лась гостю, и Хэ Дацин поспешил ответить поклоном на поклон. Он прис-
тально взглянул на девушку, и душа его затрепетала. Тут же принялся он
томно моргать глазами и бросать нежные взоры, чтобы приобрести располо-
жение прекрасной монахини. Голова его ушла в плечи, он словно бы весь
обмяк и сделался похож на сгусток вынутого из котла рисового отстоя.
Они сели. Дацин подумал: "Весь день я сегодня проходил понапрасну и
ничего подходящего не встретил. Кто бы мог подумать, что здесь скрывает-
ся такая красотка. Но чтобы с нею поладить, надо запастись терпением. Не
беда! Рано или поздно, но она попадется ко мне на крючок!"
Волокита уже перебирал план за планом, даже не догадываясь, что в
точности те же мысли занимали и монахиню. В монастырях существовало об-
щее правило: если в обители появлялся мужчина, его встречала только ста-
рая монахинянастоятельница, а молодые монахини, точно невесты на вы-
данье, всегда сидели взаперти, в дальних комнатах, и редко показывались
на людях - разве что приедут их близкие знакомые или родичи. Если насто-
ятельница захворает или уедет, монахини вообще посетителей не принимают.
Если же вдруг прибудет кто-нибудь особенно влиятельный и настаивает на
свидании с молодой монахиней, она выходит лишь после долгих и неотступ-
ных просьб. Почему же теперь красавица монахиня так смело и так скоро
вышла к Хэ Дацину? А все дело в том, что Будду она чтила лишь на словах,
душою же была привержена к радостям и удовольствиям. Как говорится, она
любила ветер и луну /7/ и ненавидела холодное одиночество. Монашеская
жизнь была ей отвратительна. Когда Хэ Дацин вошел в молельню, она увиде-
ла его в дверную скважину. Статный молодец сразу же ей приглянулся, по-
тому она и не заставила себя ждать. Взоры гостя притягивали ее, словно
магнит иголку.
- Как ваша уважаемая фамилия, господин, как ваше драгоценное прозви-
ще? Откуда вы родом, что привело вас в нашу скромную обитель? - спросила
монахиня с зазывною улыбкой.
- Меня зовут Хэ Дацин, живу я в городе. Я вышел погулять и забрел сю-
да случайно. Но я давно слышу о непорочной добродетели дочерей Будды и
хочу засвидетельствовать им свое уважение.
- Мы темные и неразумные, мы всегда в уединении, вдали от людей. Ваш
приход для нас - незаслуженная радость. Пожалуйста, пройдемте со мной в
трапезную и выпьем чаю, а то здесь все время снуют люди.
Приглашение пройти во внутренние покои кое-что обещало. Обрадованный
Дацин поднялся и направился следом за монахиней. Они миновали несколько
комнат, полукруглую галерею и очутились в открытой с одной стороны зале,
тоже разделенной натрое. Зала была убрана чисто и не без изящества; ее
окаймляла низкая изгородь с перилами, а за изгородью росли два утуна и
бамбук. Повсюду были цветы, они ярко сверкали в лучах солнца и испускали
сладостный аромат. Посредине залы стояла картина, изображавшая богиню
милосердия Гуаньинь. В медных курильницах старинной работы дымились до-
рогие благовония. У стены на полу лежал круглый молитвенный коврик из
камыша. Слева виднелись четыре запертые шкафа ярко-красного цвета; там,
вероятно, хранились свитки священных буддийских книг. В правой части за-
лы - вход туда закрывала ширма - Хэ Дацин увидел тунбоский столик /8/ и
невысокие стулья на гнутых ножках. У правой стены стояла пятнистого бам-
бука кушетка, а над нею висел древний цинь; лак на нем потрескался от
времени. На стене - чистый, без единой пылинки письменный прибор превос-
ходной работы и несколько свитков. Хэ Дацин развернул один из них. Мел-
кие золотые иероглифы прописного почерка напоминали о кисти известного
юаньского каллиграфа Чжао Сунсюэ. В конце свитка - дата, а ниже подпись:
"Начертано в благоговении ученицею Кунчжао".
- Кто эта Кунчжао? - спросил гость.
- Это мое ничтожное имя, - ответила монахиня.
Дацин залюбовался свитком и на все лады принялся его расхваливать.
Они сели за стол друг против друга, и послушница наполнила чашки чаем.
Кунчжао поднесла чай гостю. Дацин успел заметить, что пальчики у хо-
зяйки ослепительно - белые и необыкновенно изящные. Он взял чашку, отх-
лебнул чаю и воскликнул:
- О, какой дивный напиток!
Есть стихи, воспевающие чай, который заваривал волшебник Люй Дунбинь
/9/. Вот они:
Напиток божественныйравного нет -
Пьем в стужу ли, в полдень ли жаркий.
Монахи давно разгадали секрет
Особенно этой заварки.
За речкой, за чащей найдешь невзначай
Растущий в укромных урочищах чай.
Заваришь - он светится, как небосвод,
Чаинка - другая порою мелькнет.
А чаша изящна и неглубока,
И пар благовонный летит в облака.
Глоток отхлебнешь - забываешь про сон,
Ты отдан неведомым силам.
И бодрости ток от второго глотка
Легко заструится по жилам.
Нельзя его корень с собой унести,
Он в городе людном не станет расти.
- Сколько человек живет в вашей обители? - спросил Дацин.
- Вместе с настоятельницей всего четверо, - ответила монахиня. - Наша
настоятельница в преклонных годах, все время болеет, и я, как видите, ее
заменяю. - Она указала на девочку. - А это наша ученица. Она вместе с
подругою разучивает псалмы.
- Давно вы ушли из семьи? /10/
- Мне было семь лет, когда умер отец и меня отправили к Вратам Пусто-
ты /11/. И вот уже двенадцать лет, как я здесь.
- Значит, вам исполнилось девятнадцать весен! Какой прекрасный воз-
раст! Но скажите: как вы сносите монастырское уединение?
- О, господин, что вы говорите! Ведь уйти в монастырь несравненно
лучше, чем оставаться в суетном мире.
- Откуда же вы знаете, что монастырская жизнь лучше мирской?
- Тех, кто удалился от мирской суеты, не тревожат пустые заботы, не
обременяют дети. Целыми днями мы читаем сутры, служим молебны Будде,
воскуряем благовония или же завариваем чай. Когда притомимся, засыпаем
под бумажным пологом, пробудимся от сна - играем на цине. Нет, мы живем
спокойно и поистине свободно.
- Но чтобы хорошо играть на цине, необходимо почаще советоваться со
сведущим в музыке человеком, который бы мог оценить вашу игру! И когда
спишь под бумажным пологом, может явиться демон и напугать до полусмер-
ти, если только нет рядом человека, который бы вас разбудил.
- О, господин, даже если бы демон напугал меня до самой смерти, никто
не стал бы жертвовать жизнью ради меня! - засмеялась Кунчжао, поняв на-
мек сластолюбца.
- Убей он хоть десять тысяч человек - мне это безразлично! Но о вас и
ваших высоких достоинствах я бы очень горевал.
За игривою беседою им начинало казаться, что они знакомы уже дав-
ным-давно.
- Очень вкусный чай! - сказал Дацин. - Нельзя ли приготовить еще чай-
ник?
И снова монахиня поняла намек и отослала послушницу заваривать чай.
- А где ваша спальня? Что это за бумажный полог, про который вы гово-
рили? Любопытно на него взглянуть, - промолвил гость.
Тут в сердце у монахини загорелась страсть, сдержать которую она уже
не могла.
- Ничего особенного в нем нет, не стоит и смотреть, - отвечала она,
но сама поднялась с места.
Дацин обнял ее, и уста их слились, изобразив и составив иероглиф
"люй" - "два рта, соединенных вместе". Монахиня повела гостя за собой.
Она легонько толкнула заднюю стенку. За нею оказалась комната, убранная
еще старательнее, чем трапезная. Это и была спальня Кунчжао. Но Дацин не
стал ее разглядывать. Они снова обнялись и устремились прямо к пологу.
Об этом сложена песенка под названием "Маленькая монашка". Вот она:
В обители монахиня жила,
Томилась, одиночество кляла.
Но как-то раз в один из мирных дней
Случайный путник постучался к ней.
Любовной страстью воспылали вмиг,
Бороться с ней не мог никто из них.
Беседа их недолгою была,
Она к деяньям дивным привела.
Новоявленные любовники совсем забыли про послушницу и, когда она от-
ворила дверь, вскочили в смятении. Но девочка молча поставила чай на
стол и вышла, прикрывая рукою рот, чтобы не рассмеяться.
Стемнело, и Кунчжао зажгла лампу. Потом она подала вино, фрукты и
овощи. Любовники сели за стол друг против друга. Но монахиня была в тре-
воге. Она боялась, как бы послушница не разболтала о том, что видела, и
решила пригласить девочку и ее подругу к столу.
- Мы здесь блюдем пост, а гостя не ждали, и ничего мясного у нас нет.
Простите за жалкое угощение, - сказала хозяйка.
- О, не надо так говорить, ваши извинения меня смущают! Кроме вашего
расположения и доброты ваших учениц, мне не надо ничего! - воскликнул
гость.
Все четверо принялись за еду и питье. Чарка сменяла чарку, и они
быстро захмелели. Дацин поднялся со своего места и, пошатываясь, подошел
к Кунчжао. Отхлебнув глоток из своей чарки, он обвил рукою шею монахини
и поднес вино к ее губам.
Кунчжао осушила чарку до дна и совсем опьянела. Видя ее слабость,
послушницы хотели выйти, но Кунчжао удержала их.
- Нет, мы были вместе и будем вместе. Я вас никуда не отпущу.
Девочки стыдливо прикрыли лица рукавом халата. Дацин обнял обеих по
очереди и, отведя рукав, крепко поцеловал. В этот миг для юных послушниц
распахнулись врата любви, и чувство стеснения перед наставницею исчезло.
Сбившись в тесный кружок, все продолжали пить, пока хмель окончательно
не затуманил им голову. Потом все легли на кровать и стали обниматься,
прижавшись друг к другу так крепко, словно их склеили липким лаком. Хэ
Дацин взялся за дело и исполнял привычные свои обязанности с таким усер-
дием и старанием, что Кунчжао, впервые вкушавшая плоды любви, жалела
лишь о том, что они не вдвоем в постели.
Наступило утро. Кунчжао позвала прислужника, который воскурял благо-
вония в храме, и дала ему три цяня серебром: она хотела подкупить его и
задобрить, чтобы он никому и ни о чем не рассказывал. Потом она дала ему
еще денег и велела купить вина, рыбы, мяса и овощей.
Обычно прислужнику за целый день доставалась лишь чашка-другая пох-
лебки да тарелка крошеных овощей. Вкуса настоящей еды он даже и не знал.
Он был уже стар, слаб телом, глух и подслеповат, ноги его двигались мед-
ленно и с трудом. Но теперь, получив три цяня и деньги на вино и мясо,
он словно преобразился. Взор сделался острее, руки проворнее, тело стало
крепче, чем у тигра, и он громадными прыжками помчался на рынок. Не
прошло и двух часов, как он вернулся с покупками, и угощение уже стояло
перед гостем. Но это к нашему рассказу прямого отношения не имеет.
Кроме Кунчжао, которая занимала восточную половину обители, в монас-
тыре жила еще одна монахиня. Звали ее Цзинчжэнь, и нрава она была не ме-
нее ветреного. Ее покои находились на западной стороне. При ней состояли
послушница и прислужник, смотревший за курильницами. Несколько дней под-
ряд прислужник замечал, что в восточные ворота то и дело проносят вино и
разные кушанья. Он доложил об этом Цзинчжэнь, и та мигом догадалась, что
Кунчжао веселится непристойным для монахини образом. Однажды, оставив в
своих покоях послушницу, она направилась к Кунчжао. Едва подошла она к
дверям, как они распахнулись, и на пороге появился прислужник с большим
чайником для вина и пустой корзиной.
- Что угодно наставнице? - осведомился он.
- Я пришла поговорить с твоей хозяйкой.
- Сейчас я ей доложу.
- Мне все известно, - остановила его Цзинчжэнь. - Докладывать неза-
чем.
Увидев, что они попались, служка покраснел и не осмелился возразить
ни единым словом. Он молча запер двери и двинулся следом за Цзинчжэнь,
но когда они приблизились к спальне Кунчжао, громко крикнул:
- Пришла наставница с западного двора!
Кунчжао сперва растерялась, услыхав возглас прислужника, но тут же и
опомнилась. Она велела Дацину спрятаться за ширмой и поспешила навстречу
гостье.
- Хорошее ты нашла себе занятие, нечего сказать! - воскликнула Цзинч-
