и они, протестуя против государева отъезда, спели такую песенку:
В Хэнанп опали тополь и ива, ветер разносит пух тополиный.
В Хэбэе в полном цветении слива. реет над ратями дух соколиный /5/
Государь, услыхав песню, изволил снять дорожное платье и созвал кра-
савиц. Приступил с расспросами:
- Кто научил вас этой дерзкой песне?
- Один из ваших чиновников гулял среди простого народа и услыхал ее,
- был ответ, - творил, будто поют мальчишки на улицах.
Государь погрузился в раздумье и долго молчал. Потом сказал: "То знак
Неба, знак Неба". Он нацедил вина и пропел:
Настанет день - и Терем грез сгорит дотла.
Никто слезы не обронит, над домом Суй нависнет мгла.
Песня не принесла государю избавления от тоски. Приближенные и гарем-
ные затворницы не поняли ее смысла.
- Слушать надо уметь, - сказал им государь. - Придет время - поймете.
Вскоре государь отбыл в Цзянду. Ли Ми поднял войска и вступил с ними
в столицу. Царство Суй перестало существовать, а сам Ян-ди погиб. Увидев
Терем грез, Ли Ми, будущий император новой династии Тан, сказал:
- Он был создан на крови и страданиях народа, - и повелел его спа-
лить. Месяц горел Терем грез, никак не мог сгореть.
Государь Ян-ди знал, что вознесение к власти сменяется крахом - вот о
чем была его песня. И в кончине его самого, и в крахе его империи нет
ничего неожиданного.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Перевод осуществлен по изданию: "Лю Фу (XI в.). Цин-со гао-и"
(Суждения о нравственном у Зеленых ворот). - Шанхай, 1958.
2. Ян-ди, т.е. предпоследний император династии Суй (589618 гг.) - Ян
Гуан, правил с 604 по 617 гг.
3. Слово "дафу" имеет значения: "великий (мудрый) муж", "чиновник",
"сановник", "лекарь".
4. Девизом "Да-е" был обозначен период с 605 по 616 г., соответствен-
но его восьмой год - это 612 г.
5. Песня предсказывает гибель Янди и победу новой династии: слово
"тополь" (ян) звучит как имя государя, а слово "слива" (ли)как имя буду-
щего императора новой династии Тан (618-907 гг.) - Ли Ми.
Перевод и примечания К. И. Плыгиной.
ЧЖЭНЬ ЦЗИНБИ (XIII.XIVBB.)
ДЕВУШКА В КРАСНОЙ ПЛАХТЕ /1/
Жил в середине годов под девизом Цзя-си /2/ некий Цзай, прозвище имел
Легко-вздымающий плоть Усадьба его была подле общественного дома для не-
женатых мужчин деревни. Рядом с тем домом росло дерево хунмэй - красный
абрикос /3/. Пышно раскинулись его ветви, прихотливо сплетаясь в кроне и
далеко, едва ли не на пол-му /4/ отбрасывая густую тень. И вот однажды,
когда наступила пора цветения, приманило что-то Цзая под тенистую крону.
Взял он вина, уселся под деревом и весь остаток дня так и просидел под
ним. Уже и ясная луна выплыла на небо, и вино иссякло в бутылке, а он
все сидел и сидел. Вдруг из густых ветвей появилась девушка в красной
плахте и, словно легкая тень, прошла неподалеку. И какая славная она бы-
ла! Цзай крадучись двинулся за ней, да не прошел и десяти шагов, как та
будто истаяла.
Ах, если бы не злой рок, разве встретил бы ее Цзай! С той поры стал
он сам не свой: во сне бормочет ласковые слова, днем словно немой исту-
кан. Односельчане жалели Цзая. Был среди них один старик, он догадался,
что приключилось с юношей. Пришел к нему и сказал:
- Слыхал, будто в старину жила в нашей деревне девушка несравненной
красоты, семья ее была далеко, там, где сливаются реки Сяо и Сян. И небу
было угодно, чтобы похоронили ее под деревом хунмэй. С той поры не было
ночи, чтоб не появлялась она под деревом, и всякий, кто ее видел, скоро
погибал. Увы, видно судьба была тебе ее увидеть!
Цзай решил проверить слова старика, пошел к дереву - и вправду, рас-
копал под ним гроб. Была там еще дыра, круглая, словно деньга, видно
змеиная нора. Скоро заметил он и свернувшуюся клубком змею, а под корня-
ми дерева, где ствол расходился надвое, еще и какие-то объедки, видно,
змея приносила в нору еду.
Цэай раскрыл гроб и поразился, как прекрасна была усопшая: лицом све-
жа, как живая, хотя пудра чуть стерлась, помада поблекла, а платье и са-
ван уже тронуты тленом. Сердце его опьянилось любовью, он поднял тело и
тайно отнес в удаленный флигель, где жил. Там уложил девушку на циновку
и каждый день подолгу тер ей руки и ноги. Однажды не удержался и возлег
с ней. И с того раза каждую ночь имел с ней соитие. Скоро дыхание его
стало прерывисто, силы иссякли и появился недуг. Домашние Цзая, видя его
слабость, пригласили книжника. Тот пришел и заметил в стене дыру. Думая,
что через нее могла проникнуть в дом нечисть, свершил жертвоприношение,
но болезнь Цзая усилилась, и в тот же день он умер. Книжник сказал:
- Не иначе, как где-то поблизости злой дух. А чтобы вы знали, что
слова мои - не догадка, поведаю вам историю, читанную в старых книгах:
один молодой монах украл труп женщины, спрятал в своем жилье и имел с
ней сношение. Скоро и преставился. Не случилось ли здесь то же самое?
За такие речи семья Цзая привлекла книжника к ответу, подав на него
жалобу в управу, ибо никто не верил, что такое могло быть. Но когда
родственники пошли во флигель и узрели, что Цзай лежит в обнимку с усоп-
шей, поняли, что то была не напраслина.
В рассуждение напомню: во "Всеобщем зерцале, в управлении помогающем"
/5/, рассказано, что империатрица Люй-хоу, как раз после мятежа "крас-
нобровых" /6/ на берегу реки предала проклятию труп некоей девицы, что
доводил людей до гибели. Отсюда можно заключить, что были и в древности
подобные случаи.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Перевод осуществлен по ксилографическому изданию антологии XVI в.
"Наставница подле зеленого окна" ("Люй чуан нюй-ши"). Плахта (шан) - это
особая юбка, в древности составлявшая один из важнейших компонентов тор-
жественного мужского костюма и символизировавшая земное, нижнее, женское
начало. Красный, т.е. мужской, цвет плахтышан знаменует собой единство
Неба и Земли, мужского и женского начал. Подробно о плахтешан и ее изоб-
ражения см.: Л. П. Сычев, В. Л. Сычев. Китайский костюм. - М., 1975.
2. Девизом "Цзя-си" ("Счастливое процветание") был обозначен период
правления династии Сун с 1237 по 1240 г.
3. Хунмэй (буквально: красная слива) - абрикос муме, или абрикос
японский. Определение "хун" ("красный") может также ассоциироваться с
его омонимом "хун" ("бескрайний"), намекая тем самым на необычный и даже
сверхъестественный размер дерева. Скорее всего, данный рассказ отразил
пережиточные формы коллективного брака, поскольку его действие развора-
чивается у общественного дерева и возле дома для юношей. Сюжет восходит
к хорошо известному в мировом фольклоре мотиву "Брак с чудесной супру-
гой", которой тут является покойница. Общение с потусторонней женой
обычно влечет за собой смерть героя.
4. My - мера площади, в указанный период соответствовавшая 566 кв. м.
5. "Всеобщее зерцало, в управлении помогающее" ("Цзы чжи тун цзянь")
- обширный исторический труд известного ученого Сыма Гуана (1019-1086
гг.), охватывающий период с 403 г. до н.э. по 960 г. н.э.
6. Империатрица Люй-хоу правила со 187 по 178 г. до н.э. В тексте до-
пущена неточность, поскольку восстание "краснобровых" проходило в эпоху
междуцарствия с 18 до 29 г. н.э. Чтобы отличить себя от воинов прави-
тельственной армии, повстанцы красили брови красным цветом. Возможно,
привлечение сюда "краснобровых" - намеренное акцентирование цветовой
символики: в пандан к красной плахте и красному абрикосу.
Перевод К. И. Голыгиной. Примечания К. И. Голыгиной и А. И. Кобзева.
ФЭН МЭНЛУН (1574-1646 гг.)
СОЖЖЕНИЕ ХРАМА ДРАГОЦЕННОГО ЛОТОСА
В рясе, обривши голову, совершенствуй жизненный путь. Возжигай благо-
вония Будде, сердцем благостен будь! Избегни греховных деяний в пошлой
мирской суете. Свое беспорочное имя всегда храни в чистоте! Чти великого
Будду, ревностно пост соблюдай. Стремясь к блаженной нирване, священные
сутры читай! Путы сбросив земные, превзойдешь бессмертных вполне. Не за-
видуй тем, кто имеет тысячи слитков в мошне!
В стародавние времена в ханчжоуском храме Золотой Горы жил один мо-
нах, принявший в постриге имя Чжихуэй, что значит Постигший Мудрость. Он
постригся еще в юном возрасте и к тому времени, о котором сейчас пойдет
речь, успел скопить немалые деньги, словом, разбогател. Как-то на улице
он встретил красавицу, чей лик всколыхнул всю его душу, да так, что он
сразу как-то обмяк и стал похож на пучок конопли. И захотелось ему креп-
ко обнять девицу и прижать к груди. Но как проглотить лакомый кусочек?
Он шел своей дорогой и миновал уже домов десять или больше, а все нетнет
да оглянется назад.
"Кто она, эта красотка? - мучился он. - Переспать бы с ней одну
только ночь! И я был бы счастлив до конца своих дней". А далее он рас-
суждал: "Конечно, я монах, однако ж меня, как и всех, родила мать с от-
цом. Так неужели мне совсем не дано познать женщину, и все только из-за
того, что у меня бритая голова? Нет. Наш Будда наговорил какую-то чушь!
Другое дело, если кто сам хочет стать бодхисатвой или святым наставни-
ком, пусть себе устраивает разные запреты! К чему же заставлять других
исполнять правила да блюсти ограничения? Почему от них должны страдать
простые смертные вроде меня?.. Или вот еще чиновники, которые составляли
законоположения. Ведь эти негодники сами не гнушались благами: обряжа-
лись в шелка, выезжали в каретах, запряженных четверкой. А ведь лучше бы
они из добродетели помогали тем, кто стоит внизу. Вместо этого чинуши
придумали какие-то паршивые законы, из-за которых монахов перестали счи-
тать за людей. Почему нас следует наказывать, если мы немного побалуем-
ся? Что мы, из другого теста сделаны? Зачем за это вязать веревкой и
бить батогами?"
Так думал с обидой монах и даже помянул недобрым словом своих родите-
лей. "Понятно, что им трудно было меня растить. И все же лучше бы я умер
в малолетстве. По крайней мере, сразу бы все кончилось. Так нет, они-та-
ки вырастили меня и отдали в монахи. И что же? Я ни то и ни се, шага не
могу ступить по-человечески. Разве не обидно? А может, пока не поздно,
бросить монашество, подыскать себе жену, которая родит мне детей, и жить
с нею в счастье и довольстве?". Но тут на ум пришли мысли о радостях мо-
нашеской жизни. Верно говорят: монах ест, а хлеба не сеет; носит одежду,
а сам ее не ткет. Он живет в чистой и светлой келье, воскуряет благово-
ния да распивает чаи. Кажется, чего еще нужно? Все есть у него!"
В конце концов мысли в голове у Чжихуэя вконец перепутались. Он мед-
ленно брел по дороге, пока не дошел до своего монастыря. В голове
по-прежнему царил сумбур, а душа была объята страхом, унынием. Едва дож-
давшись вечера, он отправился спать, но так и не сомкнул очей, все взды-
хал и стенал, а перед глазами стоял образ красотки, которую он возжелал.
Монах маялся, гнал от себя бредовые мысли... Ведь он даже не знал, кто
та девица и где живет. И вдруг его осенило: "Ее можно отыскать, и совсем
нетрудно! С такими спеленатыми ножками наподобие маленького лука она не
могла далеко уйти от своего дома. Значит, она живет где-то поблизости!
Потрачука несколько дней, расспрошу о ней. Может, судьба сжалится надо
мной, и я встречу ее на улице. Тогда я пойду за ней следом и узнаю, где
ее дом. А там договорюсь с кем-нибудь из ее знакомых, и она наверняка
будет моя".
Монах пришел к этому решению, когда забрезжил рассвет. Он встал и
умылся, потом облачился в новую шелковую рясу, надел туфли и чистые нос-
ки. Принарядившись, вышел из кельи. Проходя мимо зала богини гуаньинь,
он вдруг подумал: "Узнаю у бодхисатвы, будет ли мне сегодня удача или
она обойдет меня стороной?" Преклонив колена, он сделал два поклона. Его
рука потянулась к деревянному сосуду с дщицами /1/ что стоял на, столе.
Несколько раз он встряхнул сосуд, отчего одна из дщиц упала на землю.
