- Итак, дети... - начала Таня.
Но больше она ничего не успела сказать, потому что в эту минуту в да-
леком Мухине Великий Завистник лопнул от зависти и все его чудеса поте-
ряли силу. Перед детьми (и родителями, облепившими вокруг все кусты) по-
явилась девочка, Таня Заботкина, одетая и причесанная точно так же, как
в ту ночь, когда она отправилась в аптеку "Голубые Шары".
Через час она уже садилась в поезд, а сороки провожали ее. Их было
так много, что один местный Любитель Природы даже написал об этом в га-
зету. Его особенно поразило, что, улетая, они покачивали крыльями, как
самолеты, - он не знал, что они прощались с Таней.
- Шакерак! - высунувшись в окно, крикнула им Таня.
Это значило: "Будьте счастливы!"
- Шакерак маргольф! - отвечали сороки.
Это значило: "До свидания, мы тебя не забудем!"
Прошел месяц, за ним другой. Наступила осень. А осенью, как известно,
ребята начинают понемногу забывать о том, что случилось летом. Забыла и
Таня. Петька, которого она пригласила на день своего рождения, тоже за-
был, тем более, что для него важнее всего были книги, стоявшие в наряд-
ных переплетах у бывшего Великого Завистника, а он с тех пор прочел мно-
го других, поинтересней.
Он опять потолстел, но был уже не трусишка, как прежде, а толстый
храбрый мальчик, успевший - это было видно по его толстому носу - испы-
тать в жизни немало.
Конечно, Таня пригласила не только его, но и Ниночку, и Лекаря-Апте-
каря, и косолапенькую Лору, которая научилась теперь ходить легко, как
снегурочка, или, во всяком случае, не так тяжело, как медведь.
Дети говорили о своих делах, а взрослые - о своих. И все было так,
как будто на свете нет и никогда не бывало сказок.
И вдруг Солнечные Зайчики побежали по комнате - веселые, разноцвет-
ные, с коротенькими розовыми хвостами.
Одни спрятались среди стаканов на столе, другие, кувыркаясь и прыгая,
побежали вдоль стен. А один, самый маленький, уселся на носу ЛекаряАпте-
каря, отогнув разноцветные ушки.
Это Петька откупорил бутылку с Солнечными Зайчиками - разумеется,
просто из озорства, потому что у всех и так было превосходное настрое-
ние.
Но, может быть, Солнечные Зайчики выскочили не из бутылки? Может
быть, по улице пронесли зеркало? Или в доме напротив распахнули все ок-
на?
Так или иначе, все кончается хорошо. А ведь это самое главное - не
правда ли? - особенно если все начинается плохо.
В. Каверин
ЛЕГКИЕ ШАГИ
Шум приближавшегося поезда послышался издалека, круглый столб расши-
ряющегося света несся перед ним, и вдруг стали видны станция, с которой
свисал снег, лениво заглядывая в освещенные окна, ларек "Пиво - воды",
знакомый извозчик из Дома Отдыха Престарелых Грачей, который стоял у
ларька, держа кружку с пивом, и даже вылезающая из кружки, лопающаяся
пена. Поезд налетел, пролетел, оставив всех в темноте, в тишине. Но
прежде чем он пролетел, Петька ясно увидел какую-то девочку, перемахнув-
шую по воздуху через рельсы перед самым фонарем электрички. Он ахнул. И
возчик тоже сказал: "Ух ты!" Но когда улеглись поднятые поездом снежные
вихри, на той стороне не оказалось никого, кроме двух баб, закутанных
так, что их можно было принять за двигающиеся мешки с картошкой.
Теперь до Немухина было недалеко, и Петька прибавил шагу. О девочке
он подумал научно: "Обман чувств". Он любил обо всем думать научно. Но
это не было обманом чувств, потому что через несколько минут он увидел
ее на углу Нескорой и Малинового переулка. Она стояла, поглядывая по
сторонам, точно размышляя, куда бы ей еще слетать, - такой у нее был
воздушный вид. На ней было короткое ситцевое платье с большим бантом на
спине, а за плечами что-то вроде накидочки. Она была без пальто, и это
показалось Петьке интересным, но тоже не вообще, а с научной точки зре-
ния.
- Хрю-хрю, - сказал он.
Девочка обернулась. Пожалуй, надо было поздороваться, но он поздоро-
вался в уме, а вслух сказал:
- А пальто где? В школе забыла?
- Извините, - сказала девочка и присела. - Я еще не знаю, что такое
"пальто".
Она, конечно, шутила. Любила же Петькина тетка говорить: "Я не знаю,
что такое насморк".
- А где ты живешь?
- Нигде.
- А конкретно?
- Извините, - сказала девочка. - Я еще не знаю, что такое "конкрет-
но".
- Между тем пора бы и знать, - рассудительно заметил Петька. - Тебе
сколько лет?
- Второй день.
Петька засмеялся. Девочка была беленькая, а ресницы - черные, и каж-
дый раз, когда она взмахивала ими, у Петьки - ух! - куда-то с размаху
ухало сердце.
- Теперь я вас хочу спросить, - сказала девочка. - Скажите, пожалуйс-
та, что это за штука?
Она показала на луну.
- Тоже не знаешь?
- Нет.
- Эта штука называется "луна", - сказал Петька. - Ты, случайно, с нее
не свалилась?
Девочка покачала головой.
- Нет, я из снега, - серьезно объяснила она. - Вчера ребята слепили
снежную бабу. Мимо проходил какой-то старик с бородой. Он посмотрел на
меня... то есть не на меня, а на снежную бабу, и сказал сердито: "Ну
нет, и без тебя на дворе довольно бабья".
Она рассказывала спокойно, неторопливо, и Петька заметил, что, когда
он говорит, изо рта идет пар, а у девочки не идет.
- Мальчишки ушли, а он меня переделал. На голове у меня было дырявое
ведро - он его сбросил, в руках швабра - он ее вынул. Он пробормотал: "В
этом деле я не специалист", - когда делал прическу. "А теперь устроим ей
ножки", - когда устраивал ножки. Я не слышала, потому что меня еще не
было, но, наверно, я уже отчасти была, потому что я все-таки слышала. С
глазами не получалось! - сказала она с огорчением. - А потом получилось.
Вот.
Она взмахнула ресницами, и у Петьки - ух! - куда-то ухнуло сердце.
- Потом он сказал: "А ходить ты будешь легко, потому что я не люблю
девочек, которые ходят, как утки". В общем, я получилась у него так хо-
рошо, что открыть глаза и заговорить - это было не так уж и трудно.
- И ты заговорила?
- Не сразу. Сперва вздохнула.
- Что же ты сказала?
- Не помню. Кажется. "Добрый вечер!".
- А он?
- Он? "Ах ты, моя душенька!" - и ушел.
- Странная история, - сказал Петька.
Они были теперь недалеко от Немухина. Впрочем, Петька - то далеко, то
близко. У него были длинные ноги, и он, задумавшись, уходил от девочки,
а потом спохватывался и возвращался.
По Нескорой всегда плелись нехотя, вразвалку. Такая уж была улица,
располагавшая к лени. Немухинский горсовет переименовал ее было в Какпу-
лясовсехногпроносященскую, но из этого ничего не вышло - все сразу начи-
нали плестись, едва сворачивали в нее с Малинового переулка. Но Петька,
устроив девочку в дровяном сарае, где было так холодно, что даже дрова
покряхтывали, и, чтобы согреться, толкали друг друга боками, действи-
тельно пролетел эту улицу как пуля. Дело в том, что на этой улице жил
старый Трубочный Мастер. Самыми ценными считаются обкуренные трубки, по-
этому в его маленьком домике всегда стоял дым - тот самый, о котором по-
чему-то говорят "дым коромыслом". В этом дыму с трудом можно было разли-
чить хозяина, который сидел в кресле, скрестив короткие ножки.
Он очень боялся, что врачи запретят ему курить. На дощечке у ворот
вместо "Внимание! Злая собака" было написано: "Внимание! Врачам и даже
членам Академии медицинских наук вход запрещен". Всех он спрашивал:
"Простите, а вы, случайно, не врач?" Когда Петька влетел к нему, запы-
хавшись, он тоже начал было: "Простите, а вы, случайно..."
- Дяденька, необыкновенный случай! - закричал Петька. - Морозоустой-
чивая девчонка!
И он рассказал Трубочному Мастеру о девочке, которая не знает, что
такое "пальто", что такое "луна" и что такое "конкретно".
- Любопытно. Возможно, что это просто Снегурочка. Подождем до весны.
- Почему до весны?
- Потому что весной Снегурочки тают.
- Дяденька, - помолчав, сказал Петька, - а нельзя ли, чтобы она
все-таки как-нибудь...
- Ну, знаешь, - сказал Трубочный Мастер, - это уж слишком. Ты же сам
говоришь, что она из снега.
- Да, дяденька, но все-таки как-нибудь... Ведь есть же на свете, нап-
ример, вечный лед. Он ведь не тает?
- Лед - нет. А Снегурочки - да.
Старый Мастер, набив в трубку табаку, умял его коротким желтым
пальцем, закурил и стал думать. Пуф-пуф! Большие важные кольца дыма ста-
ли медленно подниматься в воздух, а за ними - пуф-пуф - покатились мох-
натые голубые клубочки. Это значило, что вопрос сложный. Когда Старый
Мастер обдумывал несложный вопрос, он просто пускал дым из ноздрей.
- Не знаю, не знаю, - наконец сказал он. - Разве что послать ее в
Институт Вечного Льда? Я немного знаком с директором. Он, кстати, сам из
бывших Дедов-Морозов.
И он написал: "Уважаемый Павел Георгиевич! Поручаю Вашему вниманию
прилагаемую к сему девочку без пальто. По-видимому, морозоустойчива.
Есть опасение, что растает к весне. Не хотелось бы". Он отдал записку
Петьке.
- Спасибо, дяденька.
Но Мастер уже забыл о нем. Он открыл окно, дым повалил наружу, и со-
седи, как всегда, испугались, что в поселке пожар, а потом, как всегда,
успокоились, вспомнив о Старом Мастере Трубок.
Директор Института Вечного Льда был плотный румяный человек с седею-
щей бородой и бесформенным носом между розовых щек. О нем говорили: "Хо-
рош, но со странностями". И действительно, странности были. Летом он
чувствовал себя не в своей тарелке, а зимой - в своей. Летом был зол и
нетерпелив, а зимой - свеж и болтлив. В отпуск он уходил в январе и
всегда удивлялся, что его сотрудники предпочитают отдыхать летом. Фами-
лия его была Тулупов.
- Как-никак это все-таки чудо, - прочитав записочку, сказал он
Петьке. - А чудеса надо изучать, потому что это - воздух науки.
И он приказал поместить девочку в холодильник номер один.
Это был самый обыкновенный холодильник - только очень большой. Там,
где было написано "Мясо", лежало много мяса, а где "Фрукты" - очень мно-
го фруктов и овощей. Над дверью, когда она открывалась, зажигался
большой голубой шар, а на стенках внутреннего шкафа был такой толстый
иней, что Снегурочка могла бы писать на нем, если бы она умела писать.
Для удобства кто-то предложил называть ее И.О. (исполняющая обязанности)
Снегурочки, но директор сказал, что это вздор, и девочку стали называть
просто Настей.
Но была ли она Снегурочка? - вот вопрос, который интересовал реши-
тельно всех, но больше всех, разумеется, ученых. Это было время, когда
много писали о Снежном человеке, который будто бы живет в Гималаях, и
один из ученых предположил, что Настенька - дальняя родственница этого
дикаря, который только и делает, что ходит, оставляя огромные следы на
снегу. Другой, много лет изучавший сказку о Золотом Ключике, пытался до-
казать, что неизвестный старик, вылепивший девочку из снега, не кто
иной, как папа Карло, который вырезал Буратино из полена.
Почти каждый день ученые, надев шубы и валенки, отправлялись в холо-
дильник, и Настенька терпеливо рассказывала им свою историю. Ох, как они
ей надоели! Особенно один, с синим носом, который то и дело дышал на
пальцы и хлопал в ладоши, чтобы согреться. Глаза у него почему-то бега-
ли, но, когда ему говорили об этом, он отвечал, что иногда они бегают
даже у великих людей.
Теперь Настенька знала, что такое "пальто", что такое "луна" и что
такое "конкретно". В холодильнике у нее был порядок. Все хорошело, едва
попадало к ней в руки. Соленое мясо начинало выглядеть свежим, рыба -
живой, а на сыре выступали аппетитные слезы. Что касается холода - нече-
го и говорить. В холодильнике было холодно, как на Северном полюсе или
даже как на Южном, потому что на Южном, говорят, еще холоднее.
Плохо было только одно: она очень скучала. Правда, Петька бывал у нее
