Борис Зайцев.
Все написанное мною
Голубая звезда
c Copyright Борис Зайцев
Email: max@osi. lanet. lv
Date: 15 feb 99
Если земная любовь и смерть предстают в поэзии у Зайцева прекрасными
отражениями вечного духа любви, то нетрудно понять, какой великой лю-
бовью одел он жизнь. Мы не знаем поэта, который бы так пламенно любил
жизнь и все ее проявления. Для Зайцева не существует выбора, он не знает
высшего и низшего в человеческих действиях и желаниях. У него вы не
встретите так называемых отрицательных типов, потому что он слишком лю-
бит все живущее. Он следует за своими героями по пятам, он трепещет от
восторга, видя, как они вбирают в себя то или другое из рассыпанных в
жизни наслаждений.
Петр Коган
Борис Зайцев открывает все те же пленительные страны своего лиричес-
кого сознания: тихие и прозрачные.
Александр Блок
Зайцев исходит от Тургенева, он весь гармонический, целостный.
Корней Чуковский.
Основа и двигатель зайцевского лиризма - бескорыстие. Не думаю, чтобы
ошибкой было сказать, что это вообще - духовная основа и двигатель вся-
кого истинного лиризма, и даже больше: всякого творчества. Эгоист, стя-
жатель всегда антипоэтичен, антидуховен, какие бы позы ни принимал: пра-
вило, кажется, не допускающее исключений. Зайцев сострадателен к миру,
пассивно-печален при виде его жестоких и кровавых неурядиц, но и грусть,
и сострадание обращены у него к миру, а не самому себе. Большей частью
обращены к России.
Георгин Адамович
"Легкий ветер времени", сметая все, неприкосновенными оставляет неко-
торые слова. Пролетая над Россией, он, несомненно, среди других, более
мощных и жгучих слов пощадит и прекрасные в своей тихости печальные,
хрустальные, лирические слова Бориса Зайцева.
Юлий Айхенвальд
ВСЕ НАПИСАННОЕ МНОЮ
лишь
РОССИЕЙ И ДЫШИТ
БОРИС ЗАЙЦЕВ:
СУДЬБА И ТВОРЧЕСТВО
Звездой пылающей, потиром Земных скорбей, небесных слез Зачем, о гос-
поди, над миром Ты бытие мое вознес?
Ив. Бунин
Сменилось несколько поколений читателей в нашей стране, никогда не
слышавших такого писательского имени: Борис Зайцев. Лишь узкий круг исс-
ледователей да книгочеи знали: рядом с Буниным и Леонидом Андреевым,
Куприным и Сергеевым-Ценским, Ремизовым и Сологубом росла, крепла, ут-
верждалась слава этого самобытного художника - поэта прозы, тонкого ли-
рика, нашедшего свою негромкую дорогу в литературе начала века и уверен-
но прошедшего ею до наших дней. Он издал целую библиотеку книг, восхи-
щавших самых взыскательных ценителей искусства слова. "Весь Зайцев - это
около семисот (!) названий произведений различных жанров - романов, по-
вестей, рассказов, пьес, эссе, беллетризованных биографий, мемуарных
очерков, статей... Только часть огромного литературного наследия Зайцева
вошла в книги, хотя издано их немало - более семидесяти томов. Самая
первая - "Рассказы - появилась в ноябре 1906 года и мгновенно была рас-
куплена, что по тем временам случалось не часто. (Кстати, обложку ее вы-
полнил уже знаменитый в ту пору Мстислав Добужинский.) Санкт-петер-
бургскому издательству "Шиповник" пришлось выпустить книгу повторными
изданиями в 1907 и 1908 годах. В нее автор включил девять лирико-импрес-
сионистических этюдов и рассказов (поэм, как называл их сам Зайцев и его
критики). О сборнике дебютанта с похвалой отозвались А. Блок, В. Брюсов,
И. Бунин, М. Горький. Для начинающего писателя - немалая честь получить
одобрение и напутствие таких литературных метров!
И снова вопрос: почему же мы почти ничего не знаем о нем? Почему
только сейчас - после без малого семи десятилетий забвения - его первая
книга приходит к советскому читателю? Обратимся за ответом к судьбе и
творчеству этого, по словам его многочисленных критиковсовременников,
"барда вечного духа любви", "поэта космической жизни", "певца радости".
29 января 1881 года в городе Орле в семье горного инженера Константи-
на Николаевича Зайцева и Татьяны Васильевны Рыбалкиной (Зайцевой) поя-
вился третий ребенок: после двух дочерей - Татьяны и Надежды - сын Бо-
рис. Детские годы будущего писателя прошли в селе Усты Жиздринского уез-
да Калужской губернии, где его отец управлял рудной конторой. Это счаст-
ливое, беззаботное время много лет спустя будет поэтически описано им в
рассказе "Заря". А вот типичный семейный вечер той поры, о котором вспо-
минает Зайцев незадолго до своей смерти: "Столовая в барском доме, в де-
ревне. Висячая лампа над обеденным столом, сейчас еще не накрытым. В уз-
ком конце его отец, веселый, причесанный на боковой пробор, читает детям
вслух. По временам, когда очень смешно (ему), останавливается, вытирает
платком негорькие слезы, увеселяющие, читает, читает дальше. Мы, дети,
тоже хохочем, из-за чего, собственно? Но веселый ток идет от книги, и от
отца. Написал все это какой-то Диккенс. В допотопном рыдване (у нас тоже
есть в этом роде), неведомый мистер Пиквик, с товарищами-учениками -
разные Топманы, Снодграсы - куда-то едут, чего-то ищут. Собственно,
трудно понять, почему это так забавляет нас (милый, смешной и забавный
мир приоткрывается). Благодушный фантасмагорист Пиквик, через любимого
отца, входит в дом наш, разливает свое приветное веяние" ("Русская
мысль", No2784,1970,2 апреля). Затем, продолжает экскурс в детство Борис
Константинович, "капитана Немо ждешь, как подарка, каждую субботу (при-
ложение к "Задушевному слову" - какое название!). "Ребенком держал в ру-
ках книжечку в переплете - перелистаешь, там какие-то мельницы ветряные,
рыцарь на коне с копьем летит на них... Книга "Дон Кихот" обладает таким
свойством: незаметно, но чем дальше, тем больше подымает она, просветля-
ет и облагораживает. Прочитав несколько страниц, закрываешь ее с улыбкой
чистой, выше обыденного. Будто ребенок тебя приласкал, но ребенок осо-
бенный, в нем чистота, музыкальность и нечто не от мира сего".
Из русских писателей "Тургенев раньше других приходит". Наконец, Лев
Толстой "распростирает свой шатер огромный... И под кровом своим держит
тебя этот гигант сколько хочет. Сопротивляться бесполезно, да и нет же-
лания. Напротив, обаяние непрерывно". Достоевский же "настоящий" прихо-
дит всех позже. Конечно, и во втором классе Калужской гимназии, таща ут-
ром ранец в унылые арестантские роты по имени "классическая гимназия"
(ante, apud, adversus... 2 собьешься, можно двойку получить), вспомина-
ешь "Бедных людей", "Униженных и оскорбленных", вчера вечером читан-
ных... но до "Идиота", "Бесов", "Братьев Карамазовых" еще далеко, еще
годы жить, чтобы воистину родной литературой возгордиться, ни на какую
ее не променять".
С той восторженной детско-юношеской поры и начинается для
Здесь и далее даты дореволюционного периода даются по старому стилю.
Перед, около, напротив (лаг.).
Зайцева самая колдовская власть, какую он всю жизнь радостно прием-
лет, - власть книги.
В Калуге Борис заканчивает классическую гимназию и реальное училище.
В 1898 году он не без внушений горячо любимого отца, возглавившего к то-
му времени крупнейший в Москве завод Гужона (ныне "Серп и молот"), ус-
пешно выдерживает конкурсные экзамены в Императорское Техническое учили-
ще. Однако в этом одном из лучших высших учебных заведений страны, гото-
вящих инженерные кадры, Борису довелось учиться всего лишь год: его от-
числили за активное участие в студенческих волнениях (он был членом за-
бастовочного комитета). Опять трудные экзамены, на этот раз в Горный
институт в Петербурге. Но и здесь не суждено было сбыться мечтаниям от-
ца, прочившего сыну инженерную карьеру: он оставляет институт и возвра-
щается в Москву, где, снова успешно сдав экзамены по древним языкам
(спасибо классической гимназии!), становится на три года студентом юри-
дического факультета университета. Юношеская одиссея на этом не обрыва-
ется: и университет окончить не довелось - помешало увлечение, ставшее
вдохновенным деянием всей его жизни.
К этой поре относятся первые литературные опыты мечтательного юноши,
которые он отдает на суд и получает с такой надеждой ожиданное благоск-
лонное напутствие самого патриарха критики и публицистики Н. К. Михай-
ловского, редактировавшего вместе с В. Г. Короленко солидный журнал на-
родничества "Русское богатство". А в августе 1900 года состоялась его
встреча в Ялте с А. П. Чеховым, благоговейное отношение к которому Зай-
цев сохранил на всю жизнь. Через полвека он напишет одну из лучших своих
книг - лирическую повесть о жизни Антона Павловича Чехова. Встреча в Ял-
те имела немаловажные последствия для дальнейшей судьбы несостоявшегося
студента-горняка. 19 февраля 1901 года он решился обратиться к Антону
Павловичу:
"Пользуясь Вашим любезным разрешением, данным мне в Ялте осенью
900-го года, я вместе с этим письмом отсылаю на Ваш суд свою последнюю
работу - "Неинтересную историю". Когда я был тогда в Ялте, так думал,
что кончу ее в октябре, а вышло совсем не так. Как бы то ни было, я с
нетерпением буду ждать Вашего хотя бы и очень коротенького ответа. Впро-
чем, об этом распространяться незачем, потому что человек, написавший
Константина Треплева, многое понимает. Одно только условие, Антон Павло-
вич: ради Бога, пишите правду. Вчера я слушал ОДНУ безголосую молодую
певицу, которую "похвалил" знаменитый тенор; известно, как хвалят знаме-
нитости - жалеют просто, а не хвалят. Чувство-то это и хорошее, и гуман-
ное, и то, и се, а только иногда тяжело, когда жалеют. Да и вредно. Я
ПОУШЮ, Вы тогда сказали мне: "Если я скажу, что плохо, Вы тогда два ме-
сяца писать не будете", - так и не нужно же писать, коли бездарно. Итак,
жду хоть и сурового, но совсем искреннего ответа".
И вот ответная телеграмма из Ялты: "Холодно, сухо, длинно, не молодо,
хотя талантливо". Последние два слова, адресованные юноше
А. II. Чехов. Полн. Собр. Соч. Письма. М., 1984, т. 9, с. 526.
человеком и писателем, которого он боготворил, - хот я
талантливо", - конечно же, затмили все другие оценки: и
что холодно, и что СУХО, и что длинно, и что не молодо, -
ибо все это преодолимо для талантливого.
Как видим, творческая судьба Зайцева начинается благополучно с первых
шагов. Однажды твердо принятое (очевидно, вопреки воле отца) решение
стать профессиональным литератором - решение, которое возникло как отз-
вук большой духовной работы, захватившей ум и сердце молодого человека,
- привело к небезуспешным пробам пера. Они показали, что мечта юноши -
не плод восторженной самонадеянности, а готовность к многотрудному твор-
ческому горению.
Удачи и дальше не оставляли Бориса Зайцева. К ним следует отнести
встречу и дружбу на долгие годы с репортером газеты "Курьер" Джемсом
Линчем, ставшим вскоре знаменитым писателем Леонидом Андреевым. 15 июля
1901 года Андреев опубликовал в "Курьере" "маленький бессюжетный импрес-
сионистическолирический пустячок"' своего нового друга "В дороге", кото-
рый возвестил о рождении самобытного прозаика. Один за другим публикуют-
ся затем в этой газете поэтические зарисовки и этюды открытого сперва
Чеховым, а затем Леонидом Андреевым талантливого новеллиста. В 1902 году
новичок в литературе удостаивается чести быть принятым в московский ли-
тературный кружок "Среда", в который входили Н. Телешов, В. Вересаев, И.
Бунин, Л. Андреев, наездами в Москву А. Чехов, М. Горький, В. Короленко,
Ф. Шаляпин и другие. Вот как об этом вспоминает Николай Дмитриевич Теле-
шов, основатель и главный распорядитель кружка:
"Однажды Андреев привез к нам новичка. Как в свое время его самого
привез к нам Горький, так теперь он сам привез на "Среду" молоденького
студента в серой форменной тужурке с золочеными пуговицами.
- Юноша талантливый, - говорил про него Андреев. - Напечатал в
