считал себя великолепно подготовленным. Он с гордостью вспомнил, как
легко покорил когда-то сердце прекрасной Елены Боур. Уменье тратить
деньги легко и помпезно было ему присуще. Воспитанностью и умением вести
разговор с любой дамой он славился в Старгороде. Ему показалось смешным
затратить весь свой старорежимный лоск на покорение маленькой советской
девочки, которая ничего еще толком не видела и не знала.
После недолгих уговоров Ипполит Матвеевич повез Лизу в образцовую
столовую МСПО "Прагу"* - лучшее место в Москве, как говорил ему Бендер.
Лучшее место в Москве поразило Лизу обилием зеркал, света и цветочных
горшков. Лизе это было простительно - она никогда еще не посещала
больших образцово-показательных ресторанов. Но зеркальный зал совсем не-
ожиданно поразил и Ипполита Матвеевича. От отстал, забыл ресторанный ук-
лад. Теперь ему было положительно стыдно за свои баронские сапоги с
квадратными носами, штучные довоенные брюки и лунный жилет, осыпанный
серебряной звездой.
Оба смутились и замерли на виду у всей, довольно разношерстной, пуб-
лики.
- Пройдемте туда, в угол, - предложил Воробьянинов, хотя у самой эст-
рады, где оркестр выпиливал дежурное попурри из "Баядерки", были свобод-
ные столики.
Чувствуя, что на нее все смотрят, Лиза быстро согласилась. За нею
смущенно последовал светский лев и покоритель женщин Воробьянинов. По-
тертые брюки светского льва свисали с худого зада мешочком. Покоритель
женщин сгорбился и, чтобы преодолеть смущение, стал протирать пенсне.
Никто не подошел к столу, как этого ожидал Ипполит Матвеевич, и он,
вместо того чтобы галантно беседовать со своей дамой, молчал, томился,
несмело стучал пепельницей по столу и бесконечно откашливался. Лиза лю-
бопытно смотрела по сторонам, молчание становилось неестественным, но
Ипполит Матвеевич не мог вымолвить ни слова. Он забыл, что именно он
всегда говорил в таких случаях. Его сковывало то, что никто не подходил
к столику.
- Будьте добры! - взывал он к пролетавшим мимо работникам нарпита*.
- Сию минуточку-с, - кричали работники нарпита на ходу.
Наконец карточка была принесена. Ипполит Матвеевич с чувством облег-
чения углубился в нее.
- Однако, - пробормотал он, - телячьи котлеты два двадцать пять, филе
- два двадцать пять, водка - пять рублей.
- За пять рублей большой графин-с, - сообщил официант, нетерпеливо
оглядываясь.
"Что со мной? - ужасался Ипполит Матвеевич. - Я становлюсь смешон".
- Вот, пожалуйста, - сказал он Лизе с запоздалой вежливостью, - не
угодно ли выбрать? Что вы будете есть?
Лизе было совестно. Она видела, как гордо смотрел официант на ее
спутника, и понимала, что он делает чтото не то.
- Я совсем не хочу есть, - сказала она дрогнувшим голосом, - или вот
что... Скажите, товарищ, нет ли у вас чего-нибудь вегетарианского?
Официант стал топтаться, как конь.
- Вегетарианского не держим-с. Разве омлет с ветчиной?
- Тогда вот что, - сказал Ипполит Матвеевич, решившись. - Дайте нам
сосисок. Вы ведь будете есть сосиски, Елизавета Петровна?
- Буду.
- Так вот. Сосиски. Вот эти, по рублю двадцать пять. И бутылку водки.
- В графинчике будет.
- Тогда большой графин.
Работник нарпита посмотрел на беззащитную Лизу прозрачными глазами.
- Водку чем будете закусывать? Икры свежей? Семги? Расстегайчиков?
В Ипполите Матвеевиче продолжал бушевать делопроизводитель загса.
- Не надо, - с неприятной грубостью сказал он. - Почем у вас огурцы
соленые? Ну, хорошо, дайте два.
Официант убежал, и за столиком снова водворилось молчание. Первой за-
говорила Лиза:
- Я здесь никогда не была. Здесь очень мило.
- Да-а, - протянул Ипполит Матвеевич, высчитывая стоимость заказанно-
го,
"Ничего, - думал он, - выпью водки - разойдусь. А то, в самом деле,
неловко как-то".
Но когда выпил водки и закусил огурцом, то не разошелся, а помрачнел
еще больше. Лиза не пила. Натянутость не исчезала. А тут еще к столику
подошел усатый человек и, ласкательно глядя на Лизу, предложил купить
цветы.
Ипполит Матвеевич притворился, что не замечает усатого цветочника, но
тот не уходил. Говорить при нем любезности было совершенно невозможно,
На время выручила концертная программа. На эстраду. вышел сдобный
мужчина в визитке и лаковых туфлях.
- Ну, вот мы снова увиделись с вами, - развязно сказал он в публику.
- Следующим номером нашей консертной программы* выступит мировая испол-
нительница русских народных песен, хорошо известная в Марьиной Роще*,
Варвара Ивановна Годлевская. Варвара Ивановна! Пожалуйте!
Ипполит Матвеевич пил водку и молчал. Так как Лиза не пила и все вре-
мя порывалась уйти домой, надо было спешить, чтобы успеть выпить весь
графин.
Когда на сцену вышел куплетист в рубчатой бархатной толстовке, сме-
нивший певицу, известную в Марьиной Роще, и запел:
Ходите,
Вы всюду бродите,
Как будто ваш аппендицит
От хожденья будет сыт,
Ходите,
Та-ра-ра-ра, -
Ипполит Матвеевич уже порядочно захмелел и, вместе со всеми посетителями
образцовой столовой, которых он еще полчаса тому назад считал грубиянами и
скаредными советскими бандитами, захлопал в такт ладошами и стал подпевать:
Ходите,
Та-ра-ра-ра.
Он часто вскакивал и, не извинившись, уходил в уборную. Соседние сто-
лики его уже называли дядей и приваживали к себе на бокал пива. Но он не
шел. Он стал вдруг гордым и подозрительным. Лиза решительно встала из-за
стола.
- Я пойду. А вы оставайтесь. Я сама дойду.
- Нет, зачем же? Как дворянин, не могу допустить! Сеньор! Счет!
Ха-мы!..
На счет Ипполит Матвеевич смотрел долго, раскачиваясь на стуле.
- Девять рублей двадцать копеек? - бормотал он. - Может быть, вам еще
дать ключ от квартиры, где деньги лежат?
Кончилось тем, что Ипполита Матвеевича свели вниз, бережно держа под
руки. Лиза не могла убежать, потому что номерок от гардероба был у вели-
косветского льва.
В первом же переулке Ипполит Матвеевич навалился на Лизу плечом и
стал хватать ее руками. Лиза молча отдиралась.
- Слушайте! - говорила она. - Слушайте! Слушайте!
- Поедем в номера! - убеждал Воробьянинов.
Лиза с силой высвободилась и, не примериваясь, ударила покорителя
женщин кулачком в нос. Сейчас же свалилось пенсне с золотой дужкой и,
попав под квадратный носок баронских сапог, с хрустом раскрошилось.
Ночной зефир струил эфир*.
Лиза, захлебываясь слезами, побежала по Серебряному переулку к себе
домой.
Шумел, бежал Гвадалквивир.
Ослепленный Ипполит Матвеевич мелко затрусил в противоположную сторо-
ну, крича:
- Держи вора!
Потом он долго плакал и, еще плача, купил у старушки все ее баранки,
вместе с корзиной. Он вышел на Смоленский рынок, пустой и темный, и дол-
го расхаживал там взад и вперед, разбрасывая баранки, как сеятель броса-
ет семена. При этом он немузыкально кричал:
Ходите,
Вы всюду бродите,
Та-ра-ра-ра.
Затем Ипполит Матвеевич подружился с лихачом, раскрыл ему всю душу и
сбивчиво рассказал про бриллианты.
- Веселый барин! - воскликнул извозчик.
Ипполит Матвеевич действительно развеселился. Как видно, его веселье
носило несколько предосудительный характер, потому что часам к одиннад-
цати утра он проснулся в отделении милиции. Из двухсот рублей, которыми
он так позорно начал ночь наслаждений и утех, при нем оставалось только
двенадцать*.
Ему казалось, что он умирает. Болел позвоночник, ныла печень, а на
голову, он чувствовал, ему надели свинцовый котелок. Но ужаснее всего
было то, что он решительно не помнил, где и как он мог истратить такие
большие деньги.
Остап долго и с удивлением рассматривал измочаленную фигуру Ипполита
Матвеевича, но ничего не сказал. Он был холоден и готов к борьбе.
Глава XXIII. Экзекуция
Аукционный торг открывался в пять часов. Доступ граждан для обозрения
вещей начинался с четырех. Друзья явились в три и целый час рассматрива-
ли машиностроительную выставку, помещавшуюся тут же рядом.
- Похоже на то, - сказал Остап, - что завтра мы сможем уже при нали-
чии доброй воли купить этот паровозик. Жалко, что цена не проставлена.
Приятно все-таки иметь собственный паровоз.
Ипполит Матвеевич маялся. Только стулья могли его утешить. От них он
отошел лишь в ту минуту, когда на кафедру взобрался аукционист в клетча-
тых брюках "столетье" и бороде, ниспадавшей на толстовку русского ковер-
кота*.
Концессионеры заняли места в четвертом ряду справа. Ипполит Матвеевич
начал сильно волноваться. Ему казалось, что стулья будут продаваться
сейчас же. Но они стояли сорок третьим номером, и в продажу поступала
сначала обычная аукционная гиль и дичь: разрозненные гербовые сервизы,
соусник, серебряный подстаканник, пейзаж художника Петунина, бисерный
ридикюль, совершенно новая горелка от примуса, бюстик Наполеона, полот-
няные бюстгальтеры, гобелен "Охотник, стреляющий диких уток" и прочая
галиматья.
Приходилось терпеть и ждать. Ждать было очень трудно: все стулья были
налицо, цель была близка, ее можно было достать рукой.
"А большой бы здесь начался шухер, - подумал Остап, оглядывая аукци-
онную публику, - если бы они узнали, какой огурчик будет сегодня прода-
ваться под видом этих стульев".
- Фигура, изображающая правосудие! - провозгласил аукционист. - Брон-
зовая. В полном порядке. Пять рублей. Кто больше? Шесть с полтиной спра-
ва, в конце - семь. Восемь рублей в первом ряду прямо. Второй раз восемь
рублей прямо. Третий раз. В первом ряду прямо.
К гражданину из первого ряда сейчас же понеслась девица с квитанцией
для получения денег.
Стучал молоточек аукциониста. Продавались пепельницы из дворца, стек-
ло баккара, пудреница фарфоровая.
Время тянулось мучительно.
- Бронзовый бюстик Александра Третьего. Может служить пресс-папье.
Больше, кажется, ни на что не годен. Идет с предложенной цены бюстик
Александра Третьего.
Публика заржала.
- Купите, предводитель, - съязвил Остап, - вы, кажется, любите!
Ипполит Матвеевич не отводил глаз от стульев и молчал.
- Нет желающих? Снимается с торга бронзовый бюстик Александра
Третьего. Фигура, изображающая правосудие. Кажется, парная к только что
купленной. Василий, покажите публике "Правосудие". Пять рублей. Кто
больше?
В первом ряду прямо послышалось сопенье. Как видно, гражданину хоте-
лось иметь правосудие в полном составе.
- Пять рублей - бронзовое "Правосудие"!
- Шесть! - четко сказал гражданин.
- Шесть рублей прямо. Семь. Девять рублей в конце справа.
- Девять с полтиной, - тихо сказал любитель правосудия, подымая руку.
- С полтиной прямо. Второй раз, с полтиной прямо. Третий раз, с пол-
тиной.
Молоточек опустился. На гражданина из первого ряда налетела барышня.
Он уплатил и поплелся в другую комнату получить свои правосудия.
- Десять стульев из дворца! - сказал вдруг аукционист.
- Почему из дворца? - тихо ахнул Ипполит Матвеевич.
Остап рассердился:
- Да идите вы к черту! Слушайте и не рыпайтесь!
- Десять стульев из дворца. Ореховые. Эпохи Александра Второго. В
полном порядке. Работы мебельной мастерской Гамбса. Василий, подайте
один стул под рефлектор.
Василий так грубо потащил стул, что Ипполит Матвеевич привскочил.
- Да сядьте вы, идиот проклятый, навязался на мою голову! - зашипел
Остап. - Сядьте, я вам говорю!
У Ипполита Матвеевича заходила нижняя челюсть. Остап сделал стойку.
Глаза его посветлели.
- Десять стульев ореховых. Восемьдесят рублей.
Зал оживился. Продавалась вещь, нужная в хозяйстве. Одна за другой
выскакивали руки. Остап был спокоен.
- Чего же вы не торгуетесь? - набросился на него Воробьянинов.
- Пошел вон, - ответил Остап, стиснув зубы.
- Сто двадцать рублей позади. Сто тридцать пять там же. Сто сорок.
