Остап еще в поезде успел побеседовать с завгидропрессом, монтером
Мечниковым, и узнал от него все. Пароход "Скрябин", заарендованный Нар-
комфином, должен был совершить рейс от Нижнего до Царицына, останавлива-
ясь у каждой пристани и производя тираж выигрышного займа. Для этого из
Москвы выехало целое учреждение - тиражная комиссия, канцелярия, духовой
оркестр, виртуоз-балалаечник, радиоинженер, кинооператор, корреспонденты
центральных газет и театр Колумба. Театру предстояло в пути показывать
пьесы, в которых популяризовалась идея госзаймов. До Царицына театр пос-
тупал на полное довольствие тиражной комиссии, а затем собирался на свой
страх и риск совершить большую гастрольную поездку по Кавказу со своей
"Женитьбой".
"Скрябин" опоздал. Обещали, что он придет из затона, где делались
последние приготовления, только к вечеру. Поэтому весь аппарат, прибыв-
ший из Москвы, в ожидании погрузки устроил бивак на пристани.
Нежные девушки с чемоданчиками и портпледами сидели на бунтах прово-
локи, сторожа свои ундервуды и с опасением поглядывая на крючников. На
жернове примостился гражданин с фиолетовой эспаньолкой. На коленях у не-
го лежала стопка эмалированных дощечек. На верхней из них любопытный мог
бы прочесть: "Отдел взаимных расчетов". Письменные столы на тумбах и
другие столы, более скромные, стояли друг на друге. У запечатанного нес-
гораемого шкафа прогуливался часовой. Корреспондент ТАСС уже устроился
на краю пристани и, свесив ноги за борт, удил рыбу. Рыба не шла, и кор-
респондент досадливо крякал, меняя наживку. Представитель "Станка" Пер-
сицкий смотрел в цейсовский бинокль с восьмикратным увеличением на тер-
риторию ярмарки, потом потоптался, выяснил, что до прихода "Скрябина"
остается еще часов пять, и на Кремлевском "элеваторе" поднялся в город*.
За пять часов можно было набрать уйму материалов - дать очерк о городе,
о радиолаборатории Бонч-Бруевича* и о последствиях наводнения*...
Под сенью гидравлического пресса на воробьяниновском стуле сидела
Агафья Тихоновна и флиртовала с виртуозом-балалаечником, корректным мо-
лодым человеком с европейской выправкой. Виртуоз чувствовал себя в
родственной среде прекрасно. Он грациозно уселся на один из воробьяни-
новских стульев, совершенно не обращая внимания на то, что Галкин, Пал-
кин, Малкин, Чалкин и Залкинд вынуждены были все впятером довольство-
ваться только двумя стульями.
Вокруг стульев, как шакалы, расхаживали концессионеры. Остапа особен-
но возмущал виртуоз-балалаечник.
- Что это за чижик? - шептал он Ипполиту Матвеевичу. - Всякий дурак
сидит на ваших стульях. Все это плоды вашего пошлого кобелирования.
- Что вы ко мне пристали? - захныкал Воробьянинов. - Я даже такого
слова не знаю - кобелировать.
- Напрасно. Кобелировать - это значит ухаживать за молодыми девушками
с нечистыми намерениями. Отпирательства ваши безнадежны. Лиза мне все
рассказала. Вся Москва покатывается со смеху. Все знают о вашем кобеля-
же.
Компаньоны, тихо переругиваясь, кружили вокруг стульев.
Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд делали прогнозы в будущее.
Малкин не верил в доброкачественность тиражных обедов.
- В контракте, - говорил он, - надо было указать число блюд и коли-
чество калорий. По правилу, мы должны приравниваться к металлистам - не
меньше 4000 калорий в обед.
Галкин и Палкин держались более оптимистических взглядов.
- Зато здесь икра дешева, - сообщили они, - и рыба.
- А воздух какой! - закричал Чалкин. - Морской воздух!
- Тем более, - сказал тонкий, как кнут, Залкинд. - При таком воздухе
беспрерывно хочется есть. Мне уже сейчас хочется.
- До Царицына мы не пропадем. Кормить будут.
- А на Кавказе что будет? Если Сестрин сейчас уже заграбастал себе
двадцать марок*.
- А нам по полторы марки на каждого. Если еще пьеса провалится...
- Да. Копеек по пятнадцать в день будем зарабатывать.
Виртуоз-балалаечник пригласил Агафью Тихоновну обедать на "Парижскую
коммуну".
- А нас пустят?
- Конечно, пустят. На стоянках кухня этим живет. Тут очень хорошие и
дешевые обеды.
Звуковое оформление завздыхало и поплелось в трактир "Плот". Концес-
сионеры оживились.
- Может быть, рискнем? - сказал вдруг Остап, невольно приближаясь к
стульям. - Вы - два, и я - два, и - ходу! А? Хорошо бы было, черт
возьми!
Он осмотрелся. Бежать надо было бы по насыпи до Рождественской улицы,
забитой обозами. Да и сквозь толпу крючников продраться было бы нелегко.
Кроме того, Кочкарев с Подколесиным маячили поблизости. Они, конечно,
подняли бы страшный рев, заметив покушение на мебель, якобы изготовлен-
ную в древесных мастерских ФОРТИНБРАСА при УМСЛОПОГАСЕ имени Валтасара.
Остап скис.
- Придется ехать! Но как? В крайнем случае, можно было бы сесть на
"Парижскую коммуну", доехать до Царицына и там ждать труппу, но деньги,
деньги! Ах, Киса, Киса, что б вас черт забрал! Осознали ли вы уже свою
пошлость?
Компаньоны решили хотя бы посидеть на стульях. Они подпрыгивали на
пружинах и пересаживались со стула на стул. Ипполит Матвеевич ерзал.
- Ирония судьбы! - говорил Остап. - Нищие миллионеры! Вы еще ничего
не нащупали?
Подколесин с Кочкаревым подошли к учрежденскому курьеру и, мотая го-
ловами в сторону концессионеров, справились, кто такие осмелились сесть
на их вещественное оформление.
- Ну, сейчас погонят! - заключил Остап.
Подошел сторож.
- Вы, товарищи, из какого отдела будете?
- Из отдела взаимных расчетов, - сказал наблюдательный Остап.
Но и это не помогло. Курьер ушел и сейчас же вернулся с товарищем
Людвигом. Товарищ Людвиг отогнал концессионеров от стульев и побежал на
дебаркадер, к которому уже приближался, разворачиваясь против течения,
пароход "Скрябин". На бортах своих он нес фанерные щиты, на которых ра-
дужными красками были изображены гигантские облигации. Пароход заревел,
подражая крику мамонта, а может быть, и другого животного, заменявшего в
доисторические времена пароходную сирену. Финансово-театральный бивак
оживился. По городским спускам бежали тиражные служащие. В облаке пыли
катился к пароходу толстенький Платон Плащук. Галкин, Палкин, Малкин,
Чалкин и Залкинд выбежали из трактира "Плот". Над несгораемой кассой уже
трудились крючники. Инструктор акробатики Жоржетта Тираспольских гимнас-
тическим шагом взбежала по сходням. Симбиевич-Синдиевич, в заботах о ве-
щественном оформлении, простирал руки то к кремлевским высотам, то к ка-
питану, стоявшему на мостике. Кинооператор пронес свой аппарат высоко
над головами толпы и еще на ходу требовал отвода четырехместной каюты
для устройства в ней лаборатории.
В общей свалке Ипполит Матвеевич пробрался к стульям и, будучи вне
себя, поволок было один стул в сторонку.
- Бросьте стул! - завопил Бендер. - Вы что, с ума спятили? Один стул
возьмем, а остальные пропадут для нас навсегда! Подумали бы лучше о том,
как попасть на пароход!
По дебаркадеру прошли музыканты, опоясанные медными трубами. Они с
отвращением смотрели на саксофоны, флексатоны*, пивные бутылки и кружки
Эсмарха, которыми было вооружено звуковое оформление.
- Клистирная шайка! - сказал кларнет, поравнявшись с могучей пятер-
кой.
Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд ничего не ответили, но зата-
или в груди месть.
Тиражные колеса были привезены на фордовском фургончике. Это была
сложная конструкция, составленная из шести вращающихся цилиндров, свер-
кающая медью и стеклом. Установка ее на нижней палубе заняла много вре-
мени.
Топот и перебранка продолжались до позднего вечера. Колумбовцы, оби-
женные тем, что их поместили во втором классе, экспансивно набросились
на автора спектакля и режиссера Ник. Сестрина.
- Ну стоит ли волноваться, - мычал Ник. Сестрин, - прекрасные каюты,
товарищи. Я считаю, что все хорошо.
- Это вы потому считаете, - запальчиво выкрикнул Галкин, - что сами
устроились в первом классе.
- Галкин! - зловеще сказал режиссер.
- Что "Галкин"?
- Вы уже начинаете разлагать!
- Я? А Палкин? А Малкин? А Чалкин и Залкинд разве вам не скажут то же
самое? Наконец, где мы будем репетировать?
И вся могучая кучка в один голос потребовала отдельную каюту для ре-
петиций, а кстати, хотя бы немного денег вперед.
- Идите к черту! - завопил Ник. Сестрин. - В такой момент они приста-
ют со своими претензиями!
Не объяснив, какой такой момент, автор спектакля перегнулся через
борт и воззвал:
- Симбие-эвич!
- Синдие-эвич!
- Симбие-эвич!
- Мура! Вы не видели Симбиевича-Синдиевича?
В тиражном зале устраивали эстраду, приколачивали к стенам плакаты и
лозунги, расставляли деревянные скамьи для посетителей и сращивали
электропровода с тиражными колесами. Письменные столы разместили на кор-
ме, а из каюты машинисток, вперемежку со смехом, слышалось цоканье пишу-
щих машинок. Бледный человек с фиолетовой эспаньолкой ходил по всему па-
роходу и навешивал на соответствующие двери свои эмалированные таблицы:
"Отдел взаимных расчетов", "Личный стол", "Общая канцелярия", "Отдел пе-
чати", "Инструкторский подотдел", "Председатель комиссии", "Машинное от-
деление". К большим табличкам человек с эспаньолкой присобачивал таблич-
ки поменьше: "Без дела не входить", "Приема нет", "Посторонним лицам
вход воспрещается", "Все справки в регистратуре".
Салон первого класса был оборудован под выставку денежных знаков и
бон*. Это вызвало новый взрыв негодования у Галкина, Палкина, Малкина,
Чалкина и Залкинда.
- Где же мы будем обедать? - волновались они. - А если дождь?
- Ой, - сказал Ник. Сестрин своему помощнику, - не могу!.. Как ты ду-
маешь, Сережа, мы не сможем обойтись без звукового оформления?
- Что вы, Николай Константинович! Артисты к ритму привыкли!
Тут поднялся новый галдеж. Могучая кучка пронюхала, что все четыре
стула автор спектакля утащил в свою каюту.
- Так, так, - говорила кучка с иронией, - а мы должны будем репетиро-
вать, сидя на койках, а на четырех стульях будет сидеть Николай Констан-
тинович со своей женой Густой, которая никакого отношения к нашему кол-
лективу не имеет*. Может, мы тоже хотим иметь в поездке своих жен.
С берега на тиражный пароход зло смотрел великий комбинатор. Предста-
вительная фигура Ипполита Матвеевича могла бы сойти за скульптуру "Отча-
яние идола".
Новый взрыв кликов достиг ушей концессионеров.
- Почему же вы мне раньше не сказали?! - кричал член комиссии.
- Откуда же я мог знать, что он заболеет.
- Это черт знает что! Тогда поезжайте в Рабис* и требуйте, чтобы нам
экстренно командировали художника.
- Куда же я поеду? Сейчас шесть часов. Рабис давно закрыт. Да и паро-
ход через полчаса уходит.
- Тогда сами будете рисовать. Раз вы взяли на себя ответственность за
украшение парохода, извольте отдуваться, как хотите.
Остап уже бежал по сходням, расталкивая локтями крючников, барышень и
просто любопытных. При входе его задержали.
- Пропуск!
- Да мне к этому гражданину.
- Все равно. Пропуск надо.
- Товарищ! - заорал Бендер. - Вы! Вы! Толстенький! Которому художник
нужен!
Через пять минут великий комбинатор сидел в белой каюте толстенького
заведующего хозяйством плавучего тиража и договаривался об условиях ра-
боты.
- Значит, товарищ, - говорил толстячок, - нам от вас потребуется сле-
дующее: исполнение художественных плакатов, надписей и окончание транс-
паранта. Наш художник начал его делать и заболел. Мы его оставили здесь
в больнице. Ну и, конечно, общее наблюдение за художественной частью.
Можете вы это взять на себя? Причем предупреждаю - работы много.
- Да, я могу это взять на себя. Мне приходилось выполнять такую рабо-
ту.
- И вы можете сейчас же с нами ехать?
- Это будет трудновато, но я постараюсь.
Большая и тяжелая гора свалилась с плеч заведующего хозяйством. Испы-
