И ничего так не задело попа, как то, что с легкостью такой неимовер-
ной заявила про бога: нету, дескать. Сами-то не верите. Или сомневае-
тесь.
- То есть как же, - сказал поп, - сомневаюсь?
И вдруг понял с ясностью, что он и точно сомневается. Оробел совсем
поп. Копнул в душе раз - туман. Копнул два - неразборчивость. Не думал
об этом. Мыслей таких не было. И точно: какой это бог? Правда, что ли?
Существо?
Раскинул поп мозгами. Хотел двухсторонне размыслить по привычке, а
она опять:
- Идолопоклонство... Но, - говорит, - вот что. Если есть бог, то до-
пустит ли он меня преступление перед ним совершить, а? Допустит? Отве-
чай, поп.
- Не знаю, - сказал поп. - Может, и не допустит... Ведьма ты... Вот
кто ты. Уйди отсюда.
Засмеялась.
- Пойдем, - говорит, - поп, в церковь, я плюнув царские врата.
Раскидал поп червяков. Удилище бросил. Ничего на это учительнице не
сказал и пошел себе.
И сам не заметил, как пошел с великим сомнением. Точно: что за пустя-
ки... Ежели бог есть - почему он волю свою не проявит? Почему не размоз-
жит на место святотатку? Что за причина не объявить себя хоть этим перед
человечеством? А ведь тогда бы и сомненья не было. Каждый бы тогда пове-
рил. А так... Может, и точно, бога нету?.. Идолопоклонепие.
И заболел поп с тех пор. Заболел сомнением. Не то что покои своп по-
терял, а окружающих извел до невозможности. Матушку тоже извел до невоз-
можности. Ненормальный стал.
Рыбу ли удит:
"Ежели, - думает, - ерш - бог есть. Ежели не ершнету".
Плачет матушка обильно, на попа глядючи. Был поп хоть куда, мудрил
хотя, о высоких предметах любил выражаться, а тут - сидит у окна, ровно
доска.
"Ежели, - думает, - сейчас мужик пройдет - есть бог, ежели баба - не-
ту бога..."
Но всякие прохожие проходили, и мужики и бабы, - а поп все сомневал-
ся.
И задумала уж матушка прошение в уезд писать, да случилось таке:
просветлел однажды поп. Пришел он раз ясный, веселый даже, моргает ма-
тушке.
- Вот, - говорит, - про бога, матушка, это у меня точно - сомнение.
Не буду врать. Но ежели есть бог, то должен он мне знаменье дать, что он
точно существует. Кивнуть мне должен, мигнуть; дескать, точно, сущест-
вую, мол, и управляю вселенной. Ежели он знаменья не даст - нету его.
- Пустяки это, - сказала матушка. - Чего тебе до бога? Мигнуть... Ох,
болен ты, поп...
- Как чего? - удивился поп. - Вопрос этот поднапрел у меня. Я поверю
тогда. А иначе я и службу исполнять не в состоянии. Может, идолопоклоне-
ние это, матушка.
Промолчала матушка.
Стал с тех пор поп знаменья ждать. Опять извелся, расстроился, вовсе
бросил свое рыбачество. Ходит как больной или в горячке, во всякой дряни
сокровенный смысл ищет. Дверь ли продолжительно скрипнет, кастрюлька ли
в кухне рухнет, кошка ли курнавчит - на все подозрение. Мало того: людей
останавливать стал. У мужиков ответа просить начал. Остановит кого-либо:
- Ну, - спрашивает, - брат, есть ли, по-твоему, бог или бога нету?
Коситься стали мужички. Хитрит, что ли, поп? Может, тайную цель в
этом имеет?
И дошло однажды до крайних пределов - метаться стал поп. Не в состоя-
нии был дожидаться знаменья. Ночью раз раскидался в постели, горит весь.
"Что ж это, - думает, - нету, значит, бога? Обман? Всю жизнь, значит,
ослепление? Всю жизнь, значит, дурачество было?.. Ходил, ровно чучело, в
облачении, кадилом махал... Богу это нужно? Ха! Нужно богу? Бог? Какой
бог? Где его знаменье?"
Затрясся поп, сполз с постели, вышел из дому тайно от матушки и к
церкви пошел.
"Плюну, - подумал поп, - плюну в царские врата..."
Подумал так, устрашился своих мыслей, присел даже на корячки и к
церкви пополз.
Дополз поп до церкви.
"Эх, - думает, - знаменье! Знаменье прошу... Если ты есть, бог, об-
рушь на меня храм. Убей на месте..."
Поднял голову поп, смотрит - в церкви, в боковом окне - свет.
Потом облился поп, к земле прильнул, пополз на брюхе. Дополз. Храм
открыт был. В храме были воры.
На лесенке, над иконой чудотворца, стоял парень и ломиком долбил ри-
зу. Внизу стоял мужик - поддерживал лесенку.
- Сволочи! - сказал парень. - Риза-то, брат, никакая - кастрюльного
золота. Не стоит лап пачкать... И тут бога обманывают...
Поп пролежал всю ночь в храме.
Наутро поп собрал мужичков, поклонился им в пояс, расчесал свою гриву
медным гребешком и овечьими ножницами обкорнал ее до затылка.
И стал с тех пор жить по-мужицки.
1922
НА ЖИВЦА
В трамвае я всегда езжу в прицепном вагоне.
Народ там более добродушный подбирается.
В переднем вагоне скучно и хмуро, и на ногу никому не наступи. А в
прицепке, не говоря уже о ногах, мне привольней и веселей.
Иногда там пассажиры разговаривают между собой на отвлеченные фило-
софские темы - о честности, например, или о заработной плате. Иногда же
случаются и приключения.
На днях ехал я в четвертом номере.
Вот два гражданина против меня. Один с пилой. Другой с пивной бутыл-
кой. Бутылка пустая. Держит человек бутылку в руках и пальцами по ней
щелкает. А то к глазу поднесет и глядит на пассажиров через зеленое
стекло.
Рядом со мной - гражданка в теплом платке. Сидит она вроде сильно ус-
тавшая или больная. И даже глаза по временам закрывает. А рядом с граж-
данкой - пакет. Этакий в газету завернут и бечевкой перевязан.
И лежит этот пакет не совсем рядом с гражданкой, а несколько поодаль.
Гражданка иногда косо на него поглядывает.
- Мамаша! - говорю я гражданке. - Гляди, пакет унесут. Убери на коле-
ни.
Гражданка сердито посмотрела на меня, сделала таинственный знак рукой
и, приложив палец к своим губам, снова закрыла глаза.
Потом опять с сильным неудовольствием посмотрела на меня и сказала:
- Сбил ты меня с плану, черт такой...
Я хотел было обидеться, но гражданка язвительно добавила:
- А может, я нарочно пакет этот отложила. Что тогда? Может, я и не
сплю, а все как есть вижу и нарочно глаза прикрываю?..
- То есть как? - удивился я.
- Как, как... - передразнила гражданка. - Может, я вора на этот пакет
хочу поймать...
Пассажиры стали прислушиваться к нашему разговору.
- А чего в пакете-то? - деловито спросил человек с бутылкой.
- Да я же и говорю, - сказала гражданка. - Может, я нарочно туда кос-
тей-тряпок напихала... Потому - вор не разбирается, чего в нем. А берет,
что под руку попадет... Знаю я, не спорьте. Я, может, с неделю так ез-
жу...
- И что же - попадают? - с любопытством спросил кто-то.
- А то как же, - воодушевилась гражданка. - Обязательно попадают...
Давеча дамочка вкапалась... Молоденькая такая, хорошенькая из себя. Чер-
ненькая брунеточка... Гляжу я - вертится эта дамочка. После цоп пакет и
идет... А-а-а, говорю, вкапалась, подлюга...
- С транвая их, воров-то, скидывать надоть! - сказал сердито человек
с пилой.
- Это ни к чему - с трамвая, - вмешался кто-то. - В милицию надо дос-
тавлять.
- Конечно, в милицию, - сказала гражданка. - Обязательно в милицию...
А то еще другой вкапался... Мужчина, славный такой, добродушный... Тоже
вкапался... Взял прежде пакет и держит. Привыкает. Будто свой. А я мол-
чу. И в сторону будто гляжу. А он после встает себе и идет тихонько...
А-а, говорю, товарищ, вкапался, гадюка...
- На живца, значит, ловишь-то? - усмехнулся человек с бутылкой. - И
многие попадают?
- Да я же и говорю, - сказала гражданка, - попадают.
Она замигала глазами, глянула в окно, засуетилась и пошла к выходу.
И, уходя из вагона, она сердито посмотрела на меня и снова сказала:
- Сбил ты меня с плану, черт такой! Начал каркать на весь вагон. Те-
перь, ясно, никто на пакет не позарится. Вот и схожу раньше времени.
Тут кто-то с удивлением произнес, когда она ушла:
- И зачем ей это, братцы мои? Или она хочет воровство искоренить?
Другой пассажир, усмехнувшись, ответил:
- Да нет, ей просто охота, чтоб все люди вокруг воровали.
Человек с пилой сердито сказал:
- Вот какие бывают дьявольские старухи, воспитанные прежним режимом!
1923
ИСПОВЕДЬ
На страстной неделе бабка Фекла сильно разорилась - купила за двугри-
венный свечку и поставила ее перед угодником.
Фекла долго и старательно прилаживала свечку поближе к образу. А ког-
да приладила, отошла несколько поодаль и, любуясь на дело своих рук,
принялась молиться и просить себе всяких льгот и милостей взамен истра-
ченного двугривенного.
Фекла долго молилась, бормоча себе под нос всякие свои мелкие
просьбишки, потом, стукнув лбом о грязный каменный пол, вздыхая и крях-
тя, пошла к исповеди.
Исповедь происходила у алтаря за ширмой.
Бабка Фекла встала в очередь за какой-то древней старушкой и снова
принялась мелко креститься и бормотать. За ширмой долго не задерживали.
Исповедники входили туда и через минуту, вздыхая и тихонько откашли-
ваясь, выходили, кланяясь угодникам.
"Торопится поп, - подумала Фекла. - И чего торопится. Не на пожар
ведь. Неблаголепно ведет исповедь".
Фекла вошла за ширму, низко поклонилась попу и припала к ручке.
- Как звать-то? - спросил поп, благословляя.
- Феклой зовут.
- Ну, рассказывай, Фекла, - сказал поп, - какие грехи? В чем грешна?
Не злословишь ли по-пустому? Не редко ли к богу прибегаешь?
- Грешна, батюшка, конечно, - сказала Фекла, кланяясь.
- Бог простит, - сказал поп, покрывая Феклу епитрахилью.
- В бога-то веруешь ли? Не сомневаешься ли?
- В бога-то верую, - сказала Фекла. - Сын-то, конечно, приходит, нап-
ример, выражается, осуждает, одним словом. А я-то верую.
- Это хорошо, матка, - сказал поп. - Не поддавайся легкому соблазну.
А чего, скажи, сын-то говорит? Как осуждает?
- Осуждает, - сказала Фекла. - Это, говорит, пустяки - ихняя вера.
Ноту, говорит, не существует бога, хоть все небо и облака обыщи...
- Бог есть, - строго сказал поп. - Не поддавайся на это... А чего,
вспомни, сын-то еще говорил?
- Да разное говорил.
- Разное! - сердито сказал, поп. - А откуда все сие окружающее? Отку-
да планеты, звезды и луна, если богато нет? Сын-то ничего такого не го-
ворил - откуда, дескать, все сие окружающее? Не химия ли это? Припомни -
не говорил он об этом? Дескать, все это химия, а?
- Не говорил, - сказала Фекла, моргая глазами.
- А может, и химия, - задумчиво сказал поп. - Может, матка, конечно,
и бога нету - химия все...
Бабка Фекла испуганно посмотрела на попа. Но тот положил ей на голову
епитрахиль и стал бормотать слова молитвы.
- Ну иди, иди, - уныло сказал поп. - Не задерживав верующих.
Фекла еще раз испуганно оглянулась на попа и вышла, вздыхая и смирен-
но покашливая. Потом подошла к своему угодничку, посмотрела на свечку,
поправили обгоревший фитиль и вышла из церкви.
1923
БЕДА
Егор Ивапыч, по фамилии Глотов, мужик из деревни Гнилые Прудки, два
года копил деньги на лошадь. Питался худо, бросил махорку, а что до са-
могона, то забыл, какой и вкус в нем. То есть как ножом отрезало - не
помнит Егор Иваныч, какой вкус, хоть убей.
А вспомнить, конечно, тянуло. Но крепился мужик. Очень уж ему нужна
была лошадь.
"Вот куплю, - думал, - лошадь и клюкну тогда. Будьте покойны".
Два года копил мужик деньги и на третий подсчитал свои капиталы и
стал собираться в путь.
А перед самым уходом явился к Егору Иванычу мужик из соседнего села и
предложил купить у него лошадь. Но Егор Иваныч предложение это отклонил.
И даже испугался.
- Что ты, батюшка! - сказал он. - Я два года солому жрал - ожидал по-
купки. А тут на-кося - купи у него лошадь. Это вроде как и не покупка
будет... Нет, не пугай меня, браток. Я уж в город лучше поеду. Понастоя-
щему чтобы.
И вот Егор Иваныч собрался. Завернул деньги в портянку, натянул сапо-
