такое: серый, розовый, зеленый и лиловый. И посудите сами, что таким ка-
ким-либо пустым и незначительным цветом было бы по меньшей мере странно
и оскорбительно назвать нашу книгу.
Но еще оставался голубой цвет, на котором мы и остановили свое внима-
ние.
Этим цветом надежды, цветом, который с давних пор означает скром-
ность, молодость и все хорошее и возвышенное, этим цветом неба, в кото-
ром летают голуби и аэропланы, цветом неба, которое расстилается над на-
ми, мы называем нашу смешную и отчасти трогательную книжку.
И что бы об этой книге ни говорили, в ней больше радости и надежды,
чем насмешки, меньше иронии, чем настоящей, сердечной любви и нежной
привязанности к людям.
Итак, поделившись с вами общими замечаниями, мы торжественно открыва-
ем наши отделы.
И по этим отделам, как по аллеям истории, мы предлагаем читателю про-
гуляться.
Дайте вашу мужественную руку, читатель. Идемте. Мы желаем вам пока-
зать кое-какие достопримечательности.
Итак, мы открываем первый отдел - "Деньги", который, в свою очередь,
распадается на два отдела: исторические новеллы о деньгах и рассказы из
наших дней на эту же тему.
А прежде этого в отвлеченной беседе обрисуем общее положение. Итак -
"Деньги".
ДЕНЬГИ
1. Мы живем в удивительное время, когда к деньгам изменилось отноше-
ние.
Мы живем в том государстве, где люди получают деньги за свой труд, а
не за что-нибудь другое.
И потому деньги получили другой смысл и другое, более благородное
назначение - на них уже не купишь честь и славу.
2. Этот могущественный предмет до сей славной поры с легкостью поку-
пал все, что вам было угодно. Он покупал сердечную дружбу и уважение,
безумную страсть и нежную преданность, неслыханный почет, независимость
и славу и все, что имелось наилучшего в этом мире.
Но он не только покупал, он еще, так сказать, имел совершенно сказоч-
ные свойства превращений.
И, например, обладательница этого предмета, какая-нибудь там крикли-
вая подслеповатая бабенка без трех передних зубов, превращалась в пре-
лестную нимфу. И вокруг нее, как больные, находились лучшие мужчины, до-
биваясь ее тусклого взгляда и благосклонности.
3. Полоумный дурак, тупица или полный идиот, еле ворочающий своим
косноязычным языком, становился остроумным малым, поминутно говорящим
афоризмы житейской мудрости. Пройдоха, сукин сын и жулик, грязная душон-
ка которого при других обстоятельствах вызывала бы омерзение, делался
почетным лицом, которому охота была пожать руку. И безногий калека с
рваным ухом и развороченной мордой нередко превращался в довольно симпа-
тичного юношу с ангельской физиономией.
Вот в кого превращались обладатели этого предмета.
И вот, увы, этому магическому предмету, слишком действовавшему на на-
ше мягкое, как воск, воображение и имеющему столь поразительные
свойства, достойные сказки, нанесены у нас тяжедые раны. И что из этого
будет и получится, лично нам пока в полной мере и до конца неизвестно.
Однако мы думаем, что ничего плохого, кроме хорошего, не произойдет.
И, быть может, счастье еще озарит нашу горестную жизнь.
4. Вот, если, предположим, какое-нибудь, ну, я не знаю, какое-нибудь
там разумное счущество, ну, предположим, с Марса или там с Юпитера, за-
венет, допустим, ненадолго, на нашу скромную землю, - существо это, не
привыкшее к нашим земным делам, до крайности изумится течению нашей зем-
ной жизни.
Конечно, хочетсяч думать, что это разумное существо в первую очередь
и хотя бы ввиду обширности наших полей и равнин завернет или упадет
именно к нам. И тогда его изумление не будет столь грандиозно.
Но, если оно, допустимм, по неопытности, или там из крайнего любо-
пятства или, чего доброго, из желания, в силу своей порочности, порез-
вится, завернет сначала в одну из европейских стран, расчитывая там от-
вести свою душеньку, то оно, непривычное к таким видам, до крайности по-
разится в первое же мгновенье.
5. Вот, предположим, существо это опустилось, или, придерживаясь бо-
лее земных понятий, скажем - упало на своем летательном аппарате ку-
да-нибудь, ну, там, поблизости какого-нибудь мирового города, где, так
сказать, блеск, треск и иммер элеган.
Сверкают, предположим, лампионы. Вырываются к нему лучи реклам. Блес-
тит на облаках всем на удивленье какая-нибудь там световая бутылка с
шампанским. Пробка у ней нарочно выскакивает. Световые бразги блестят.
Внизу гремит музыка. Поезд грохочет. Визжит там, я извиняюсь, какой-ни-
будь человичишко,которому отхватили полноги. Сок течет... Автомобиль
едет, до отказу заполненный шикарными дамами. они с хохотом и прибаутка-
ми едут куда-нибудь, там, ну, я не знаю - в оперу или кабаре, повесе-
литься. Бравый полисмен оживленно отдает им честь... Где-томило поют...
Где-то раздается выстрел... Где-то плачут, охают и танцуют.
6. Одним словом, грохот, треск, и блеск ошеломляют наше приезжее су-
щество, которое тем не менее бесстрашно устремляется вперед, чтоб пос-
мотреть на невиданное дотоле зрелище.
Смешавшись с толпой, наше странное существо идет, предположим, на
своих кривых ножках по главной улице.
Ротик у него открыт, глазенки вращаются туда и сюда, в сердце, если
имеется таковое, неясная тревога сменяется сожалением, что сдуру остав-
лено насиженное место, и вот - не угодно ли, может быть, черт знает что
сейчас произойдет.
И вдруг существо видит: подъезжает к подъезду какой-нибудь шикарный
мотор.
7. Три швейцара стремительно выбегают и с превеликим почтением откры-
вают дверцы. И любопытные, затаив дыхание, смотрят на того, кто сейчас
оттуда вылезет.
И вдруг из авто, наклонив головку, выпархивает, вообразите себе, эта-
кая куколка, крайне миловидная, красивенькая дама, такая прелесная, как
может представить себе праздничная фантазия мужчины. В одной руке у нее
крошечный песик, дрожащий черненький фокстерьер, в другой ручке - кулек
с фруктами - ну, там персики, ананасы и груши.
Она выпрыгивает из авто с крайне беспомощными словами: "Ах, упаду!"
или "Ах, Алексис, ну где же та наконец!"
И вот вслед за ней, кряхтя, вылезает Алексис на своей хромой ноге.
Этакое, представьте себе, грубое животное, этакая у нег морда - нос кри-
вой, одной скулы нету, и из глаза гной течет. Нет, он дет модно и эле-
гантно, но сразу видать, что это ему никак не помогает, а напротив того,
усиливает его крайне безобразный вид.
8. И вот все ему тем не менее кланяются в три погибели, все на него
восторженно смотрят. Шепот восторга и почтения пробегает по рядам.
- Ах, говорит швейцар, дрожа от волнения, - какое счастье, господа,
что он к нам пожаловал.
А оно, этот хромоногий субъект, видать, состарившийся в злодеяниях,
небрежно зевая и не закрывая даже своего еала рукой, идет на своей кри-
вой ноге, нехотя поглядывая на прелестную даму, которая суть не кто
иная, как его жена.
- Пардон. Кто это такое? - испуганно спрашивает наше разумное сущест-
во у швейцара. - Это что же будет: какой-нибудь ваш великий ученый, или
политический деятель, или, может быть, крупный педагог своего времени?
- Педагог, - презрительно говорит швейцар. - Если б педагог, то ника-
кой бы, извиняюсь, суматохи не случилось. У нас педагогов, может быть, с
кашей жрут, а это приехадши миллионер.
9. С трудом понимая, что это значит, наше разумное существо узнает,
что этот хромоногий субъект, которому оказано столь великое уважение,
только тем и замечателен, что он весьма удачно торгует автомобильными
шинами, купленными на те деньги, которые оставил ему его папа.
Не понимая, что это значит, и не желая ломать свои возвышенные мозги,
наше разумное существо, рассердившись, решает тогда покинуть землю, где
земных обитателей уважают за столь странные и непонятные свойства.
И вот спешит наше приезжее существо обратно к своему летательному ап-
парату.
И по дороге видит странные сценки. Оно видит шикарных и развязных лю-
дей в длинных шубах, подбитых мехом. И людей жалких, бедно одетых, иду-
щих трухлявой, вороватой походкой. Оно видит ребятенка с протянутой лап-
кой. И роскошного нахального младенца с свисающими от жира щеками, кото-
рого за ручку ведет мама и поминутно кормит то бисквитами, то каким-то
мягким шоколадом.
Оно видит картину, наверно привычную и для его потустороннего взора,
- оно видит молодую красоточку, поспешно выбежавшую на тротуар и приста-
ющую к мужчинам с надеждой заработать у них на своей миловидности.
10. И, видя все это, наше существо спешит, чтобы сесть в свой аппарат
и лететь куда глаза глядят.
И вдруг оно чувствует, как чья-то рука лезет в его карман, которого,
вообще-то говоря, у него и нету, а деньги, по обычаю своей планеты, оно,
может быть, держит на груди.
Прижав лапчонкой это место, чтобы не уперли последнее сбережение, на-
ше существо садится в аппарат и, нажав кнопку, поспешно взлетает к ярким
небесам, бормоча на своем тарабарском наречии:
- А ну вас, знаете ли, к лешему. Тоже, представьте себе, планета.
Прощайте, прощайте... До свиданья... Прилетайте почаще. Быть может, в
дальнейшем что-нибудь изменится. Привет вашим. Пишите. Заглядывайте к
нам. У нас течение жизни идет по-иному.
11. Да, в самом деле, у нас иная жизнь. Нет, у нас есть деньги. У нас
на них многое можно купить, но они иначе распределяются между людьми. И
у нас нет уважения - к тому, кто почему-либо их больше имеет. У нас та-
кую личность уважают главным образом за другие качества.
Значит, новая жизнь, новые отношения и новая страница истории.
И вот, стало быть, если это так - интересно и всем обязательно нужно
и полезно посмотреть, что было раньше, раз этого сейчас нету, и что слу-
чилось в прошлом, раз больше не хотят, чтоб это происходило в настоящем.
И вот, послюнив палец, мы перелистываем пожелтевшие страницы
бесстрастной истории.
И тут мы сразу видим, что история знает великое множество удиви-
тельных рассказов о деньгах. Однако, прочитав их, мы решительно не можем
понять, почему история должна рассказывать об этом беспристрастно. Нап-
ротив. Некоторые историйки, на наш взгляд, весьма прекомичны, и над ними
надо смеяться. А есть рассказы, над которыми следует проливать слезы.
Но нет, что вы, мы не собираемся пересказать вам всю историю. Мы
расскажем то, что было наиболее смешным, и то, что было наиболее харак-
терным, как нам показалось.
12. Вот, например, извольте прослушать рассказ о силе денег, рассказ
о том, как однажды с публичного торга продавался царский трон. Причем не
самый, конечно, трон, не мебель, а целое царствование. И каждый желающий
богатый субъект, любитель поцарствовать, мог преспокойно стать царем. И
мог, так сказать, всем на удивленье, создать свою собственную какую ни
на есть худородную династию. И это случилось не в какой-нибудь там заху-
далой стране, где, так сказать, ковыль, леса и белки, а ни больше, ни
меньше, как в самом величественном Риме.
Причем это было тем более достойно всякого удивления, что в то время
и трон и царская династия необыкновенно почитались и были, так сказать,
нечто божественное, освященное привычками и веками. И уж во всяком слу-
чае, понятие об этом было несколько иное, чем, извиняюсь, в наши дни. Но
тем не менее деньги все же над этим восторжествовали.
Бесстрастная история рассказывает, что в Риме в 193 году нашей эры
преторианцы, нуждаясь в деньгах, пустили императорский трон с публичного
торга.
Желающих быть императорами оказалось больше, чем следовало ожидать.
13. Мы представляем себе, как при этом горячились жены претендентов
на престол. И какие были крики, стоны и вопли и, может быть, даже, изви-
ните, драки и побоища. Было, конечно, весьма соблазнительно из полного
ничтожества стать вдруг императрицей. Однако два человека вскоре обска-
