- А я не Светозар Петрович, - добавил старик.
Они разом возобновили движение с левой ноги и прошли мимо Демилле,
точно мимо столба, не повернув головы. Евгений Викторович ошеломленно
смотрел в их голубые, без единой складочки спины.
- Я Демилле! - крикнул он в отчаянии.
Ответа он не получил. Светики удалялись равномерно и прямолинейно,
как электричка от перрона. Через несколько минут их голубые плащи сли-
лись в одно пятно, которое растаяло в сумерках. Евгений Викторович бес-
помощно провожал их глазами.
Тут Демилле немного тронулся. Удивительно, но исчезновение дома не
привело его в такое идиотическое состояние, как исчезновение Светиков.
Евгений Викторович глупо рассмеялся, потом нервно захохотал и, продолжая
хохотать, перелез через низкую ограду детского садика, а там неожиданно
для себя забрался в ту самую бетонную трубу, откуда ночью наблюдал за
милиционерами. Стоя в трубе, он всхлипывал, согнувшись, утирал рукавом
плаща слезы и повторял: "Я - не Демилле! Я - не Демилле! Я - не Демилле!
..".
Глава 9
ЖЕРТВА ТЕЛЕКИНЕЗА
Кооператор Завадовский провел ночь в удобном помещении, где стояла
заправленная койка, на спинке которой висело вафельное белоснежное поло-
тенце... тумбочка... графин... Туалет и умывальник. На камеру предвари-
тельного заключения комната походила лишь тем, что запиралась снаружи.
Завадовский с Чапкой зашли в эту неожиданную гостиницу и расположи-
лись на ночлег. Валентин Борисович залез под тонкое солдатское одеяло в
пододеяльнике, Чапку пристроил рядом с собой, не переставая ее поглажи-
вать. "Видишь, Чапа, не бросили в беде, помогли..." - убеждал собачку
кооператор, уговаривая больше себя, чем фоксика.
И вот, пока метался по ночному городу Демилле, пока милиция окружала
прилетевший на Безымянную дом и проводила утреннюю операцию, Завадовский
спал. Разбудил его капитан милиции, который зашел в комнату с незнакомым
молодым человеком в штатском.
Завадовский протер глаза и спрятал Чапку под одеялом.
Пришедшие вежливо поздоровались, осведомились о сне, предупредительно
кивали. Внесли чай с булочками, не забыли и Чапку, которой принесли на
тарелке мокрую, с остатками мяса и застывшего жира кость, будто только
что вынутую из холодного супа. Чапка с урчанием вцепилась в нее.
Молодой человек в штатском представился. Назвался он Тимофеевым Ро-
бертом Павловичем, старшим научным сотрудником. Кого или чего сотрудни-
ком - не сказал.
Выпили чаю втроем в принужденных разговорах о Чапе, затем Тимофеев с
капитаном встали и мягко попросили Завадовского следовать за ними.
- На допрос? - с робким вызовом спросил кооператор, но тут же испу-
гался своего микробунта и пожаловался: - Я же в одной пижаме, товарищи.
Неудобно!
- Все в порядке, Валентин Борисович, - дружески обнял его за плечи
Тимофеев и увлек в коридор. Чапка, виляя хвостиком, последовала за ними.
Капитан поймал ее и взял на руки.
- Валентин Борисович, собачку мы пока пристроим.
- Это не трудно? - обеспокоился Завадовский.
Капитан лишь улыбнулся, давая понять, что здесь ничего не трудно.
После чего удалился с Чапой по коридору.
Тимофеев провел кооператора в другую комнату со множеством шкафов,
открыл один из них и вынул оттуда серый костюм на плечиках и плащ-бо-
лонью. Из ящика в другом отделении шкафа он извлек новенькую сорочку,
запечатанную в хрустящий прозрачный конверт. Явились и полуботинки - то-
же новенькие, чешские, в коробке.
Тимофеев закурил, лениво наблюдая, как Завадовский одевается и прячет
пижаму в коробку из-под туфель, против воли бормоча слова благодарности.
Через минуту он предстал перед научным сотрудником в полном блеске,
как диссертант перед защитой. Немного волновался.
Далее преображенного кооператора вывели из Управления, выписав специ-
альную бумажку на выход, и повезли в черной "Волге" по городу. Ехали ми-
нут двадцать и остановились у большого здания где-то в районе Политехни-
ческого института.
Тимофеев проводил Завадовского в вестибюль через стеклянные двери,
рядом с которыми не было никакой вывески. Последовал разговор Тимофеева
по внутреннему телефону, выписка пропуска, проход через турникет, лифт,
коридор, еще коридор... Попадались сотрудники в штатском и белых хала-
тах, очень немногочисленные. Завадовский понял, что не тюрьма, - ему
стало интересно. Наконец они вошли в большую комнату с табличкой на две-
ри "Лаборатория 1 40".
Вдоль стен стояли письменные столы, а посреди комнаты располагался
деревянный куб с полированной верхней гранью -довольно внушительный. В
углу комнаты Завадовский заметил сооружение на треноге, по виду киноап-
парат. Объектив его был нацелен на куб.
В комнате находились двое - мужчина и женщина. Мужчина был лет под
шестьдесят, в черном костюме, толстый, лысоватый, с большим мясистым но-
сом и маленькими глазками. Костюм на нем лоснился и в точности повторял
формы тела, а вернее, его выпуклости.
Женщина была молода, в крахмальном белом халате.
Толстяк бросился к вошедшим и пожал руки сначала Тимофееву, потом За-
вадовскому, взглядывая на Валентина Борисовича с предвкушением счастья.
- Академик Свиркин Модест Модестович, - представил толстяка Тимофеев.
- Свиркин, Свиркин! - возбужденно закивал академик, улыбаясь.
Женщину звали просто Зиночка. Она, по всей видимости, была лаборант-
кой.
- Ну-с, начнем? - проговорил Свиркин, в нетерпении шевеля толстыми
короткими пальцами.
- Модест Модестович, я еще не рассказывал Валентину Борисовичу о
смысле предстоящей работы, - сказал Тимофеев.
- И прекрасно! Лучше быть не может! А вот мы сразу и проверим, без
всякого смысла! - вскричал академик и, отбежав к стенке, уселся на стул.
- Зиночка, давайте первый тест, - сказал он.
Лаборантка достала из кармана халата обыкновенный спичечный коробок,
подошла к кубу и положила коробок с краю, у самого ребра, в его середи-
не. Затем она грациозно повернулась и отошла.
Тимофеев направился к киноаппарату и нажал на кнопку. Камера глухо
застрекотала.
Завадовский ничего не понимал. Он чувствовал себя подопытным кроликом
- да, пожалуй, и был им.
- Валентин Борисович, - задушевно проговорил академик, лаская взгля-
дом кооператора, - мы вас сейчас попросим сосредоточиться на этом короб-
ке, - он сделал жест ладонью по направлению к мирно лежащему коробку, -
и представить себе, что он... как бы это выразиться?... ползет! Да-да,
ползет по поверхности!
- Куда? - испуганно спросил кооператор.
- Куда угодно! - рассмеялся Свиркин. - Скажем, слева направо.
Завадовский робко уставился на коробок и, собрав разбегавшиеся в сто-
роны мысли, попытался честно представить предложенную ситуацию.
Зачем? Почему? Что за ерунда?.. Где Клара? Где дом?
Коробок вдруг дернулся с легким шорохом, вызванным находящимися в нем
спичками, и послушно, как овечка, пополз к противоположному ребру куба.
Доехав до него под ровное стрекотание камеры и напряженное молчание экс-
периментаторов, коробок, естественно, свалился на пол.
Завадовский почувствовал, что мельчайшие капельки пота выступили у
него по всему телу. Капельки были холодные и острые, как канцелярские
кнопки. Может быть, это были мурашки.
- Браво! - воскликнул Свиркин, выйдя из оцепенения. - Зиночка, дубль
номер два!
Зиночка схватила кинематографическую хлопушку, что-то написала на ней
мелом, хлопнула перед объективом камеры, затем подняла коробок и водво-
рила его на прежнее место. Все это она проделала с профессиональным
хладнокровием и артистизмом.
- Снова! - потребовал академик.
- Что снова? - прошептал несчастный кооператор.
- Двигайте снова!
В трусливом мозгу кооператора вспыхнула искра протеста. Он уставился
на ненавистный коробок, отчего тот подпрыгнул и рыбкой скользнул по по-
лировке куба к противоположному краю. По инерции коробок пролетел еще
метра два и с треском упал.
- Бис! Браво! - закричал академик аплодируя. Он был возбужден, как
дитя в цирке. Тимофеев, стоявший у аппарата, побледнел. Лишь Зиночка бы-
ла индифферентна. По всему видать, ей эти опыты уже осточертели.
- Зинуля, тест номер два!
Лаборантка положила коробок в центр полированной грани и снова проде-
лала процедуру с хлопушкой.
- А теперь, - заговорщически обратился Свиркин к кооператору, -я про-
шу вас, любезнейший Валентин Борисович, мысленно приподнять этот коробо-
чек... - Свиркин на сей раз указал на него отставленным мизинцем. - Пус-
кай он немного... э-э... полетает. Ну-ка!
Завадовский был человеком тертым, но покорным. Его тертость подсказы-
вала ему, что ни в коем случае не следует идти на поводу у этого толстя-
ка-академика, нужно хитрить и изворачиваться, потому как неизвестно, что
может получиться из этой странной способности, обнаружившейся вдруг у
него. Но страх, но покорность... Завадовский съежился и пронзил коробок
взглядом. "Лети, сволочь!" - мысленно выругался он. Коробок взвился в
воздух, как пробка от шампанского. Со свистом он достиг потолка, ударил-
ся об него и раскололся. На пол посыпались спички.
Академик пришел в восторг. Он качался на стуле, всплескивал руками и
заливался совершенно счастливым хохотом. Вдруг он перестал смеяться, вы-
тер слезы носовым платком и погрозил Завадовскому пальцем.
- Вы опасный человек, любезнейший!..
Вот! Вот оно! Опасный человек!.. Завадовский струхнул еще больше.
Лаборантка с достоинством принялась подбирать с пола спички, но ака-
демик остановил ее.
- После, после! Давайте измеритель динамического усилия. Роберт Пав-
лович, помогите... А вы присядьте, Валентин Борисович.
Завадовский опустился на придвинутый к нему стул, с ужасом наблюдая,
как лаборантка и старший научный сотрудник укрепляют на кубе непонятное
сооружение, состоящее из станины, на которой находилась железная тележка
на колесиках... рельсы... пружины... указатель с делениями, как у весо
в... "Зачем это?" - опасливо подумал кооператор.
- Все по местам! - скомандовал Свиркин, когда сооружение было уста-
новлено. - Видите тележку? - обратился он к Завадовскому. - Двигайте ее
по рельсам к себе! Сосредоточьтесь! Максимум напряжения! Тяните изо всех
сил!.. Да не руками! Мыслью! Мыслью!..
Завадовский зажмурился и, скривившись, как от клюквы, принялся мыс-
ленно тянуть треклятую тележку. Он услышал скрип и открыл глаза. Тележка
рвалась со станины, натягивая железную пружину. Казалось, вот-вот она
сорвется и, как снаряд, улетит в стену. Академик и Тимофеев, подскочив к
указателю, впились глазами в стрелку, которая медленно двигалась к крас-
ной черте. Завадовский жалобно всхлипнул и закрыл лицо руками.
Раздался звонкий удар. Оттянутая пружиной тележка водворилась на
прежнее место, едва не разломав сооружение.
- Двести десять килограммов! - вскричал академик. -Мировой рекорд!
Колоссально! Просто колоссально!
Он подбежал к Завадовскому, отнял его руки от лица и расцеловал коо-
ператора. Не переставая покрикивать: "Мировой рекорд!" - академик, прип-
лясывая, пустился по комнате, радуясь так, будто он сам, а не Завадовс-
кий, установил мировой рекорд.
- Да вы понимаете, что произошло?! - вдруг накинулся он на лаборант-
ку, которая по-прежнему была безучастна.
- Понимаю, Модест Модестович. Не дура, - надменно произнесла Зиночка.
- А-а! - махнул на нее рукой Свиркин. - Силища! Какая силища! -крик-
нул он Тимофееву, возившемуся с кинокамерой.
И тут Валентин Борисович горько заплакал. Рыдания сотрясали его худое
тело. Кооператор согнулся на стуле и уткнулся лицом в ладони, выплакивая
новое свалившееся на него несчастье, ибо понял, что настал конец его
беззаботной пенсионной жизни. Валентин Борисович не догадывался о науч-
ном значении опыта, далеки от него были и физические причины явления, но
