получилось - не знаю.
Старик запустил руку в ящик стола, что-то искал, перебирая невидимые
Элефантову увесистые предметы, и задумчиво смотрел перед собой, хотя ви-
дел наверняка картины далекого прошлого, которые, судя по окаменевшему
лицу и крепко сжатым губам, не могли его успокоить.
- С любой стороны, крути-верти как хочешь, поступил я правильно. А
душа, поверишь, до сих пор болит...
Он наконец нашел то, что искал, и зажал в руке металлический цилинд-
рик с набалдашником на конце.
- Вот ты говоришь - поверить, люди, мол, не могут сразу меняться,
маскироваться не могут...
Старик задумчиво постукивал набалдашником по столу.
- А ведь в те годы мы на всякие чудеса насмотрелись. Война такие
свойства людской натуры обнажала, о которых порой и сам человек не знал.
Простые ребята подвиги совершали, на героев непохожие, раньше скажи - не
поверят. И наоборот было.
Ты знаешь, предательство оправдать нельзя, но если кто под пытками
ломался - тех хоть понять можно. А некоторые продавались - за деньги,
звания их паршивые, за корову, домик с усадьбой, да мало ли за что!
Старик шевельнул рукой - щелк! - из цилиндра выпрыгнул шилообразный
клинок, резать хлеб или открывать консервы им было нельзя, это орудие
предназначалось для одной-единственной цели, и Элефантов, читавший много
книг о войне, понял, что Старик держит немецкий десантный нож.
- А бывало, и вовсе ничего не понимаешь - человек как человек и вдруг
вроде беспричинно продает товарищей, только причина, конечно, есть, хотя
глубоко спрятанная; какая-то изначальная подлость, склонность к преда-
тельству, найти бы их, выжечь, ан нет, не найдешь, а зацепит обида ка-
кая-то или самомнение, выхода не нашедшее, и готово!
Щелк, щелк. Клинок мгновенно спрятался и выскочил опять. Элефантову
это напомнило нечто никогда не виденное, но знакомое.
- А вы можете рассказать хоть один такой случай?
- Лучше б не мог!
Старик провел свободной рукой по лицу. Щелкщелк.
- В школе с нами училась девушка, хорошая девчонка, нормальная, весе-
лая, компанейская. Радиодело знала хорошо, стреляла прилично, ножом ра-
ботала, со взрывчаткой свободно обходилась, многие парни за ней не могли
угнаться.
Старик говорил медленно, неохотно, как бы выталкивая слова.
- Только одна странность: псевдо она себе выбрала какое-то неприятное
- Гюрза. Зачем себя такой пакостью называть? А она смеется: быстрая, го-
ворит, хитрая, для врага опасная... Все правильно объяснила.
Старик поморщился и машинально пощупал под сердцем.
- Да не в прозвище дело. Заканчивали школу - получили задание, вроде
как выпускной экзамен. Задание простое: выйти в город и собрать развед-
данные, кто какие сможет. Военное положение, документов никаких, город
всем незнакомый. Попадешься - выкручивайся сам. Каждый понимает: если
что - помогут, но и риск имеется - могут на месте расстрелять как немец-
кого шпиона.
И пошли в город поодиночке. Я по легковым машинам штаб вычислил, сос-
читал, к номерам машин их привязал, вернулся, в общем, не с пустыми ру-
ками. Ну и ребята: кто на станцию проник, сведения о военных перевозках
собрал, кто оборонный завод установил, кто склад боеприпасов... А Гюрза
всем нос утерла: принесла пакет с совершенно секретными документами!
Спрашиваем: как удалось? Смеется: работать надо уметь! А в отчете на-
писала, как полагается: познакомилась с летчиком - подполковник, моло-
дой, лет тридцать, не больше, переспала с ним, а на следующее утро пакет
из планшетки вытащила, проводила от гостиницы до штаба, попрощались до
вечера. Как показатель полного доверия письмо приложила: подполковник ее
к своей матери направлял, рекомендовал невестой. В общем, виртуозная ра-
бота, и Гюрза явно гордилась, она вообще любила первой быть, чтобы заме-
чали, хвалили...
Щелк, щелк, щелк. Жало змеи, тонкое и быстрое, - вот на что это было
похоже. Опасной, ядовитой змеи. Может, гюрзы.
- ...только тут ее хвалить не стали. С одной стороны, подполковника
жалко - его разжаловали за потерю бдительности и разгильдяйство, в
штрафбат отправили, да и вообще, нехорошо как-то, нечистоплотно. Но ре-
зультат-то Гюрза дала!
Среди ребят мнения разделились: кое-кто говорил - молодец, сумела
объект выбрать, в доверие войти, документы важные добыть, но большинство
по-другому рассудило: курва она, и все тут! Короче, отвернулись от нее
многие, да и комиссия с учетом всех обстоятельств вывела ей "четверку",
а многие "пятерки" получили, хотя таких важных сведений, как Гюрза, ник-
то не собрал.
И Гюрза обиделась, хотя виду не подала. Вела себя как всегда, шутила,
смеялась, а когда перебросили ее за линию фронта, застрелила напарника и
явилась в гестапо. Вот так.
Старик замолчал.
- А что было дальше?
- Дальше? Работала на немцев, великолепно провела радиоигру против
нас, несколько групп провалила, дезинформации кучу...
Старик бросил нож, со стуком захлопнул ящик.
- И что интересно: не изменилась она - такая же улыбчивая, компанейс-
кая. Только компания другая.
Жила в специальном особняке гестапо, сошлась с кем-то из ихнего на-
чальства, тот ей туалеты из Парижа выписывал, драгоценности дарил... Ав-
то, рестораны, вечеринки. А в остальном все по-прежнему: добрая, отзыв-
чивая, простая.
На допросы к нашим приходила, советовала по-хорошему, по-дружески,
как товарищам, не надо, мол, дурака валять и в героизм играть, переходи-
те на эту сторону, не прогадаете. При пытках и расстрелах не присутство-
вала, считала себя выше грязной работы. Сама с собой комедию играла:
выставлялась порядочной, благородной.
Но знала, что ее к смерти приговорили, с оружием не расставалась:
"вальтер" в сумочке и на теле маленький "браунинг" спрятан, "шестерка".
Надеялась - поможет...
Старик снова разлил водку, выпил, не чокаясь, шагнул к холодильнику,
обратно и, как будто забыв, зачем поднялся, зашагал взад-вперед по тес-
ной кухоньке, отражаясь в черноте незавешенного окна.
- Так что не обойтись без твоего прибора, делай его, Сергей, надо бу-
дет - помогу! Если бы нам его тогда, в войну...
- А чем дело-то закончилось? - спросил Элефантов. - С Гюрзой?
- Чем и положено.
Старик сел к столу, протянул руку к бутылке, но передумал.
- Исполнили приговор - и точка.
И прежде, чем Элефантов успел задать следующий вопрос, Старик реши-
тельно рубанул ладонью воздух:
- Хватит об этом. Сыт по горло. Сколько раз зарекался не вспоминать!
Газетчиков отшивал несколько раз - не хочу, мне бы вообще забыть все к
чертовой матери! А сейчас опять разболтался. К дьяволу! Давай лучше
выпьем.
Элефантов опять подумал, что Старик не стал бы пить, если бы не хо-
тел, кто бы его к этому ни приглашал, но приложился к рюмке, хотя и не
допил до дна.
Старик покосился на него и улыбнулся.
- Когда что-нибудь делаешь, на других не оглядывайся, прислушивайся к
себе. А то не идет, а пьешь. Зачем?
Элефантова смутила проницательность Старика, созвучная его собствен-
ным мыслям. Он пожал плечами.
- Это называется... Когда ориентируются на окружающих, стремятся не
отстать от них... Как же... Ведь читал, а забыл!
- Конформизм.
- Вот-вот! - обрадовался Старик. - Во дворе у нас десятка два пенсио-
неров. У каждого сад с домиком, фрукты-овощи, сто пятьдесят на свежем
воздухе, интересы общие и всем понятные. Встретятся: удобрения, ядохими-
каты, посев, полив, плодожорка, медведка, опыление, подрезка.
А я к ним подойду - и поговорить не о чем. Мне с ними неинтересно, им
- со мной. Агитируют: возьми участок, подберем в товариществе хороший и
недорого - будешь как все... Вот ведь аргумент - "быть как все"! Отказы-
ваюсь - посмеиваются, чудаком считают. Что же ты делаешь, говорят, ты же
отдыхать должен, для себя ведь тоже пожить надо!
"А я и живу для себя. Только так, как мне нравится!" Не верят. Ниче-
го, говорят, еще надумаешь, мы тебе садик полузаброшенный придержим,
придешь - доволен будешь.
Им так удобней - считать, что рано или поздно стану "как все".
- А действительно, чем вы занимаетесь?
Видя, что Старик резко сменил тему разговора, Элефантов пошел ему
навстречу.
- Пенсионеры рыбу ловят, пчел разводят, огороды копают, а у вас, на-
верное, даже удочки нет!
- Точно нет! Я как списанный по старости охотничий пес: на медведя
или на волка не гожусь, а перепелов поднять или утку в камышах отыскать
- могу. Вот и шустрю по мелочам, помогаю ребятам чем могу...
Старик говорил неправду. Последние пятнадцать лет службы он работал
по тяжелым делам, раскрывал особо опасные преступления. Выход на пенсию
ничего не изменил: если к нему обращались за помощью, то речь шла не о
похищенном кошельке или пропавших курах. Сейчас Старик занимался "Приз-
раками" - разбойным нападением на инкассаторскую машину.
Преступление было столь же дерзким, сколь и необычным.
Сберкасса N 6 являлась последней точкой инкассаторского маршрута,
после которой машина возвращалась в банк. Собирающий вошел в здание и
занялся оформлением документов, как вдруг с улицы донесся дробный звук,
напоминающий автоматную очередь, и грохнул пистолетный выстрел. Он выбе-
жал на крыльцо и успел несколько раз выстрелить в уходящую машину, два
раза - прицельно.
Водитель лежал на земле напуганный, но живой и невредимый. В наруше-
ние инструкции он ел пирожок, когда дверь распахнулась и в лицо ткнулся
