"Годы же трагедий, - напишет Зайцев четверть века спустя, - все пере-
вернули, удивительно "перетрясли". Писание (в ближайшем времени) напра-
вилось по двум линиям, довольно разным: лирический отзыв на современ-
ность, проникнутый мистицизмом и острой напряженностью ("Улица св. Нико-
лая") - и полный отход от современности: новеллы "Рафаэль", "Карл V",
"Дон Жуан", "Души чистилища". Ни в них, ни в одновременно писавшейся
"Италии" нет ни деревенской России, ни помещичьей жизни, ни русских до-
военных людей, внуков тургеневских и детей чеховских. Да и вообще русс-
кого почти нет. В самый разгар террора, крови автор уходит, отходит от
окружающего - сознательно это не делалось, это просто некоторая
evasion', вызванная таким "реализмом" вокруг, от которого надо было ку-
да-то спастись"2.
С июня по декабрь Зайцев сотрудничает в еженедельнике "Народоп-
равство", редактировавшемся его давним другом и соратником по другим из-
даниям Г. И. Чулковым. Вместе с Н. А. Бердяевым, Б. П. Вышеславцевым и
Г. И. Чулковым участвует в работе Московской просвети-
Бегство (франц.).
2 Зайцев Б. С) себе. Литературно-политические тетради "Возрождение!
Париж, октябрь 1957. No 70.
тельской комиссии, которая издавала серию популярных
брошюр (в их числе вышла и "Беседа о войне" Зайцева). В
однодневной газете "Слову-свобода" Клуба московских
писателей 10 декабря 1917 года он печатает политический
очерк "Гнет душит свободное слово. Старая, старая
история... ".
1918 год для Зайцева начинается радостным событием: "Книгоизда-
тельство писателей в Москве" пятым изданием выпускает его книгу "Тихие
зори", которая становится первым томом его нового собрания сочинений. В
этом же году выходят второй том ("Полковник Розов") и третий том
("Сны"). Вместе с Б. Грифцовым, А. Дживелеговым, II. Муратовым, И. Нови-
ковым, М. Осоргиным участвует в Studio Jtaliano ("Итальянском обществе")
- кружке, занимавшемся изучением и популяризацией великого наследия в
литературе и искусстве, "нечто вроде самодельной академии гуманитарных
знаний"'.
"Один из самых ужасных годов моей жизни - так о 1919 годе скажет че-
рез много лет Зайцев. 19 января умирает в Притыкино его отец. 1 октября
арестован Алексей Смирнов, сын Веры Алексеевны Зайцевой от первого мужа,
который обвинен в участии в заговоре и расстрелян. Рушится мир, в кото-
ром Зайцев полнокровно и деятельно жил и к которому он привык. Борис
Константинович, похоронив отца, остается в Притыкино, пишет здесь очер-
кивоспоминания о своих поездках еще в довоенную пору в полюбившуюся ему
Италию.
"Книгоиздательство писателей в Москве" в этом году выпускает его
седьмую книгу рассказов "Путники", в которую вошло лучшее из написанного
им в последнее двухлетие. Здесь его превосходные новеллы "Осенний свет"
и "Путники", эссе о деревенских дурачках, юродивых и блаженных "Люди Бо-
жие", пьеса "Ариадна", стихотворение в прозе - раздумье о человеческой
судьбе "Призраки" и, наконец, повесть "Голубая звезда", которую он счи-
тал "самой полной и выразительной" из первой половины своего пути, "это
завершение целой полосы, в некотором смысле и прощание с прежним. Эту
вещь могла породить лишь Москва, мирная и покойная, послечеховская, ар-
тистическая и отчасти богемная, Москва друзей Италии и поэзии..." ("О
себе").
В 1921 году происходит важное в его жизни событие: московские литера-
торы избирают его председателем Союза писателей (вице-председателями
стали Николай Бердяев и Михаил Осоргин). В этом же году он активно рабо-
тает в Книжной лавке писателей, торгуя старыми и новыми книгами вместе с
А. Белым, Н. Бердяевым, Б. Грифцовым, М. Осоргиным и другими. 21 июля
Зайцев, Осоргин, Муратов, Дживелегов и другие деятели культуры вступают
во Всероссийский комитет помощи голодающим (Помгол), а через месяц их
арестовывают и отвозят на Лубянку. Однако ввиду несуразности обвинений
Зайцева и Муратова уже через несколько дней освобождают. Вконец расстро-
енный и обескураженный арестом, Борис Константинович уезжает в свое спа-
сительное Притыкино, понимая, что за первым арестом в эти времена неми-
нуем и второй, который, кто знает, может стать последним: ведь только
что безвинно аресто-
' Зайцев Борис. Далекое. Вашингтон, 1965, с. 92.18
ван и расстрелян поэт Николай Гумилев и с ним еще
шестьдесят один человек.
В Москву Зайцев возвращается лишь весной 1922 года и здесь тяжело за-
болевает сыпным тифом. Двенадцать изнурительных дней и ночей проходят
для него между жизнью и смертью. Наконец наступает перелом в болезни и
выздоровление. Обессиленный и изнемогший Борис Константинович решает хо-
тя бы на короткий срок для поправки здоровья выехать с семьей за границу
- подальше от голода и житейской неустроенности. Необходимую для этого
визу он получает благодаря вмешательству А. В. Луначарского, Л. Б. Каме-
нева и содействию Ю. К. Балтрушайтиса. Но фактически это была виза на
добровольную высылку из России. В 1922 году такую же визу - "для поправ-
ки здоровья" - получили многие сотни: высылка интеллигенции приобрела
массовый характер, и это оказалось спасением: большинство оставшихся
вскоре попали под сталинскую гильотину. Зайцев впоследствии об этом
вспоминал: "Осенью 1922 г, почти все правление нашего Союза (московского
Союза писателей. - Т. П.) выслали за границу, вместе с группой профессо-
ров и писателей из Петрограда. Высылка эта была делом рук Троцкого. За
нее высланные должны быть ему благодарны: это дало им возможность дожить
свои жизни в условиях свободы и культуры. Бердяеву же открыло дорогу к
мировой известности"'.
Будучи исконно русским человеком, любившим Россию, Зайцев не без боли
покинул ее. Но не осталось уже ни физических, ни духовных сил бороться
за хотя бы простейшие условия для жизни, для работы. Он был в числе тех,
кто не понял революцию, кого устрашил ее размах, драматизм событий, нах-
лынувших и на него.
Первое лето на чужбине Зайцев проводит в Берлине и в курортной мест-
ности близ Штеттина, поправляя здоровье, приходя в себя после тифа и жи-
тейских треволнений. Здесь он встречается с А. Н. Толстым, начинает пи-
сать свой второй лирический роман "Золотой узор", который частями сразу
же публикуется в парижском ежемесячном журнале "Современные записки".
Вскоре ему дают понять, что его возвращение в Россию и невозможно, и не-
желательно. Так пришло и его пожизненное изгнанничество. Однако "годы
оторванности от России оказались годами особенно тесной с ней связи в
писании. За ничтожными исключениями, - вспоминает много лет спустя Борис
Константинович в одной из автобиографий, - все написанное здесь мною вы-
росло из России, лишь Россией и дышит"2.
Осенью 1922 года покинуть страну - вслед за Б. Зайцевым, но теперь
уже не добровольно, а принудительно - - предлагается Ю. Айхенвальду, Н.
Бердяеву, Б. Вышеславцеву, М. Осоргину, Ф. Степуну... Все они приезжают
в Берлин, ставший первым пристанищем для русской
Зайцев Борис. Далекое, с. 115.2 3 а и ц е в Борис. О себе.
эмиграции, "неким русско-интеллигентским центром"'.
Здесь же по разным причинам и обстоятельствам
оказываются А. Белый, Н. Берберова, П. Муратов, Б.
Пастернак, А. Ремизов, А. Толстой, В. Ходасевич, М.
Цветаева, В. Шкловский, И. Шмелев, сотни других деятелей
культуры и науки. Одним рано или поздно удастся вернуться
на родину, другие так и окончат свои дни на чужбине,
преданные полному забвению в России. Лишь теперь
некоторые из них приходят к нам из небытия своими
книгами, музыкой, живописными полотнами, научными
трудами.
Русская колония в Берлине живет хотя и трудно, бедно, но дружно.
Встречаются почти ежедневно на литературных собраниях в кафе Ландграф,
называвшемся Русским клубом или Домом Искусств, одним из организаторов
которого стал Зайцев. Борис Константинович некоторое время сотрудничает,
зарабатывая на жизнь, в ежедневной газете А. Ф. Керенского "Дни" и в
журналах "Жар-птица" и "Воля России". Кстати, в "Днях" Зайцев публикует
первые очерки своего писательского дневника под названием "Странник"
(переименованного впоследствии в "Дни").
Первый год пребывания на чужбине завершается выходом трех томов его
нового семитомного собрания сочинений (последние три тома выйдут в сле-
дующем году). Это издание - поистине царский подарок его давнего друга и
соратника еще по "Шиповнику" 3. И. Гржебина, который по инициативе
Горького здесь, в Берлине, печатает и высылает в Россию книги лучших
русских и советских писателей. Кроме того, берлинским издательством
"Слово" переиздается его роман "Дальний край" (в гржебинском Собрании
сочинений - четвертым томом - он так и не вышел).
В марте 1923 года Зайцева избирают вицепредседателем берлинского Сою-
за русских писателей и журналистов (возглавлял Союз И. В. Гессен). В то
же время начинается его многолетнее сотрудничество в парижском общест-
венно-политическом и литературном журнале "Современные записки", что бы-
ло, как утверждает Н. Берберова, "своего рода знаком эмигрантского отли-
чия". "Это издание, - вспоминает она, - несмотря на его редакторов, ко-
торые ничего в литературе не понимали, и, может быть, благодаря давлению
на редакцию самих сотрудников стало значительным именно в своей литера-
турной части"2. Здесь за семнадцать лет (в 1940 году, в дни оккупации
Парижа фашистами, журнал перестал выходить) напечатано несколько десят-
ков произведений Зайцева, в том числе романы "Золотой узор" и "Дом в
Пасси", повесть "Анна", новеллы "Рафаэль", "Улица св. Николая", "Стран-
ное путешествие", первые главы тетралогии "с автобиографическим оттен-
ком" (по характеристике автора) "Путешествие Глеба" и первая из его ли-
тературных биографий "Жизнь Тургенева". Кроме того, здесь мы впервые
встречаем его воспоминания о Блоке, Бальмонте, Юшкевиче, статьи "Жизнь с
Гоголем", "Данте и его поэмы", рецензии на книги и новые произведения И.
Бунина ("Солнечный удар"), П. Муратова ("Образы
Зайцев Борис. Далекое, с. 115.
Берберова Н. Курсив мои. - Октябрь", 1988, No 12, с. 191.
Италии", трехтомный труд, посвященный Зайцеву), Н. Тэффи ("Городок"),
Мих. Осоргина ("Сивцев Вражек").
В канун Нового, 1924 года Зайцев приезжает в Париж, встречается здесь
с И. Буниным, Д. Мережковским, 3. Гиппиус, А. Куприным, И. Шмелевым, А.
Ремизовым, К. Бальмонтом, Тэффи, М. Алдановым. А через две недели Борис
Константинович с женой Верой Алексеевной и дочерью Натальей поселяется в
столице эмигрантского зарубежья теперь уже надолго-без малого на полве-
ка. 13 августа Зайцевых навещают Иван Алексеевич и Вера Николаевна Буни-
ны, приглашают к себе на виллу Бельведер в Грассе. С этого времени во-
зобновляются, укрепляются, становятся более искренними и доверительными
их дружеские встречи и переписка. Зайцев внимательно следит за всем, что
пишет и публикует его великий друг. В свою очередь и Бунин заинтересо-
ванно расспрашивает Зайцева, как тот воспринял ту или иную его вещь, со-
ветуется с ним.
"Напиши: был ли ты когда-нибудь на "Капустнике" Художественного теат-
ра и не наврал ли я чего про этот "Капустник" в "Чистом понедельнике"? -
сомневается Иван Алексеевич. - Я на этих "Капустниках" никогда не был...
"'
Вот Зайцев прочитал бунинский рассказ "Поздний час" и сразу же отп-
равляет письмо на виллу Бельведер: "Сколько раз все писали лунные ночи,
а тут все свежо, богато, сильно - и общий дух превосходен - и смерть, и
вечность, и спиритуальность: одним словом (...) высокая поэзия"2.
"Друг, - снова пишет Зайцев Бунину, - "Мистраль" - великолепно! При-
надлежит к лучшим партиям гроссмейстера (так пишут о шахматах). Нет,
серьезно, - словно бы извиняется Борис Константинович за возможную неу-
меренность своих похвал, - это даже выше "Холодной осени". Какая-то со-
