рович! Так ли еще обманывают честных людей, когда это
надобно. Вот и со мною был однажды случай, который хоть
кого бы свел с ума...
- С тобою,-прервал с любопытством хозяин,-когда это?
- Лет семь тому назад, когда я носил еще гусарский
мундир и был с моим полком в Италии.
- С Суворовым?
- Да, дядюшка. Если хотите, я расскажу вам об этом.
Слушайте!
БЕЛОЕ ПРИВИДЕНИЕ
- В сражении при Нови, где русские и французские войска
под начальством Суворова разбили наголову французов, я
находился с моим эскадроном при отряде, которым
командовал любимец Суворова, генерал Милорадович. В ту
самую минуту, как он повел вперед свою колонну, чтоб
атаковать центр неприятельской армии, убило подо мною
ядром лошадь, и я получил такую сильную контузию, что
несколько часов сряду пролежал без памяти. После сражения
меня отправили сначала в небольшой городок Акви, а потом
перевезли в Турин, где я пролежал более двух недель в
постели. Я довольно хорошо говорю по-итальянски и мог
изредка беседовать с моим хозяином, но, несмотря на это,
умирал от скуки и тоски. Когда мне сделалось легче и я
стал прохаживаться по моей комнате, то мне посоветовали
лечиться за городом. Это было в конце августа месяца,
жары стояли несносные, и я сам чувствовал, что свежий
деревенский воздух необходим для восстановления моего
здоровья. Австрийский комендант отвел мне прекрасную
квартиру верстах в десяти от города, на даче сеньора
Леонардо Фразелани, богатого туринского купца. Я послал
туда передовым моего денщика с квартирным билетом, а сам
на другой день ранехонько поутру отправился в наемной
карете и, остановясь на минуту полюбоваться великолепной
площадью Св. Карла, выехал через предместье Ворот-ди-По
за город.
Я никогда не бывал в южной Италии, но если в ней климат
и природа лучше, чем в Пиемонте, так уж подлинно можно ее
назвать земным раем и цветником всей Европы. Трудно и
живописцу дать нам ясное понятие об этой яркой зелени
полей, усыпанных благовонными цветами, об этих темно-
синих и в то же время прозрачных небесах Италии, так мне
нечего и говорить с вами об этом. Вы, дядюшка, бывали на
Кавказе и в Крыму, следовательно, лучше другого поймете,
с каким восторгом смотрел я на это безоблачное южное небо
и цветущие окрестности города, усеянные рощами
шелковичных деревьев. Мы, дети севера, воспитанные среди
обширных полей и дремучих лесов нашей родины, привыкли с
ребячества любить раздолье и простор; так вы можете себе
представить, как я обрадовался, когда выехал за город и
мог свободно дышать этим животворным деревенским
воздухом, напитанным ароматами цветов. Я не успел
отъехать двух верст от заставы, как почувствовал в себе
такую перемену, что готов был хоть сейчас на коня, саблю
вон и в атаку. Мне было так легко, так весело... О! Без
всякого сомнения, противоположности необходимы для нашего
земного счастия! Если бы я не просидел несколько недель в
тесной комнате, в которой, как в аптеке, все пропахло
лекарством, если б мрачный и узкий переулок, в который
никогда не заглядывало солнышко, не был единственным
видом, коим я любовался из моих окон, то вряд ли бы в
жизни моей нашлось несколько часов сряду совершенного, не
отравленного ничем благополучия. Миновав потешный дворец,
называемый Королевским виноградником, я выпрыгнул из
кареты и пошел пешком. Мой жадный взор обегал свободно и
унизанные загородными домами холмистые берега реки По, и
обширную равнину, которая оканчивалась к северу высокими
Пиемонтскими горами. Вблизи, с правой стороны, на
Капуцинской горе возвышалась готическая церковь
монастыря; позади, еще выше, сквозь темную зелень
оливковых деревьев белелись зубчатые стены Камальдульской
пустыни, а прямо передо мною, вдали, прорезывая утренний
туман, плавал как на облаках огромный купол Сюперги - сей
знаменитой соперницы колоссального Петра и Павла в Риме.
С каждым шагом вперед горизонт расширялся, и я,
очарованный живописными видами, которые следовали
беспрерывно один за другим, не заметил, как прошел верст
пять перед моей каретой: она тащилась за мной шагом по
большой дороге. Э, гей! Синьор официале, синьор
официале! - закричал мой кучер.- Маледетто! Синьор
официале! Я обернулся: карета стояла у самого въезда в
тенистую аллею из пирамидальных тополей, шагах в двухстах
от большой дороги, она примыкала к густой каштановой
роще. Я воротился и, продолжая идти пешком впереди моей
кареты, в несколько минут достиг до рощи и потом прямой
просекою вышел опять на открытое место, которого сельский
и спокойный вид так мне понравился, что я остановился на
минутку им полюбоваться. Представьте себе широкую долину,
посреди которой змеилась излучистая речка, огибая в своем
течении несколько высоких холмов, поросших сплошным
кустарником; она вливалась в светлое озеро с покатыми
берегами, которые без всякого преувеличения можно было
назвать персидскими коврами, так они были испещрены
бесчисленным множеством самых ярких и разнообразных
цветов! Прямо против каштановой рощи, из которой я вышел,
на самом берегу озера, проглядывал сквозь померанцевых
деревьев и густых кустов благовонной акации одноэтажный
дом с плоскою кровлею и красивым портиком; гибкие
виноградные лозы обвивались около колонн, которые
поддерживали мраморный фронтон, и на всех окнах стояли
фарфоровые вазы с цветами. Позади дома, во всю ширину
двора, тянулся длинный флигель с широкими италиянскими
окнами. Лицевой его фасад был обращен на двор, а
противоположная сторона выходила в сад, который окружал с
трех сторон и дом, и все принадлежащие к ному строения.
От самой каштановой рощи начинался обширный луг, по
которому извивалась речка, впадающая в озеро. Пять-шесть
крестьянских изб, разбросанных в живописном беспорядке,
красивая мельница на ручье, несколько коров и резвых коз,
рассыпанных по лугу, и миловидная девушка, которая,
зачерпнув воды, несла ее на ту пору в глиняном кувшине на
своей голове, оживляли эту сельскую, исполненную прелести
картину. Да это настоящая идиллия в лицах! - вскричал я,
невольно посмотрев вокруг себя.- Жаль только, что
недостает пастуха и пастушки. Ага! Да вон и они! -
продолжал я, увидев под одним кустом молодого человека,
который сидел на траве рядом с девушкой лет шестнадцати.
Они оба были одеты просто, по-деревенскому, но отменно
щеголевато; и если бы соломенная шляпка, в которой была
девушка, попалась в Москву на Кузнецкий мост, так, уверяю
вас, она недолго бы залежалась в модном магазине. Молодой
человек был недурен собою, а его подруга... О, такое мило
видное, выразительное лицо, такие черные, пламенные глаза
можно только встретить в одной Италии! Позвольте спро
сить,- сказал я, подойдя к этим нежным голубкам, которые
о чем-то вполголоса ворковали меж собою,-ведь это дача
синьора Фразелини? Девушка вскрикнула, ударилась бежать,
и, прежде чем я успел окончить мой вопрос, ее и след
простыл. Молодой человек также смутился, но отвечал очень
вежливо: Точно так, синьор официале! Это поместье
принадлежит Леонарду Фразелини, если угодно, я вас про
вожу до дому . Я пошел вслед за ним по берегу речки, а
карета поехала по дороге, которая шла прямо через луг на
широкую плотину, устроенную повыше мельницы. Когда мы
перешли через ручей по красивому китайскому мостику, я
спросил молодого человека, не сын ли он помещика?
- Извините, синьор официале! - отвечал он. - Я
Корнелио Аничети, родной его племянник.
- А красавица, с которой вы сидели под кустом, верно,
сестра ваша! Смуглые щеки Корнелио вспыхнули.
- Нет! - сказал он отрывисто.- Это камериора моей
тетки.
- Неужели? Она так хорошо одета, что я подумал... А
как зовут эту прекрасную служаночку?
- Челестиною.
- Она очень мила.
Корнелио посмотрел на меня пристально, и, признаюсь,
для моего самолюбия приятно было заметить, что этот
инспекторский смотр не очень его успокоил.
- Да! - сказал он наконец.- Это правда, Челестина
мила, но она очень дика и, сверх того, извините, синьор
официале, терпеть не может иностранцев. Но вот и дядюшка
идет к нам навстречу,-прибавил он, указывая на человека
пожилых лет с приятной и почтенной наружностию.
Хозяин принял и обласкал меня как родного, а жена его,
синьора Аурелия, долго не могла опомниться от удивления
при виде варвара русского, который отпустил ей с полдю
жины комплиментов на самом чистом тосканском наречии. В
продолжение всего дня я не видел никого, кроме моих
хозяев, их племянника, проворного слуги Убальдо и безо
бразной старухи, которую называли Петронеллою. Под вечер,
когда мы все сидели на дворе, появилась наконец
Челестина. Она уселась смирехонько в одном углу, на ни
зенькой скамейке, и так занялась каким-то рукодельем, что
я не мог даже полюбоваться ее черными глазами,-она ни
разу не подняла их кверху. Разговаривая со мною, синьора
Аурелия сказала между прочим, что она не знает,
понравится ли мне приготовленная для меня комната.
- Вам надобен покой,-говорила она,- а ваша горница
рядом с нашей спальнею; мы встаем очень рано и можем вас
потревожить.
- О, что касается до меня, -отвечал я, - обо мне не
хлопочите! Я боюсь только, чтоб мне вас не беспокоить. Да
нет ли в этом флигеле лишней комнаты? - продолжал я,
указывая на длинное строение с италиянскими окнами.
- В нем все комнаты свободны, - сказал хозяин, - да он
и выстроен для моих гостей; но с некоторого времени...-
Тут синьор Фразелини остановился и, взглянув значительно
на жену свою, замолчал.
- С некоторого времени?-прервал я.- А что такое?..
- В нем никто не живет.
- А для чего?
- Да как бы вам сказать? Ведь вы, господа военные,
ничему не верите. В этом флигеле поселились нечистые
Духи. Я засмеялся.
- Смейтесь, синьор официале, смейтесь! А это точно так
же правда, как то, что я имею честь говорить с вами об
этом. Месяца два тому назад заметили, что во флигеле
бывает по ночам какой-то странный шум и раздаются жа
лобные стоны; но это бы еще ничего: почти каждую ночь,
часу в двенадцатом, иногда ранее, иногда позднее, по
всему флигелю ходит высокое белое привидение с фонарем в
руках. Я сам несколько раз видел - вот из этой комнаты,-
как оно прогуливается взад и вперед мимо всех окон.
- И вам ни разу не приходило в голову,- прервал я, -
что это проказит какой-нибудь шалун?
- Как не приходить; но тут есть одно обстоятельство,
которое разрушает все мои догадки. Надобно вам сказать,
что комнаты в этом флигеле расположены точно так же, как
кельи в монастыре. Во всю его длину устроен длинный
коридор, из которого десятью дверьми входят в столько же
особых комнат, отделенных одна от другой капитальными
стенами, и, чтоб перейти из одной комнаты в другую, необ
ходимо надобно выйти прежде в коридор. Вы завтра можете
во всем этом увериться сами. Теперь прошу вас растолко
вать мне, каким образом обыкновенный человек, а не дух
или привидение, будет расхаживать во всю длину флигеля
мимо окон, не останавливаясь ни на минуту, идя ровным
шагом; словом, прогуливаясь свободно взад и вперед, как
по одной длинной галерее, в которой нет никаких перегоро
док? Тут, кажется, долго рассуждать нечего: или между
комнат есть прямое сообщение, или никакие преграды для
него не существуют, и он проходит сквозь капитальную
стену точно так, как мы в растворенные двери. Никаких
сообщений и дверей между комнат нет; в этом, повторяю еще
раз, вы сами можете завтра увериться: следовательно, этот
