А. Кирносов
СТРАНА МУДРЕЦОВ
OCR Палек, 1998 г.
Однажды утром я прицепил Мартына на поводок и пошел к остановке заго-
родного автобуса. Удивленный Мартын бежал вприпрыжку у моей левой ноги и
выворачивал шею, заглядывая мне в глаза, - он пытался понять, что это я
придумал новенького. Мартын ничего не понял, пока не сели в автобус. Тут
он сообразил, что едем за город, и благодарно лизнул меня в щеку, потом
положил голову мне на локоть и заснул, чтобы сократить время ожидания.
Ехали часа два с половиной. Я постепенно забывал все, оставленное в
городе, и мечтал о каком-нибудь тихом поселочке между синим морем и дре-
мучим лесом, где ничто, даже телефонный звонок, меня не потревожит.
Вдруг я увидал такое место: лес, море и цепочка одноэтажных аккурат-
ных домиков. Я растолкал Мартына, и мы вышли. Автобус пустил голубое об-
лако из выхлопной трубы и уехал. Мы двинулись к домишкам. Мартын знако-
мился с местным четвероногим населением, а я расспрашивал встречных лю-
дей про жилье. Мне показали самый крайний домик. Там, сказали, живет
одинокая старушка, которая с удовольствием поселит у себя приезжего че-
ловека.
Домишко был, как и все здесь домишки, одноэтажный, крашенный в яркую
веселую краску, с высоким чердаком и стеклянной верандой. Чуть не у из-
городи начинался лес, до моря было шагов сто. Я не мог и мечтать о луч-
шем месте для жительства. Мартыну тоже понравилось. Он бессовестно про-
лез между дощечками невысокой изгороди, а я, как человек в меру воспи-
танный, позвонил в колокольчик.
Вышла старушка, поглядела на меня из-под руки и сказала:
- Входи, милый человек. У нас не запирается.
Поздоровавшись, я высказал старушке свою надобность.
- Жилье у меня есть, - сказала старушка. - Вот только, что ты за че-
ловек, извини любопытный вопрос?
Я рассказал, что я за человек. Старушка подумала и кивнула:
- Тоща поселяйся, живи.
Так мы с Мартыном и поселились.
Житье началось просто прекрасное. Утром бежали на море, купались и
загорали. Потом шли в лес. Я собирал грибы, а Мартын играл в дикого зве-
ря. Он кого-то ловил, разгребал кочки, совался во все норы и по самый
хвост залезал в гнилые пни. Вечером я читал простые и интересные книжки,
а Мартын догрызал косточку от ужина. Так мы жили в свое удовольствие
дней десять. Потом зарядили тягучие, беспросветные дожди, небо стало се-
рым, а земля мокрой и неуютной. Я подумал, не пора ли обратно в город,
но старушка отсоветовала: не вечно дожди лить будут. Мы остались.
В какой-то день дождь лютовал особенно сильно. Тяжелые капли бараба-
нили в окна, а ветер дул с такой силой, что вздрагивали стены. В моей
комнате стал протекать потолок.
- Слазай, милый человек, на чердак, - сказала мне старушка. - Погля-
ди, не прохудилась ли крыша.
Забрался я на чердак по узкой лесенке, гляжу - и вправду дыра. Я взял
в сарае тесу, заложил дыру, подтер лужу и собрался вниз идти. Шагнул - и
заметил сундук. Совсем черный от древности возраста, обит медными поло-
сами и крышка корытом. Я обожаю всякую старину. А если увижу старинный
сундук, так уж непременно загляну, что в нем спрятано. А вдруг какая-ни-
будь ветхая музейная редкость?
Поднял я крышку и очень разочаровался. Никакой не было в сундуке му-
зейной редкости, а лежали одни только школьные учебники и тетради. Из
любопытства перебрал книжки: "История", "Ботаника", "География", "Ариф-
метика" и все тому подобное прочее. А тетради давние, чернила выцвели,
только одни отметки красным карандашом хорошо сохранились, навеки. Огор-
ченно вздохнул я, стал укладывать это хозяйство обратно - и вдруг заме-
тил на самом дне стопку тетрадей, перевязанную веревочкой.
И тут опять застучало мое сердце, и я понял, что напал на необычное.
Развязал веревочку, раскрыл верхнюю тетрадь и прочитал на первой страни-
це такое предложение:
"Достоверные записки ученика седьмого класса Миши Губкина о необыкно-
венном путешествии в Мурлындию, страну мудрецов, которое случилось этим
летом..." Удивился я. Никогда не слыхал про страну Мурлындию, хоть знаю
географию вполне удовлетворительно.
Сундук я закрыл, а тетради взял с собой в комнату.
Дело было к вечеру, дождь все царапался за окном. Деревья шумели, ро-
котало близкое море. Мартын беспечно спал на диване и дергался, когда на
нос ему садилась муха. Я сходил на кухню, принес чайник. Сел поудобнее,
налил чаю в большую кружку и раскрыл первую тетрадь...
ТЕТРАДЬ ПЕРВАЯ
Не помню числа, но хорошо помню, что в то утро у меня было замеча-
тельное настроение. Бабушка хотела его испортить - послать меня в мага-
зин, да еще сказала, что после завтрака будем картошку окучивать и травы
надо для кроликов нарвать.
- Ладно, - сказал я бабушке.
Выпил кофе, булку съел, перемахнул через забор - и был таков.
Спервоначалу я нарвал клубники в саду у Пал Иваныча. Клубника у него
обсажена кустами крыжовника, так что подобраться к грядкам можно совсем
незаметно. На улице ко мне пристала лохматая собака с перебитой лапой.
Она забегала вперед и оглядывалась, как я жую. Клубники было жалко. Я
приказал собаке:
- Жди меня у забора!
Собачина послушно уселась в пыль, а я зашел в магазин, дождался, ког-
да продавец Вася отвернется, и стянул с прилавка кусок говядины с
костью. Потом солидно вышел из магазина, будто мне там ничего не понра-
вилось. Собака стала грызть говядину, а я пошел дальше, прикидывая, что
бы еще такого сотворить.
У одного дома стоял велосипед. Я сел на него, проехал две улицы и ос-
тавил машину у аптеки. После этого я подошел к двери керосинной лавки,
задвинул щеколду и написал мелом: "Переучет керосина".
Не успел отбежать, как стали колотить изнутри. Колотили долго, пока
не подошел старый Ерофеич, который собирает бутылки, и открыл дверь. Два
здоровенных керосинщика выбежали на крыльцо, ругаясь на весь поселок.
Я немного послушал и завернул к Петькиному дому. Жаркое солнце расп-
лавляло мозга, в нос набивалась пыль, и больше ровным счетом ничего не
придумывалось.
Петька рыл во дворе яму и обливался грязным потом. Когда он нажимал
на лопату, мокрая голая спина его извивалась как резиновая. Я попал ка-
мешком точно между лопаток. Петька завыл и стал озираться, а я крикнул:
- Ты что, нанялся?!
- Дурак, - заорал на меня Петька. - Разве можно такими булыжниками
бросаться? А если б в голову?
- Ничего бы не случилось. Она у тебя крепче всякого булыжника. Бросай
лопату, пойдем на море купаться.
- Нельзя, друг, - сразу соскучился Петька. - Мать в совхозе сливу
выпросила, сегодня будем пересаживать.
Петька вытер рубахой мокрый лоб и снова повесил рубаху на ветку.
- Ну, копай, - сказал я ядовитым голосом. - Лидка нас на море пригла-
шала. Скажу, что ты не можешь, заработался.
- Иди ты!..
Лопата шатнулась и рухнула в яму.
- Честно, - сказал я. - Вчера вечером видел ее у мороженого. "Пойдем-
те, - говорит, - с утра купаться".
Петька махнул через забор и потащил меня за угол, чтобы мать не дог-
нала.
- А как же яма под сливу? - спросил я. - Может, докопаешь?
Петька весело подмигнул мне:
- Ремень не железный. Выдержу.
Лидка жила у строгой и заботливой тети, корчила из себя невесть что и
собиралась осенью уехать в город поступать в балетную школу. Когда мы
зашли, Лидка вертелась перед зеркалом и рассматривала фигуру. На фигуре
была надета кофточка разномастного цвета и брючки в обтяжку, чуть ниже
колен. Петька почесал макушку и брякнул:
- Мы пришли.
- Великая радость, - сказала Лидка. - Теперь снова подметать придет-
ся.
- Мы не в гости, не думай, - извинился Петька. - Пойдем с нами на мо-
ре купаться.
Делать Лидке было нечего. Она слегка поломалась и пошла.
Сейчас уже не вспомнить, один раз мы выкупались или два. Только нам
опять стало отчаянно скучно. Мы лежали на песке, безо всякой пощады па-
лило сеянце, рядом лениво плескалось белесое море. На замутненном гори-
зонте носами в разные стороны стояли игрушечные кораблики. Они, конечно,
двигались и даже ловили рыбу сетями, но с пляжа казалось, что кораблики
поставлены просто так, для создания красоты морского пейзажа. Я плевался
в щепку и сердился, что никак не попасть. Лидка достала из сумочки зер-
кало и рассматривала свои веснушки. А Петька был занят любимым делом:
рассматривал Лидку и вздыхал со свистом.
- Ты красивая, - не выдержал он переполненности чувством.
Я добавил:
- Конопатая.
- Сама знаю - огрызнулась Лидка.
- Веснушки тебе даже идут, - промолвил Петька.
- Не твоего это ума дело, - отрезала Лидка.
- А почему бы и не моего? - спросил Петька обиженным голосом.
- Ты тюфяк, - сказала Лидка. - Видишь, что девочке скучно, а ничего
не можешь придумать.
- Можно еще разок искупаться, - предложил Петька от большого ума. -
Прохладнее станет.
- Надоело, - объявила Лидка. - Домой пойду.
Она уложила в сумочку гребешок и зеркальце. Я спросил ехидно:
- В большое зеркало смотреться?
- Осенью поступлю в балетную школу, - там все стенки в зеркалах.
Мне нравилось, когда она злится, и я сказал:
- Таких толстых в балетную школу не принимают.
Лидка не разозлилась, а стала оправдываться тихим голосом:
- Я по телосложению совсем не толстая. Я потому поправляюсь, что в
меня тетя каждое утро запихивает молоко и булку с маслом.
Петька думал, собирал на лбу морщины и наконец изрек:
- Давайте играть в пятнашки. Чур, не пятна!
Мы с Лидкой захохотали, и я сказал:
- Ладно, люди без крыльев... Чем так валяться, лучше пойдем в лес.
Костер запалим.
А я ведь чувствовал, что предстоит что-то необычайное: в теле быта
странная легкость и голова приятно кружилась.
Тогда я подумал: это оттого, что солнце напекло затылок, но оказалось
совсем другое...
Мы обошли поселок стороной, чтобы милые родственники нас не - поймали
и не заставили что-нибудь делать. В лесу стало прохладнее. Петька фило-
софствовал на ходу:
- Как здорово было бы жить на свете, если бы можно было делать все
что хочешь.
- Луну с неба достать? - спросил я.
- Зачем луну? Мне надо делать все что угодно в границах человеческой
возможности. Например, чтобы можно было пойти куда хочешь, не спрашивая
разрешения. В лес, в кино, а хочешь - в неведомое царство. И чтобы можно
было делать все что угодно: хочешь - пляши или заведи себе лошадь и пои
ее чаем, а хочешь - выйди на середину улицы, сядь и играй на гагаре.
- Этого никогда не будет, - осадила его Лидка. - Взрослые не допус-
тят. Жизнь состоит из одних запрещений: того нельзя, этого не позволено,
третье неприлично. Надевать чего хочешь не велят. Читать чего хочешь не
позволяют. Картины запрещают смотреть. Нос, говорят, не дорос. Интерес-
но, когда же он у меня дорастет до нужного размера? Я так устала...
Мальчики, хватит идти. Давайте здесь костер разведем.
Мне уже надоело топать, но я сказал, чтобы последнее слово осталось
за мной:
- Еще немножко пошагаем. Здесь лес редковат.
Петька выпятил тощую грудь и произнес:
- Лидочка, хочешь, я тебя понесу, как рыцарь?
Он, конечно, думал, что Лидка застесняется, но она не из таких. Лидка
даже обрадовалась:
- Еще бы! Понеси, Петенька!
Поднял он Лидку, два шага шагнул - дальше не может. Шатается и дышит
как паровоз. Я увидел, что если Петька ее сейчас же не бросит, то сва-
лится. Так и вышло. Петька шагнул, глаза его вылупились, и он рухнул.
- Рыцарь липовый! - убийственно сказала Лидка.
Дальше не пошли. Набрали сучьев, составили их домиком и подожгли. Мы
с Лидкой легли в мох, а Петьку, как опозорившегося, заставили сучья тас-
кать. Я люблю костры, люблю смотреть прямо в пламя. И кажется мне тогда,
что так и я сам: трещишь, рвешься в высоту и вдруг шлепаешься об дорогу,
и в небо уходит, как говорят, один лишь сизый дым мечтаний.
