дверь плечом, и она сорвалась с петель.
- Ах! - сказала Маша. Она не узнала Митьку. Еще бы! Он был так пере-
мазан сажей, что его и родная сестра не узнала бы. А ведь Маша и была
его родная сестра!
- Здравствуй, вот и ты, - только и сказал Митька.
Это было немного, но он, как все храбрые мальчишки, не любил цело-
ваться. Да и некогда было: нужно было бежать в Кощееву спальню - доста-
вать ларец с Кощеевой смертью.
Да, это было действительно очень трудно! Нужно было идти на цыпочках
и не разговаривать, а ведь это почти невозможно - так долго просидеть
взаперти и не поговорить с родным братом!
- А как па... - начинала Маша и вспоминала, что нельзя разговаривать.
- А как мам... - но опять умолкала.
Вот, наконец, и Кощеева спальня. Тощая хромая собака сидела у дверей.
- Грр-ав, - зарычала она.
Но Митька крикнул ей:
- Молчи, Гаус!
И она сейчас же упала и издохла. Теперь ничего не стоило взять из ее
пасти ключ и открыть Кощееву спальню.
Так они и сделали. Мастер остался за дверьми, чтобы не разбудить Ко-
щея, а брат с сестрой на цыпочках пошли в спальню и вытащили из-под кро-
вати ларец. Они сделали это как раз вовремя, потому что через несколько
минут Кощея укусила блоха, и он проснулся.
- Гаус! - пробормотал он.
Но собака не явилась.
- Гаус! - сказал он громче.
Никого.
Он заглянул под кровать и чуть не упал в обморок от ужаса: ларца не
было.
- Воры! - закричал он и спрыгнул с кровати.
В одно мгновение он разбудил весь свой двор.
- Ларец, мой ларец! - кричал он.
Он был в отчаянии - то метался по потолку, то падал на кровать, зак-
рывая лицо руками. Девятьсот девяносто девять братьев толпились в его
спальне и не смели сказать ни слова.
- Догнать! - кричал Кощей. - Растоптать!
В эту минуту главный повар вбежал в комнату и доложил, что в левом
дымоходе седьмой запасной плиты он слышит страшный шум. Все бросились на
кухню. Из плиты доносились голоса.
- Это они, - прохрипел Кощей.
Он объявил, что желает сам пуститься в погоню. Напрасно братья умоля-
ли его, напрасно главный повар доказывал, что в дымоходе - нечисто. Ко-
щей прыгнул в печь и полетел по трубам...
Он не ошибся - это были они. Веселый Трубочист спустился к ним
навстречу, и они поднимались по старому дымоходу, а Трубочист шел впере-
ди и фонариком освещал дорогу.
У того места, где дымоход соединяется с кухонной печью, они останови-
лись, и Мастер Золотые Руки уже засучил рукава, чтобы открыть ларец, но
в это время из кухни донесся голос Кощея.
- Вперед, или он догонит нас! - вскричал Трубочист.
И они пустились вперед.
- Стоп! - сказал Трубочист.
И Мастер Золотые Руки принялся за работу. Но только что он дотронулся
до ларца, как... "Вж-ж-ж! Вж-ж-ж!" Как будто огромная муха летела за ни-
ми по трубам.
- Это он! - сказал Трубочист. - Вперед, или он догонит нас!
И они пустились вперед. Из третьего этажа в четвертый, из четвертого
в пятый.
- Стоп! - снова сказал Трубочист.
И Мастер Золотые Руки снова принялся за работу. Но едва он дотронулся
до ларца, как... "Вж-ж-ж! Вж-ж-ж!" Кощей летел за ними по трубам.
- Нужно остановить его! - вскричал Митька. - Я сделаю это, а вы, Мас-
тер, тем временем откройте ларец. Вперед!
И они пустились вперед, а Митька остался ждать Кощея.
"Вж-ж-ж! Вж-ж-ж!" Все ближе страшное жужжание! Все ближе Кощей!
"Вж-ж-ж!" Стой твердо, Митя! Вот он, как ветер, свистит в трубе, вот он
гремит и кашляет! Все ближе и ближе!
А Мастер Золотые Руки тем временем открывал ларец. У него не было с
собой ни молотка, ни стамески. Но он знал, что ларец непременно нужно
открыть.
"А раз так, - подумал он, - откроем без молотка и стамески".
И он открыл ларец.
- Печной горшок, - сказал он.
И вынул печной горшок.
- Яйцо, - сказал он.
И вынул из печного горшка яйцо.
- Уголек.
Он разбил яйцо и вынул из него уголек...
Между тем Митька ждал Кощея. "Вж-ж-ж!" Не ветер свистит в трубе! Не
зверь ревет в лесу! Берегись, Митя! Это летит Кощей!
- Я тебя не боюсь! - крикнул Митька. - Я еще отплачу тебе за сестру,
за Мастера Золотые Руки, за всех птиц, у которых подрезаны крылья.
Вот и он! Как буря, он налетел на Митьку и схватил его лапой за гор-
ло. Ничего, Митя, держись! Но все крепче сжимается лапа Кощея, все труд-
нее дышать. Держись, Митя! Потемнело в глазах...
Плохо пришлось бы бедному Митьке, но в эту минуту...
- Тьфу!
Мастер Золотые Руки плюнул на уголек. Уголек зашипел и погас. Кощей
пошатнулся, задрожал. Лана его разжалась, он упал на колени, вздохнул и
издох.
В этом, разумеется, не было ничего особенного. Все случилось именно
так, как предсказывала песенка, которую пел Трубочист. Всех удивило сов-
сем другое. Только что погас уголек, как Мастер Золотые Руки почувство-
вал, что цепи сами собой упали с него и полетели по дымоходу обратно в
Кощеев дворец. Очень странно! Во всяком случае, он был теперь совершенно
свободен.
Галка встретила их на крыше и, торжественно хлопая крыльями, поздра-
вила Митьку и Машу. Потом она предложила им посмотреть вниз - очень ин-
тересно!
Весь город был ярко освещен, и даже на тюрьме горели разноцветные фо-
нарики - синие, красные и голубые!
- Это значит, что наш Карл свободен, - сказала Старая Галка.
Веселые голоса доносились снизу, и, хотя крыша была высоко над зем-
лей, все-таки можно было разглядеть, что у каждого прохожего была в ру-
ках газета. Разумеется, с такой высоты трудно было ее прочесть, но зато
легко догадаться, что в ней помещены стихи, потому что эти стихи распе-
вали на всех перекрестках:
Пять рыцарей бесстрашных,
Отважных пять сердец,
Вы шею Кощею
Свернули наконец!
- Это поют о нас! - сказала Старая Галка.
Мы славим тех, кто смело
Пробрался во дворец
И отнял у Кощея
Закованный ларец.
Да здравствует наш Мастер!
Но Мастер наш пропал,
Хоть мы и обыскали
Таинственный подвал.
Товарищ, если знаешь
Ты что-нибудь о нем,
Стучись смелее в первый,
Второй и третий дом!
- Ау! Я здесь! Иду! - закричал Мастер Золотые Руки.
На прощание он обнял Машу, а Мите сказал, что он - настоящий мужчина.
С крыши на крышу поднимались они - и вот уже пропали внизу огни, и
только один красный фонарик светил им дольше других. На каждой крыше си-
дел трубочист с метлой, мешком и складной ложкой. Они тоже распевали
стихи, помещенные в газете, - но на свой лад. Вот как начинались теперь
эти стихи:
Весь в саже, черный, как сапог,
Зато душою чист.
Нам будет скучно без тебя,
Веселый Трубочист!
- Очевидно, без меня не могут обойтись, - сказал Веселый Трубочист. -
Что ж! Придется вернуться. Впрочем, вы и без меня найдете дорогу. Вперед
и выше - самый верный путь!
Машу он не стал обнимать, чтобы не запачкать сажей. Зато Митьку он
расцеловал в обе щеки. Он подарил ему на память свою ложку, а Маше -
метлу, чтобы она могла сама чистить трубы, когда выйдет замуж.
Потом он крикнул в отдушину:
- Эге! Иду!
И ушел.
Все выше и выше поднимались они, и вот вдалеке уже показались звезды.
Это были звезды родной страны, отливавшие оранжевым светом...
Черные и веселые, ребята вылезли, наконец, на крышу самого высокого
здания. Что за чудеса! Летний сад лежал перед ними, как на карте, со
всеми своими деревьями и лужайками.
- А вот и мама! - крикнула Маша.
Вы можете не поверить, что с такой высоты она узнала маму! Но попро-
буйте хоть денек посидеть в Кощеевой стране, да в Кощеевом дворце, и вы
с любой высоты узнаете маму!
Да, это была она! Очень грустная, она сидела на той самой скамейке,
на которой в последний раз сидела и рисовала Маша.
- Мама, ура! - крикнул Митька...
Пожалуй, не стоит рассказывать, как они спустились к ней и как она
плакала и смеялась. Это не шутка: потерять сразу всех детей, а потом
вдруг найти - и тоже всех сразу.
Маша тоже всплакнула. Все-таки она была девочка, этого нельзя забы-
вать!
Митька, понятно, не плакал, но высморкался - такие мальчики, как он,
никогда не плачут.
Да, об этом не стоит рассказывать. Лучше спросите меня, куда делась
Галка?
Оказывается, она проводила детей до самого Летнего сада. Митька звал
ее с собой, но она грустно покачала головой и отказалась.
- А Галчонок? - сказала она и подала детям лапку...
Вот и все!
Говорят, Веселый Трубочист поступил в институт и стал инженером-стро-
ителем, а Мастер Золотые Руки стал известным человеком в бывшей Кощеевой
стране.
Я слышал также, что по выходным дням они приходят друг к другу в гос-
ти и вспоминают всю эту историю - ту, что вы прочитали. Что ж, может
быть, и так! Чего не бывает в сказках.
В. Каверин
МНОГО ХОРОШИХ ЛЮДЕЙ и один ЗАВИСТНИК
ТАНЯ ОТПРАВЛЯЕТСЯ В АПТЕКУ "ГОЛУБЫЕ ШАРЫ"
Машинистка Треста Зеленых Насаждений стояла у окна, и вдруг - дзынь!
- золотое колечко разбило стекло и, звеня, покатилось под кровать. Это
было колечко, которое она потеряла - или думала, что потеряла, - двад-
цать лет назад, в день своей свадьбы.
Зубному врачу Кукольного Театра ночью захотелось пить. Он встал и
увидел в графине с водой все золотые зубы, когда-либо пропадавшие из его
кабинета.
Директор Магазина Купальных Халатов вернулся из отпуска и нашел на
письменном столе золотые очки, которые были украдены у него в те време-
на, когда он еще не был директором Магазина Купальных Халатов. Они лежа-
ли, поблескивая, на прежнем месте - между пепельницей и ножом для бума-
ги.
В течение добрых двух дней весь город только и говорил об этой загад-
ке. На каждом углу можно было услышать:
- Серебряный подстаканник?..
- Ах, значит, они возвращают не только золотые, но и серебряные вещи?
- Представьте, да! И даже медные, если они были начищены зубным по-
рошком до блеска.
- Поразительно!
- Представьте себе! И в той самой коробочке, из которой она пропала!
- Вздор! Люди не станут добровольно возвращать драгоценные вещи.
- Ну, а кто же тогда?
- Птицы. Профессор Пеночкин утверждает, что это именно птицы, причем
не галки, как это доказывает профессор Мамлюгин, а сороки, или так назы-
ваемые сороки-воровки...
Эта история началась в тот вечер, когда Таня Заботкина сидела на кор-
точках подле двери и слушала, о чем говорят мама и доктор Мячик. У папы
было больное сердце - это она знала и прежде. Но она не знала, что его
может спасти только чудо. Так сказал Главный Городской Врач, а ему
нельзя не верить, потому что он Главный и Городской и никогда не ошиба-
ется - по крайней мере, так утверждали его пациенты.
- И все-таки, - сказал доктор Мячик, - на вашем месте я попробовал бы
заглянуть в аптеку "Голубые Шары".
Доктор был старенький, в больших зеленых очках; на его толстом носу
была бородавка, он трогал ее и говорил: "Дурная привычка".
- Ах, Петр Степаныч! - с горечью ответила мама.
- Как угодно. На всякий случай я оставлю рецепт. Аптека на пятой ули-
це Медвежьей Горы.
И он ушел, грустно потрогав перед зеркалом в передней свою бородавку.
Папа давно уснул, и мама уснула, а Таня все думала и думала: "Что это
за аптека "Голубые Шары"?".
И когда в доме стало так тихо, что даже слышно было, как вздохнула и
почесала за ухом кошка, Таня взяла рецепт и отправилась в аптеку "Голу-
бые Шары".
Впервые в жизни она шла по улице ночью. На улицах было не очень тем-
но, скорее темновато. Нужно было пройти весь город - вот это было уже
страшно, или скорее, страшновато. Тане всегда казалось, что даже самое
трудное не так уже трудно, если назвать его трудноватым.
Вот и пятая улица Медвежьей Горы. Только что прошел дождь, и парадные
подъезды блестели, точно кто-то нарисовал их тушью на черной глянцевитой
