лядыванием. Причем подглядывающий, согласно его сценической половой при-
надлежности, является женщиной (илл. 92, 66).
Пятый подвид, в отличие от предыдущих проявлений китайских гомосексу-
альных привычек, не был связан с выездной жизнью. Это были домашние
развлечения со слугами. Им предавался и главный герой романа "Цзинь,
Пин, Мэй" Симэнь Цин, ища разнообразия от своих жен и певичек. Возлюб-
ленный Симэнь Цином слуга со служанками вел себя как мужчина, а с госпо-
дином - как женщина. Порой, в дни пиршеств, он одевался в женское
платье, прекрасно музицировал и пел, развлекая гостей и будоража в них
"весенние" желания. Нередко он использовал расположение хозяина в своих
меркантильных целях. На иллюстрации "Оплаченное любовью с "заднего дво-
рика" осуществляется посредничество" - любовь двух мужчин представляется
весьма гармоничной и страстной. Во всяком случае она взаимна, в отличие
от двух других случаев гомосексуализма, описанных в романе (илл. 32).
Эти два случая следует выделить в дополнительный, неизвестный доктору
Корсакову, шестой подвид китайской педерастии - педерастия монашеская. В
главах 76-й и 93-й "Цзинь, Пин, Мэй" монахи, причем, разумеется, не тех
школ, что проповедовали эротику, а, наоборот, безбрачные брали на себя
роль активного начала в гомосексуальном контакте, против которого ответ-
ная сторона или протестовала - "Хуатун, плача, уворачивается от подняв-
шегося подсолнуха учителя Вэня", или, по крайней мере, воспринимала его
без восторга - "Даосский учитель развращает младшего из братьев муже-
ложством".
Роман, разумеется, нельзя считать полностью достоверным историческим
свидетельством, и тем не менее описываемые в нем факты вряд ли не имеют
под собой реальной основы. Вообще, вероятность существования гомосексу-
альной любви в среде безбрачных монахов, увы, не вызывает особых сомне-
ний. Человек часто бывает не в силах вытравить из себя все свои природ-
ные желания, забыть свое телесное. Факты монашеской педерастии известны,
увы, не только культуре даосов или буддистов, где, кстати, возможно они
были и не столь уж самоубийственным криминалом, в силу известной терпи-
мости этих учений к плоти. Печально то, что эти факты встречаются и в
христианской культуре, особенно в отдаленных провинциальных монастырях.
Для христианства, почитающего плоть началом низменным, порочным,
дьявольским, предаваться блуду, содомии в стенах святой обители - это
даже больше, чем просто смертный "грех. Но, увы, и это порой не сдержи-
вает страждущих.
Однако вернемся на китайскую землю.
С религиозной точки зрения, с точки зрения небесных законов гармонии,
педерастия и здесь была явлением малопривлекательным. Однако это не ме-
шало ее распространенности. Кстати, с духовной точки зрения, малопривле-
кательны и анальные отношения с женщиной. Для "нефритового перста" соз-
дана "нефритовая ваза" (или "нефритовая пещера"), а не гнусный "медный
таз", предназначенный для нечистот.
На этом я хотела бы завершить общие размышления о китайской эротичес-
кой живописи и графике, о культуре и искусстве "весеннего дворца", кото-
рые в былые века буйно процветали в границах Срединной империи, и перей-
ти к более частным вопросам.
"ВЕСЕННИЕ КАРТИНКИ" ИЗ СОБРАНИЯ ЭРМИТАЖА
Эротической продукции в Китае прошлых трех веков было действительно
немало, и была она, согласно запискам В. Корсакова, недорога. Европейцы,
разумеется, с удовольствием ее закупали, и она в огромных количествах
рассредоточивалась по миру. В настоящее время свитки, альбомы, лубочные
картинки, подобные тем, что описаны выше, можно встретить в различных
музеях, библиотеках, в частных коллекциях и т.д.
Немало китайской эротической продукции в течение XVIII - XIX вв. пос-
тупало и в Россию и оседало в разных руках. Увлекались экзотическими
"срамными безделицами" и при дворе. Какая-то часть дворцовой коллекции
хранится и в настоящее время в Государственном Эрмитаже. Сейчас трудно
сказать, какова эта часть - лучшая или худшая, большая или меньшая, но
даже если худшая и меньшая, то все равно сам факт, что хоть что-то сох-
ранилось, уже приятен.
В Европе и Америке с 60-х годов нашего столетия начался активный про-
цесс раскрепощения нравов и параллельно ему возрос бурный интерес к сек-
суальным практикам, а затем и теориям классического Востока. Одна за
другой начали выходить книги, альбомы, в первую очередь на индийском и
японском материале, ибо культура этих народов все же ближе и понятней
западному человеку, но тем не менее загадочный Китай тоже не был остав-
лен в стороне. Переводы, исторические, медицинские изыскания, поиск
изобразительного материала - все это в итоге привело к тому, что Запад в
настоящее время в целом неплохо осведомлен о чудесах восточной сексу-
альности, и многие из них уже перестали казаться столь уж чудными. Среди
ученых появились даже своего рода эротические "мэтры" (о "мэтрессах" не
знаю), специализирующиеся в данной области.
Впервые исследование о китайском эросе выходит на русском языке,
впервые публикуются эрмитажные остатки дворцовой коллекции развлека-
тельных диковин. До сих пор никто, включая сотрудников музея, не мог их
видеть.
Первая публикация этих вещей осуществлена благодаря активной и добро-
направленной деятельности сотрудников Института востоковедения АН СССР,
Государственного Эрмитажа и Государственного музея искусства народов
Востока.
Всего эрмитажный фонд насчитывает семнадцать китайских эротических
предметов, из них: восемь свитков, один альбом, один стеклянный скла-
день, одна вышивка, две картинки в технике слоновая кость на шелку, одна
чашечка и три амулета с одинаковыми изображениями, но разнящиеся по ве-
личине.
Амулеты и чашечка, вероятнее всего, имели какую-то конкретную функ-
цию, однако на данный момент установить, какую именно, представляется
затруднительным.
Применение вышивки и складня прослеживается более явственно. По всей
видимости, они являлись принадлежностями веселых домов, хотя не исключе-
но и домашнее их использование (илл. 64, 65).
На изнаночной стороне вышивки едва виднеется плохо сохранившееся
изображение прекрасной дамы, рядом с которой в чаше стоят свитки. Из-
вестно, что свиток в чаше воспринимался китайцами как знак пениса в
вульве. То есть изнаночное изображение содержит подспудные эротические
аллюзии.
Пируя в будуаре милой дамы, юноша мог видеть поначалу только эту бла-
гопристойную сторону, содержащую, правда, определенные намеки. Затем,
если он проходил глубже, во "внутренние покои", то ему открывалось сов-
сем иное зрелище: на лицевой стороне гладью вышито изображение эротичес-
кой пары в классической позе "мандариновых уточек". Образ "мандариновых
уточек" традиционен для Китая, они почитались символом супружеской вер-
ности, однако это совсем не значило, что сия поза не должна была приме-
няться в случае стороннего блуда. Вообще, в связи с гаремными обычаями,
понятия блуд и верность были весьма конкретными для женщины и весьма
приблизительными для мужчины.
Таким же двусторонним произведением является и складень. Причем на
центральной створке его пристойной стороны разыгрывается сцена музициро-
вания двух дам и одного юноши. Согласно китайской традиции, музицирова-
ние ассоциировалось с любовными действами. Музыка, как не без основания
считали китайцы, возбуждает, задает тон, ритм и характер чувственных
взаимоотношений.
Сюжетным аналогом к данной створке можно считать лубок из собрания
Государственного музея искусства народов Востока (Москва), в надписи ко-
торого сообщается, что изображенное есть "грот пипа" (пипа - четы-
рехструнная китайская гитара). Данное изображение внешне также полностью
прилично, а эротичность прочитывается в первую очередь из его музы-
кальной надписи, поскольку пипа в китайской традиции ассоциировалась с
женским половым органом: струны пипы - вход во влагалище, грот - влеку-
щие женственные глубины. Характерно, что на московском лубке в музы-
кальном гроте ублажают одного юношу опять две дамы. Сюжет данного лубка
соотнесен с эпизодом из классического романа "Путешествие на Запад". В
эпизоде этом рассказывается о красавице, которая в глубинах пипы пыта-
лась обольстить юного монаха и лишить его тем самым святости и возмож-
ности проповедовать буддийское учение.
Приблизительно такое же обольщение, только направленное не на монаха,
происходит и на единственно пристойной из сохранившихся створок эрмитаж-
ного складня.
С достоверностью установить первоначальное количество створок невоз-
можно. Во всяком случае, их было не меньше трех двусторонних, т.е. не
меньше шести изображений, сохранилось же только пять, два из которых - в
расколотом виде, два - с небольшими утратами и лишь одно - целое. Кра-
сочный слой практически не пострадал - по-прежнему яркий и сочный. Как
произведение искусства этот складень не представляет собой ценности, он
интересен лишь как явление культуры, причем не элитарной, но массовой,
которая пусть на более примитивном уровне, но использовала тот же язык,
что и культура интеллектуалов.
На остальных четырех сохранившихся створках изображены парные сцены с
дважды повторяющимися персонажами. Представленные позы различны (илл.
4-8).
Одна из эротических сцен происходит на воде в лунную ночь.
Наиболее вероятная датировка этого складня - конец XIX века. Тому же
времени, по-видимому, принадлежат и обе картинки, выполненные в технике
слоновая кость на шелку, и весь комплект свитков.
Эрмитажные рельефные картинки из слоновой кости по сравнению с анало-
гичными из Музея этнографии не представляют большой художественной цен-
ности, тем более что одна из них в значительной степени утрачена. В них
наиболее интересна вновь прослеживающаяся связь эроса с водой, только
уже не в варианте водоема, а в варианте таза с перекинутой поверх дощеч-
кой (илл. 2).
Весьма интересна эрмитажная коллекция китайских эротических свитков.
Всего их восемь, семь из них объединены в две подсерии. Героем одной из
них является некий юноша с косичками, завязанными на лбу, - прическа,
которую в ХIХ веке предпочитали носить именно китайцы, а не маньчжуры.
На одном свитке он в беседке, увитой виноградом, атакует прекрасную да-
му, а из-за цветочной изгороди за ними наблюдает служанка. Женское подг-
лядывание в китайских эротических картинках и в литературных произведе-
ниях - явление обычное. Обусловлено оно множеством абстрактных и конк-
ретно-практических идей, условиями гаремной жизни И Т. Д. (илл. 16).
То, что сцена происходит в саду - в виноградной беседке, - тоже не
случайно и связано с тем, что китайцы вообще предпочитали предаваться
любви на лоне природы, и с тем, что считали это весьма полезным, ибо,
если, любя, вдыхаешь свежий воздух, то, во-первых, это продлевает потен-
цию, а во-вторых, при этом одновременно с восприятием энергий противопо-
ложного пола воспринимаются энергии всего окружающего мирового прост-
ранства. Виноградная беседка - весьма уютная среда для эротических игр.
В этом смысле аналогом данному сюжету является сцена с гравюрного листа
серии "Цзинь, Пин, Мэй" "Пань Цзиньлянь, опьяневшая, мается на перекла-
дине для винограда" (илл. 126).
Расставленные по всему саду цветочные горшки в данном контексте восп-
ринимаются как метафоры коитуса.
На втором свитке тот же юноша общается одновременно с двумя женщина-
ми. Вероятнее всего, одна из них, та, что служит "подставкой" для дру-
гой, является ее служанкой (илл. 23).
Вторая подсерия посвящена домашним радостям некоего "почтенного", как
он именуется в надписях, Ни:
"Уютное жилище почтенного Ни" - парная сцена на фоне ширмы с пейзажем
