вочного бюро двадцать первый том Брокгауза от Домиции до Евреинова. Меж-
ду Домицием, крепостью в великом герцогстве Мекленбург-Шверинском, и
Доммелем, рекой в Бельгии и Нидерландах, было найдено искомое слово.
- Слушайте! "Домкрат (нем. Daumkraft) - одна из машин для поднятия
значительных тяжестей. Обыкновенный простой Д., употребляемый для подня-
тия экипажей и т. п., состоит из подвижной зубчатой полосы, которую зах-
ватывает шестерня, вращаемая с помощью рукоятки". И так далее и далее.
"Джон Диксон в 1879 г. установил на место обелиск, известный под назва-
нием "Иглы Клеопатры", при помощи четырех рабочих, действовавших че-
тырьмя гидравлическими Д.". И этот прибор, по-вашему, обладает способ-
ностью стремительно падать? Значит, усидчивые Брокгауз с Ефроном обманы-
вали человечество в течение пятидесяти лет? Почему вы халтурите, вместо
того чтобы учиться? Ответьте!
- Мне нужны деньги.
- Но у вас же их никогда нет. Вы ведь вечно рыщете за полтинником.
- Я купил много мебели и вышел из бюджета.
- И много вы купили мебели? Вам за вашу халтуру платят столько,
сколько она стоит, - грош.
- Хороший грош! Я такой стул купил на аукционе...
- В форме змеи?
- Нет. Из дворца. Но меня постигло несчастье. Вчера я вернулся ночью
домой...
- От Хины Члек? - закричали присутствующие в один голос.
- Хина!.. С Хиной я сколько времени уже не живу. Возвращался я с дис-
пута Маяковского*. Прихожу. Окно открыто. Ни Хунтова, ни Ибрагима дома
нет. И я сразу почувствовал, что что-то случилось.
- Уй-юй-юй! - сказал Персицкий, закрывая лицо руками. - Я чувствую,
товарищи, что у Ляпсуса украли его лучший "шедевр" - Гаврила дворником
служил, Гаврила в дворники нанялся.
- Дайте мне договорить. Удивительное хулиганство! Ко мне в комнату
залезли какие-то негодяи и распороли всю обшивку стула. Может быть,
кто-нибудь займет пятерку на ремонт?
- Для ремонта сочините нового Гаврилу. Я вам даже начало могу ска-
зать. Подождите, подождите... Сейчас... Вот! Гаврила стул купил на рын-
ке, был у Гаврилы стул плохой. Скорее запишите. Это можно с прибылью
продать в "Голос комода"... Эх, Трубецкой, Трубецкой*!.. Да, кстати,
Ляпсус, почему вы Трубецкой? Никифор Трубецкой? Почему вам не взять
псевдоним еще получше? Например, Долгорукий! Никифор Долгорукий! Или Ни-
кифор Валуа*? Или еще лучше - гражданин Никифор Сумароков-Эльстон? Если
у вас случится хорошая кормушка, сразу три стишка в "Гермуму", то выход
из положения у вас блестящий. Один бред подписывается Сумароковым, дру-
гая макулатура - Эльстоном, а третья - Юсуповым*... Эх вы, халтурщик!..
Держите его, товарищи! Я расскажу ему замечательную историю. Вы, Ляпсус,
слушайте! При вашей профессии это полезно.
По коридору разгуливали сотрудники, поедая большие, как лапти, бу-
терброды. Был перерыв для завтрака. Бронеподростки гуляли парочками. Из
комнаты в комнату бегал Авдотьев, собирая друзей автомобиля на экстрен-
ное совещание. Но почти все друзья автомобиля сидели в секретариате и
слушали Персицкого, который рассказывал историю, услышанную им в общест-
ве художников.
Вот эта история.
Рассказ о несчастной любви
В Ленинграде, на Васильевском острове, на Второй линии, жила бедная
девушка с большими голубыми глазами. Звали ее Клотильдой.
Девушка любила читать Шиллера в подлиннике, мечтать, сидя на парапете
невской набережной, и есть за обедом непрожаренный бифштекс.
Но девушка была бедна. Шиллера было очень много, а мяса совсем не бы-
ло. Поэтому, а еще и потому, что ночи были белые, Клотильда влюбилась.
Человек, поразивший ее своей красотой, был скульптором. Мастерская его
помещалась у Новой Голландии*.
Сидя на подоконнике, молодые люди смотрели в черный канал и целова-
лись. В канале плавали звезды, а может быть, и гондолы. Так, по крайней
мере, казалось Клотильде.
- Посмотри, Вася, - говорила девушка, - это Венеция! Зеленая заря
светит позади черно-мраморного замка.
Вася не снимал своей руки с плеча девушки. Зеленое небо розовело, по-
том желтело, а влюбленные все не покидали подоконника.
- Скажи, Вася, - говорила Клотильда, - искусство вечно?
- Вечно, - отвечал Вася, - человек умирает, меняется климат, появля-
ются новые планеты, гибнут династии, но искусство неколебимо. Оно вечно.
- Да, - говорила девушка, - Микель-Анджело...
- Да, - повторял Вася, вдыхая запах ее волос, - Пракситель!..
- Канова!..
- Бенвенуто Челлини!..
И опять кочевали по небу звезды, тонули в воде канала и туберкулезно
светили к утру.
Влюбленные не покидали подоконника. Мяса было совсем мало. Но сердца
их были согреты именами гениев.
Днем скульптор работал. Он ваял бюсты. Но великой тайной были покрыты
его труды. В часы работы Клотильда не входила в мастерскую. Напрасно она
умоляла:
- Вася, дай посмотреть мне, как ты творишь!
Но он был непреклонен. Показывая на бюст, покрытый мокрым холстом, он
говорил ей:
- Еще не время, Клотильда, еще не время. Счастье, слава и деньги ожи-
дают нас в передней. Пусть подождут.
Плыли звезды...
Однажды счастливой девушке подарили контрамарку в кино. Шла картина
под названием "Когда сердце должно замолчать". В первом ряду, перед са-
мым экраном, сидела Клотильда. Воспитанная на Шиллере и любительской
колбасе, девушка была необычайно взволнована всем виденным.
"Скульптор Ганс ваял бюсты. Слава шла к нему большими шагами. Жена
его была прекрасна. Но они поссорились. В гневе прекрасная женщина раз-
била молотком бюст - великое творение скульптора Ганса, над которым он
трудился три года. Слава и богатство погибли под ударом молотка. Горе
Ганса было безысходным. Он повесился, но раскаявшаяся жена вовремя выну-
ла его из петли. Затем она быстро сбросила свои одежды.
- Лепи меня! - воскликнула она. - Нет на свете тела, прекраснее мое-
го.
- О! - возразил Ганс. - Как я был слеп!
И он, охваченный вдохновением, изваял статую жены. И это была такая
статуя, что мир задрожал от радости. Ганс и его прекрасная жена просла-
вились и были счастливы до гроба".
Клотильда шла в Васину мастерскую. Все смешалось в ее душе. Шиллер и
Ганс, звезды и мрамор, бархат и лохмотья*...
- Вася! - окликнула она.
Он был в мастерской. Он лепил свой дивный бюст - человека с длинными
усами и в толстовке. Лепил он его с фотографической карточки.
- И вся-то наша жизнь есть борьба*! - напевая, скульптор придавал
скульптуре последний лоск.
И в эту же секунду бюст с грохотом разлетелся на куски от страшного
удара молотком. Клотильда сделала свое дело. Протягивая Васе руку, за-
пачканную в гипсе, она гордо сказала:
- Почистите мне ногти!
И она удалилась. До слуха ее донеслись странные звуки. Она поняла, в
чем дело: великий скульптор плакал над разбитым творением.
Наутро Клотильда пришла, чтобы продолжить свое дело: вынуть потрясен-
ного Васю из петли, сбросить перед ним свои одежды и сказать:
- Лепи меня! Нет на свете тела, прекраснее моего!
Она вошла и увидела.
Вася в петле не висел. Он сидел на высокой табуреточке спиною к во-
шедшей Клотильде и что-то делал.
Но девушка не смутилась. Она сбросила все одежды, покрылась от холода
гусиной кожей и вскричала, лязгая зубами:
- Лепи меня, Вася, нет на свете тела, прекраснее моего!
Вася обернулся. Слова песенки застыли на его устах.
И тут Клотильда увидела, что он делал.
Он лепил дивный бюст - человека с длинными усами и в толстовке. Фо-
тографическая карточка стояла на столике. Вася придавал скульптуре пос-
ледний лоск.
- Что ты делаешь? - спросила Клотильда.
- Я леплю бюст заведующего кооплавкой щ28.
- Но ведь я же вчера его разбила! - пролепетала Клотильда. - Почему
ты не повесился? Ведь ты же говорил, что искусство вечно. Я уничтожила
твое вечное искусство. Почему же ты жив, человек?
- Вечное-то оно - вечное, - ответил Вася, - но заказ-то нужно сдать.
Ты как думаешь?
Вася был нормальным халтурщиком-середнячком.
А Клотильда слишком много читала Шиллера.
- Так вот, Ляпсус, не пугайте Хиночку Члек своим мастерством. Она
нежная женщина. Она верит в ваш талант. Больше, кажется, в это никто не
верит. Но если вы еще месяц будете бегать по "Гигроскопическим вестни-
кам", то и Хина Члек отвернется от вас. Кстати, полтинника я вам не дам.
Уходите, Ляпсус!..
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Глава XXXII. Могучая кучка или золотоискатели*
Как и следовало ожидать, рассказ о Клотильде не вызвал в бараньей ду-
ше Ляписа никаких эмоций.
С криками: "Жертва громил", "Налетчики скрылись" и "Тайна редакторс-
кого кабинета" - в комнату вбежал Степа.
- Персицкий, - сказал он, - иди скорее на место происшествия и пиши в
"Что случилось за день". Сенсационный случай на пять строчек петита!..
Оказалось, что пришедший в свою комнату редактор нашел огромную ручку
с пером щ86 лежащей на полу. Перо воткнулось в ножку дивана. А новый,
купленный на аукционе, редакторский стул имел такой вид, будто бы его
клевали вороны. Вся обшивка была прорвана, набивка выброшена на пол, и
пружины высовывались, как готовящиеся к укусу змеи.
- Мелкая кража, - сказал Персицкий, - если подберутся еще три кражи -
дадим заметку в три строки.
- В том-то и дело, что не кража. Ничего не украли. Даже на столе три
рубля лежали, и тех не тронули. Только стул исковеркали.
- Совсем как у Ляпсуса, - заметил Персицкий, - похоже на то, что Ляп-
сус не врал.
- Вот видите, - гордо сказал Ляпсус, - дайте полтинник.
Принесли вечернюю газету. Персицкий стал ее проглядывать.
Обычный читатель газету читает. Журналист сначала рассматривает ее,
как картину. Его интересует композиция.
- Я бы все-таки так не верстал, - сказал Персицкий, - наш читатель не
подготовлен к американской верстке... Карикатура, конечно, на Чемберле-
на... Очерк о Сухаревой башне... Ляпсус, писанули бы и вы что-нибудь о
Сухаревском рынке - свежая тема - всего только сорок очерков за год пе-
чатается... Дальше...
Персицкий с легким презрением начал читать отдел происшествий, делав-
шийся, по его пристрастному мнению, бездарно.
- Столетний материал!.. Этот растратчик у нас уже был... Неудавшаяся
кража в театре Колумба! Э-э-э, товарищи, это что-то новое... Слушайте!
И Персицкий прочел вслух:
Неудавшаяся кража в театре Колумба
Двумя неизвестными злоумышленниками, проникшими в реквизитную
театра Колумба, были унесены четыре старинных стула. Во дворе
злоумышленники были замечены ночным сторожем и, преследуемые им,
скрылись, бросив стулья. Любопытно отметить, что стулья были
специально приобретены для новой постановки гоголевской
"Женитьбы".
- Нет, тут что-то есть. Это какая-то секта похитителей стульев.
- Маньяки!
- Ну, не так просто. Действуют они довольно здраво. Побывали у Ляпсу-
са, у нас, в театре.
- Да!.. Охотники за табуретками!..
- Что-то они ищут, товарищи.
Тут Никифор Ляпис внезапно переменился в лице. Он неслышно вышел из
комнаты и побежал по коридору. Через пять минут раскачивающийся трамвай
уносил его к Покровским воротам.
Ляпис обитал в доме щ9 по Казарменному переулку совместно с двумя мо-
лодыми людьми, носившими мягкие шляпы. Ляпис носил капитанскую фуражку с
гербом Нептуна - властителя вод. Комната Ляписа была проходной. Рядом
жила большая семья татар.
Когда Ляпис вошел в свою ободранную комнату, Хунтов сидел на подокон-
нике и перелистывал театральный справочник.
Это был человек, созвучный эпохе. Он делал все то, что требовала эпо-
ха.
Эпоха требовала стихи, и Хунтов писал их во множестве.
Менялись вкусы. Менялись требования. Эпоха и современники нуждались в
героическом романе на темы гражданской войны. И Хунтов писал героические
романы.
Потом требовались бытовые повести. Созвучный эпохе Хунтов принимался
