налогов, не имеет жены, знакомые не занимают ему денег до среды, шоферы
такси посылают ему вдогонку оскорбительные слова, девушки смеются над
ним - они не любят идеалистов.
Человек, лишенный матраца, большей частью пишет стихи:
Под мягкий звон часов Буре* приятно отдыхать в качалке.
Снежинки вьются на дворе, и, как мечты, летают галки.
Пишет он эти стихи за высокой конторкой телеграфа, задерживая деловых
матрацевладельцев, пришедших отправлять телеграммы.
Матрац ломает жизнь человеческую. В его обивке и пружинах таится ка-
кая-то сила, притягательная и до сих пор не исследованная. На призывный
звон его пружин стекаются люди и вещи. Приходит финагент и девушки. Они
хотят дружить с матрацевладельцами. Финагент делает это в целях фис-
кальных, преследующих государственную пользу, а девушки - бескорыстно,
повинуясь законам природы. Начинается цветение молодости. Финагент, соб-
равши налог, как пчела собирает весеннюю взятку, с радостным гудом уле-
тает в свой участковый улей. А отхлынувших девушек заменяет жена и при-
мус "Ювель щ1".
Матрац ненасытен. Он требует жертвоприношений. По ночам он издает
звон падающего меча. Ему нужна этажерка. Ему нужен стол на глупых тум-
бах. Лязгая пружинами, он требует занавесей, портьер и кухонной посуды.
Он толкает человека и говорит ему:
- Пойди и купи рубель* и качалку!
- Мне стыдно за тебя, человек! У тебя до сих пор нет ковра!
- Работай! Я скоро принесу тебе детей! Тебе нужны деньги на пеленки и
колясочку!
Матрац все помнит и все делает по-своему.
Даже поэт не может избежать общей участи. Вот он везет с Сухаревского
рынка матрац, с ужасом прижимаясь к его мягкому брюху.
- Я сломлю твое упорство, поэт! - говорит матрац. - Тебе уже не надо
будет бегать на телеграф писать стихи. Да и вообще, стоит ли их писать?
Служи! И сальдо будет всегда в твою пользу. Подумай о жене и детях.
- У меня нет жены, - кричит поэт, отшатываясь от пружинного учителя.
- Она будет. И я не поручусь, что это будет самая красивая девушка на
земле. Я не знаю даже, будет ли она добра. Приготовься ко всему. У тебя
родятся дети.
- Я не люблю детей!
- Ты полюбишь их!
- Вы пугаете меня, гражданин матрац!
- Молчи, дурак! Ты не знаешь всего! Ты еще возьмешь в Мосдреве кредит
на мебель*.
- Я убью тебя, матрац!
- Щенок. Если ты осмелишься это сделать, соседи донесут на тебя в до-
моуправление.
Так каждое воскресенье, под радостный звон матрацев, циркулируют по
Москве счастливцы.
Но не этим одним, конечно, замечательно московское воскресенье.
Воскресенье - музейный день.
Есть в Москве особая категория людей. Она ничего не понимает в живо-
писи, не интересуется архитектурой и безразлична к памятникам старины.
Эта категория посещает музеи исключительно потому, что они расположены в
прекрасных зданиях. Эти люди бродят по ослепительным залам, завистливо
рассматривают расписные потолки, трогают руками то, что трогать воспре-
щено, и беспрерывно бормочут:
- Эх! Люди жили!
Им не важно, что стены расписаны французом Пюви де Шаванном*. Им важ-
но узнать, сколько это стоило бывшему владельцу особняка. Они поднимают-
ся по лестнице с мраморными изваяниями на площадках и представляют себе,
сколько лакеев стояло здесь, сколько жалованья и чаевых получал каждый
лакей. На камине стоит фарфор, но они, не обращая на него внимания, ре-
шают, что камин штука не выгодная - слишком много уходит дров. В обшитой
дубовой панелью столовой они не рассматривают замечательную резьбу. Их
мучит одна мысль: что ел здесь бывший хозяин-купец и сколько бы это сто-
ило при теперешней дороговизне?
В любом музее можно найти таких людей. В то время как экскурсии бодро
маршируют от одного шедевра к другому, такой человек стоит посреди зала
и, не глядя ни на что, мычит, тоскуя:
- Эх! Люди жили!
Лиза бежала по улице, проглатывая слезы. Мысли подгоняли ее. Она ду-
мала о своей счастливой и бедной жизни.
"Вот если бы был еще стол и два стула, было бы совсем хорошо. И при-
мус в конце концов нужно завести. Нужно как-то устроиться".
Она пошла медленнее, потому что внезапно вспомнила о ссоре с Колей.
Кроме того, ей очень хотелось есть. Ненависть к мужу разгорелась в ней
внезапно.
- Это просто безобразие! - сказала она вслух.
Есть захотелось еще сильней.
- Хорошо же, хорошо. Я сама знаю, что мне делать.
И Лиза, краснея, купила у торговки бутерброд с вареной колбасой. Как
она ни была голодна - есть на улице показалось неудобным. Как-никак, а
она все-таки была матрацевладелицей и тонко разбиралась в жизни. Она ог-
лянулась и вошла в подъезд большого особняка. Там, испытывая большое
наслаждение, принялась за бутерброд. Вареная собачина была обольсти-
тельна. Большая экскурсия вошла в подъезд. Проходя мимо стоявшей у стены
Лизы, экскурсанты посматривали на нее.
"Пусть видят!" - решила озлобленная Лиза.
Глава XX. Музей мебели
Она вытерла платочком рот и смахнула с кофточки крошки. Ей стало ве-
селее. Она стояла перед вывеской: "Музей мебельного мастерства". Возвра-
щаться домой было неудобно. Идти было не к кому. В карманчике лежали
двадцать копеек. И Лиза решила начать самостоятельную жизнь с посещения
"Музея мебельного мастерства". Проверив наличность, Лиза пошла в вести-
бюль.
В вестибюле Лиза сразу наткнулась на человека в подержанной бороде,
который, упершись тягостным взглядом в малахитовую колонну, цедил сквозь
усы:
- Богато жили люди!
Лиза с уважением посмотрела на колонну и прошла наверх.
В маленьких квадратных комнатах, с такими низкими потолками, что каж-
дый входящий туда человек казался гигантом, - Лиза бродила минут десять.
Это были комнаты, обставленные павловским ампиром, императорским
красным деревом и карельской березой - мебелью строгой, чудесной и во-
инственной. Два квадратных шкафа, стеклянные дверцы которых были
крест-накрест пересечены копьями, стояли против письменного стола. Стол
был безбрежен. Сесть за него было все равно, что сесть за Театральную
площадь, причем Большой театр с колоннадой и четверкой бронзовых коняг,
волокущих Апполона на премьеру "Красного мака"*, показался бы на столе
чернильным прибором. Так, по крайней мере, чудилось Лизе, воспитываемой
на морковке, как некий кролик. По углам стояли кресла с высокими спинка-
ми, верхушки которых были загнуты на манер бараньих рогов. Солнце лежало
на персиковой обивке кресел. В такое кресло хотелось сейчас же сесть, но
сидеть на нем воспрещалось.
Лиза мысленно сопоставила, как выглядело бы кресло бесценного пав-
ловского ампира рядом с ее матрацем в красную полоску. Выходило - ничего
себе. Лиза прочла на стене табличку с научным и идеологическим обоснова-
нием павловского ампира и, огорчась тому, что у нее с Колей нет комнаты
в этом дворце, вышла в неожиданный коридор.
По левую руку от самого пола шли низенькие полукруглые окна. Сквозь
них, под ногами, Лиза увидела огромный белый двухсветный зал с колонна-
ми. В зале тоже стояла мебель и блуждали посетители. Лиза остановилась.
Никогда еще она не видела зала у себя под ногами. Дивясь и млея, она
долго смотрела вниз. Вдруг она заметила, что там быстро, от кресел к бю-
ро, переходят ее сегодняшние знакомые - товарищ Бендер и его спутник,
бритоголовый представительный старик.
- Вот хорошо, - сказала Лиза, - будет не так скучно.
Она очень обрадовалась, побежала вниз и сразу же заблудилась. Она по-
пала в красную гостиную, в которой стояло предметов сорок. Это была оре-
ховая мебель на гнутых ножках. Из гостиной не было выхода. Пришлось бе-
жать назад, через круглую комнату с верхним светом, меблированную, каза-
лось, только цветочными подушками.
Она бежала мимо парчовых кресел итальянского Возрождения, мимо гол-
ландских шкафов, мимо большой готической кровати с балдахином на черных
витых колоннах. Человек в этой постели казался бы не больше ореха. Зал
был где-то под ногами, может быть, справа, но попасть в него было невоз-
можно.
Наконец Лиза услышала гул экскурсантов, невнимательно слушавших руко-
водителя, обличавшего империалистические замыслы Екатерины II в связи с
любовью покойной императрицы к мебели стиля Луи-Сез*.
Это и был большой двухсветный зад с колоннами. Лиза прошла в противо-
положный его конец, где знакомый ей товарищ Бендер жарко беседовал со
своим бритоголовым спутником.
Подходя, Лиза услышала звучный голос:
- Мебель в стиле шик-модерн. Но это, кажется, не то, что нам нужно.
- Да, но здесь, очевидно, есть еще и другие залы. Нам нужно система-
тически все осмотреть.
- Здравствуйте, - сказала Лиза.
Оба повернулись и сразу сморщились.
- Здравствуйте, товарищ Бендер. Хорошо, что я вас нашла. А то одной
очень скучно. Давайте смотреть все вместе.
Концессионеры переглянулись. Ипполит Матвеевич приосанился, хотя ему
было неприятно, что Лиза может их задержать в важном деле поисков брил-
лиантовой мебели.
- Мы типичные провинциалы, - сказал Бендер нетерпеливо, - но как по-
пали сюда вы, москвичка?
- Совершенно случайно. Я поссорилась с Колей.
- Вот как? - заметил Ипполит Матвеевич.
- Ну, покинем этот зал, - сказал Остап.
- А я его еще не смотрела. Он такой красивенький.
- Начинается! - шепнул Остап на ухо Ипполиту Матвеевичу. И, обращаясь
к Лизе, добавил: - Смотреть здесь совершенно нечего. Упадочный стиль.
Эпоха Керенского.
- Тут где-то, мне говорили, есть мебель мастера Гамбса, - сообщил Ип-
полит Матвеевич, - туда, пожалуй, отправимся.
Лиза согласилась и, взяв Воробьянинова об руку (он казался ей удиви-
тельно милым представителем науки), направилась к выходу. Несмотря на
всю серьезность положения и наступивший решительный момент в поисках
сокровищ, Бендер, идя позади парочки, игриво смеялся. Его смешил предво-
дитель команчей в роли кавалера.
Лиза сильно стесняла концессионеров. В то время как они одним взгля-
дом определяли, что в комнате нужной мебели нет, и невольно влеклись в
следующую, - Лиза подолгу застревала в каждом отделе. Она прочитывала
вслух все печатные научно-идеологические критики на мебель, отпускала
острые замечания насчет посетителей и подолгу застревала у каждого экс-
поната. Невольно и совершенно незаметно для себя она приспосабливала ви-
денную мебель к своей комнате и потребностям. Готическая кровать ей сов-
сем не понравилась. Кровать была слишком велика. Если бы даже Коле уда-
лось чудом получить комнату в три квадратных сажени, то и тогда средне-
вековое ложе не поместилось бы в комнате. Однако Лиза долго обхаживала
кровать, обмеривая шажками ее подлинную площадь. Лизе было очень весело.
Она не замечала кислых физиономий своих спутников, рыцарские характеры
которых не позволяли им сломя голову броситься в комнату мастера Гамбса.
- Потерпим, - шепнул Остап, - мебель не уйдет, а вы, предводитель, не
жмите девочку. Я ревную.
Ипполит самодовольно улыбнулся.
Залы тянулись медленно. Им не было конца. Мебель александровской эпо-
хи была представлена многочисленными комплектами. Сравнительно небольшие
ее размеры привели Лизу в восторг.
- Смотрите, смотрите! - доверчиво кричала Лиза, хватая Воробьянинова
за рукав. - Видите это бюро? Оно чудно подошло бы для нашей комнаты.
Правда?
- Прелестная мебель! - гневно сказал Остап. - Упадочная только.
Мебель не произвела на Ипполита Матвеевича должного впечатления. Меж-
ду тем она была прекрасна. Совершенство ее форм поражало глаз.
Лиза мечтательно сказала:
- На этом кресле, может быть, сидел Пушкин.
- Кто вы говорите, Пушкин? - спросил Остап. - Сейчас я узнаю.
Остап стал на колени и заглянул под сиденье.
- На нем сидел О'Генри, в бытность его в американской тюрьме
Синг-Синг*. Вы удовлетворены? А теперь мы смело можем перейти в другую
