рый железный угол, показал, что шкаф действительно где-то тут.
- Что, больно? - осведомился Остап. - Это еще ничего. Это физические
мучения. Зато сколько здесь было моральных мучений - жутко вспомнить.
Тут вот рядом стоял скелет студента Иванопуло. Он купил его на Сухарев-
ке*, а держать в комнате боялся. Так что посетители сперва ударялись о
кассу, а потом на них падал скелет. Беременные женщины были очень недо-
вольны...
По лестнице, шедшей винтом, компаньоны поднялись в мезонин. Большая
комната мезонина была разрезана фанерными перегородками на длинные лом-
ти, в два аршина ширины каждый. Комнаты были похожи на ученические пена-
лы, с тем только отличием, что, кроме карандашей и ручек, здесь были лю-
ди и примусы.
- Ты дома, Коля? - тихо спросил Остап, остановившись у центральной
двери.
В ответ на это во всех пяти пеналах завозились и загалдели.
- Дома, - ответили за дверью.
- Опять к этому дураку гости спозаранку пришли! - зашептал женский
голос из крайнего пенала слева.
- Да дайте же человеку поспать! - буркнул пенал щ2.
В третьем пенале радостно зашептали:
- К Кольке из милиции пришли. За вчерашнее стекло.
В пятом пенале молчали. Там ржал примус и целовались.
Остап толкнул ногою дверь. Все фанерное сооружение затряслось, и кон-
цессионеры проникли в Колькино ущелье. Картина, представившаяся взору
Остапа, при внешней своей невинности, была ужасна. В комнате из мебели
был только матрац в красную полоску, лежавший на двух кирпичах. Но не
это обеспокоило Остапа. Колькина мебель была ему известна давно. Не уди-
вил его и сам Колька, сидящий на матраце с ногами. Но рядом с Колькой
сидело такое небесное создание, что Остап сразу омрачился. Такие созда-
ния никогда не бывают деловыми знакомыми - для этого у них слишком голу-
бые глаза и чистая шея. Это любовницы или еще хуже - это жены, и жены
любимые. И действительно, Коля называл создание Лизой, говорил ей "ты" и
показывал ей рожки.
Ипполит Матвеевич снял свою касторовую шляпу.
Остап вызвал Колю в коридор. Там они долго шептались.
- Прекрасное утро, сударыня, - сказал Ипполит Матвеевич, чувствуя се-
бя очень стесненно.
Голубоглазая сударыня засмеялась и без всякой видимой связи с замеча-
нием Ипполита Матвеевича заговорила о том, какие дураки живут в соседнем
пенале.
- Они нарочно заводят примус, чтобы не было слышно, как они целуются.
Но, вы поймите, это же глупо. Мы все слышим. Вот они действительно ниче-
го уже не слышат из-за своего примуса. Хотите, я вам сейчас покажу? Слу-
шайте.
И создание, постигшее все тайны примуса, громко сказало:
- Зверевы дураки!
За стеной слышалось адское пение примуса и звуки поцелуев.
- Видите?.. Они ничего не слышат... Зверевы дураки, болваны и психо-
паты. Видите?
- Да, - сказал Ипполит Матвеевич.
- А мы примуса не держим. Зачем? Мы ходим обедать в вегетарианскую
столовую, хотя я против вегетарианской столовой. Но когда мы с Колей же-
нились, он мечтал о том, как мы вместе будем ходить в вегетарианку. Ну,
вот мы и ходим. А я очень люблю мясо. А там котлеты из лапши. Только вы,
пожалуйста, ничего не говорите Коле...
В это время вернулся Коля с Остапом.
- Ну что ж, раз у тебя решительно нельзя остановиться, мы пойдем к
Пантелею.
- Верно, ребята, - закричал Коля, - идите к Иванопуло. Это свой па-
рень.
- Приходите к нам в гости, - сказала Колина жена, - мы с мужем будем
очень рады.
- Опять в гости зовут! - возмутились в крайнем пенале слева. - Мало
им гостей!
- А вы дураки, болваны и психопаты, не ваше дело! - сказала Колина
жена нормальным голосом.
- Ты слышишь, Иван Андреич, - заволновались в крайнем пенале, - твою
жену оскорбляют, а ты молчишь.
Подали свой голос невидимые комментаторы из других пеналов. Словесная
перепалка разрасталась. Компаньоны ушли вниз к Иванопуло.
Студента не было дама. Ипполит Матвеевич зажег спичку. На дверях ви-
села записка: "Буду не раньше 9 ч. Пантелей".
- Не беда, - сказал Остап, - я знаю, где ключ.
Он пошарил под несгораемой кассой, достал ключ и открыл дверь.
Комната студента Иванопуло была точно такого же размера, как и Коли-
на, но зато угловая. Одна стена ее была каменная, чем студент очень гор-
дился. Ипполит Матвеевич с огорчением заметил, что у студента не было
даже матраца.
- Отлично устроимся, - сказал Остап, - приличная кубатура для Москвы.
Если мы уляжемся все втроем на пол, то даже останется немного места. А
Пантелей - сукин сын! Куда он девал матрац, интересно знать?
Окно выходило в переулок. Под окном ходил милиционер. Напротив, в до-
мике, построенном на манер готической башни, помещалось посольство кро-
хотной державы. За железной решеткой играли в теннис. Летал белый мячик.
Слышались короткие возгласы.
- Аут, - сказал Остап, - класс игры невысокий. Однако давайте отды-
хать.
Концессионеры разостлали по полу газеты. Ипполит Матвеевич вынул по-
душку-думку, которую возил с собой, и они улеглись.
Не успели они как следует улечься на телеграммах и хронике теат-
ральной жизни, как в соседней комнате послышался шум раскрываемого окна,
и сосед Пантелея вызывающе крикнул теннисистам:
- Да здравствует Советская республика! Долой хи-щни-ков
им-пе-риа-лиз-ма!
Крики эти повторялись минут десять. Остап удивился и поднялся с полу.
- Что это за коллекционер хищников?
Высунувшись за подоконник, он посмотрел вправо и увидел у соседнего
окна двух молодых людей. Он сразу заметил, что молодые люди кричат о
хищниках только тогда, когда мимо их окна проходит милиционер с поста у
посольства. Он озабоченно поглядывал то на молодых людей, то за решетку,
где играли в теннис. Положение его было тяжелым. Крики о хищниках все
продолжались, и он не знал, что предпринять. С одной стороны, эти возг-
ласы были вполне естественны и не заключали в себе ничего непристойного.
А с другой стороны, хищники в белых штанах, игравшие за решеткой в тен-
нис, могли принять это на свой счет и обидеться. Не будучи в состоянии
разобраться в создавшейся конъюнктуре, милиционер умоляюще смотрел на
молодых людей и кончил тем, что накинулся на обоз и велел ему заворачи-
вать. Дипломатическое затруднение закончилось тем, что к молодым людям
пришли гости, и они занялись громогласным решением шахматной задачи.
Остап снова повалился на телеграммы и заснул. Ипполит Матвеевич спал
уже давно.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Глава XIX. Уважайте матрацы, граждане!
- Лиза, пойдем обедать?
- Мне не хочется. Я вчера уже обедала.
- Я тебя не понимаю.
- Не пойду я есть фальшивого зайца.
- Ну, и глупо.
- Я не могу питаться вегетарианскими сосисками.
- Ну, сегодня будешь есть шарлотку.
- Мне что-то не хочется.
- Идем. Аппетит приходит во время еды.
- Приходит или проходит?
- Приходит.
- Нет, проходит.
- Что это все значит?
- Говори тише. Все слышно.
И молодые супруги перешли на драматический шепот. Через две минуты
Коля понял в первый раз за три месяца Супружеской жизни, что любимая
женщина любит морковные, картофельные и гороховые сосиски гораздо
меньше, чем он.
- Значит, ты предпочитаешь собачину диетическому питанию? - закричал
Коля, в горячности не учтя подслушивающих соседей.
- Да говори тише! - громко закричала Лиза. - И потом ты ко мне плохо
относишься. Да, я люблю мясо. Иногда. Что ж тут дурного?
Коля изумленно замолчал. Этот поворот был для него неожиданным. Мясо
пробило бы в Колином бюджете огромную, незаполнимую брешь. Прогуливаясь
вдоль матраца, на котором, свернувшись в узелок, сидела раскрасневшаяся
Лиза, молодой супруг производил отчаянные вычисления.
Копирование на кальку в чертежном бюро "Техносила" давало Коле Кала-
чеву даже в самые удачные месяцы никак не больше сорока рублей. За квар-
тиру Коля не платил. В диком поселке не было управдома, и квартирная
плата была там понятием абстрактным. Десять рублей уходило на обучение
Лизы кройке и шитью на курсах с правами строительного техникума. Обед на
двоих (одно первое - борщ монастырский и одно второе - фальшивый заяц
или настоящая лапша), съедаемый честно пополам в вегетарианской столовой
"Не укради"*, - вырывал из бюджета пятнадцать рублей в месяц. Остальные
деньги расплывались неизвестно куда. Это больше всего смущало Колю. "Ку-
да идут деньги?" - задумывался он, вытягивая рейсфедером на небесного
цвета кальке длинную и тонкую линию. При таких условиях перейти на мясо-
едение значило - гибель. Поэтому Коля пылко заговорил:
- Подумай только, пожирать трупы убитых животных! Людоедство под мас-
кой культуры! Все болезни происходят от мяса.
- Конечно, - с застенчивой иронией сказала Лиза, - например, ангина.
- Да, да, и ангина! А что ты думаешь? Организм, ослабленный вечным
потреблением мяса, не в силах сопротивляться инфекции.
- Как это глупо.
- Не это глупо. Глуп тот, кто стремится набить свой желудок, не забо-
тясь о количестве витаминов.
- Ты хочешь сказать, что я дура?
- Это глупо.
- Глупая дура?
- Оставь, пожалуйста. Что это такое, в самом деле?
Коля вдруг замолчал. Все больше и больше заслоняя фон из пресных и
вялых лапшевников, каши и картофельной чепухи, перед Колиным внутренним
оком предстала обширная свиная котлета. Она, как видно, только что сос-
кочила со сковороды. Она еще шипела, булькала и выпускала пряный дым.
Кость из котлеты торчала, как дуэльный пистолет.
- Ведь ты пойми! - закричал Коля. - Какая-нибудь свиная котлета отни-
мает у человека неделю жизни!
- Пусть отнимает, - сказала Лиза, - фальшивый заяц отнимает полгода.
Вчера, когда мы съели морковное жаркое, я почувствовала, что умираю.
Только я не хотела тебе говорить.
- Почему же ты не хотела говорить?
- У меня не было сил. Я боялась заплакать.
- А теперь ты не боишься?
- Теперь мне уже все равно.
Лиза всплакнула.
- Лев Толстой, - сказал Коля дрожащим голосом, - тоже не ел мяса.
- Да-а, - ответила Лиза, икая от слез, - граф ел спаржу.
- Спаржа - не мясо.
- А когда он писал "Войну и мир", он ел мясо! Ел, ел, ел! И когда
"Анну Каренину" писал - лопал! лопал! лопал!
- Да замолчи!..
- Лопал! Лопал! Лопал!
- А когда "Крейцерову сонату" писал - тогда тоже лопал? - ядовито
спросил Коля.
- "Крейцерова соната" маленькая. Попробовал бы он написать "Войну и
мир", сидя на вегетарианских сосисках?
- Что ты, наконец, прицепилась ко мне со своим Толстым?
- Я к тебе прицепилась с Толстым? Я? Я к вам прицепилась с Толстым?
Коля тоже перешел "на вы". В пеналах громко ликовали. Лиза поспешно с
затылка на лоб натягивала голубую вязанную шапочку.
- Куда ты идешь?
- Оставь меня в покое. Иду по делу.
И Лиза убежала.
"Куда она могла пойти?" - подумал Коля. Он прислушался.
- Много воли вашей сестре дано при советской власти, - сказали в
крайнем слева пенале.
- Утопится! - решили в третьем пенале.
Пятый пенал развел примус и занялся обыденными поцелуями.
Лиза взволнованно бежала по улицам.
Был тот час воскресного дня, когда счастливцы везут по Арбату со Смо-
ленского рынка матрацы и комодики.
Молодожены и советские середняки - главные покупатели пружинных мат-
рацев. Они везут их стоймя и обнимают обеими руками. Да как им не обни-
мать голубую, в лоснящихся мордастых цветочках, основу своего счастья.
Граждане! Уважайте пружинный матрац в голубых цветочках! Это - семей-
ный очаг, альфа и омега меблировки, общее и целое домашнего уюта, любов-
ная база, отец примуса! Как сладко спать под демократический звон его
пружин! Какие сладкие сны видит человек, засыпающий на его голубой дерю-
ге! Каким уважением пользуется каждый матрацевладелец!
Человек, лишенный матраца, - жалок. Он не существует. Он не платит
