зошла осечка, хотя и на этот раз Зеленцову не в чем было себя упрекать.
Разве что в минутном малодушии, когда Зеленцов, узрев Каменный остров с
высоты птичьего полета, спешно, в одних трусах нацарапал записку, сунул
ее в партбилет и вытолкнул портфель в открытую форточку.
А дело было так. Как признался Зеленцов на допросе у полковника, в
доме 1 11 по улице Кооперации проживала его подруга, некто Инесса Аури-
ня, латышка по происхождению, по специальности же - модельер мужской
верхней одежды. Инесса занимала однокомнатную квартиру 1 250 в четвертом
подъезде и была - могу засвидетельствовать - первой красавицей нашего
кооператива: элегантная блондинка с роскошными волосами, с королевской
осанкой, надменная и недоступная... Демилле однажды попытался заговорить
с нею - она отшила его тут же (Демилле был одет в отечественное) - ну, а
я уж и не пытался, куда нам!
Инесса конструировала верхнюю одежду для Зеленцова и других мужчин с
положением. Не хочу бросать на нее тень, возможно, с другими клиентами
ее связывали не такие тесные отношения, но с Валерием Павловичем было
именно так: вот уже три года, примерно раз в месяц, Зеленцов проводил
выходные дни в нашем доме, в квартире 1 250, пользуясь одним и тем же
испытанным приемом. Он говорил жене, что уезжает в Москву, в командиров-
ку, и исчезал из дому в пятницу вечером, якобы спеша на "Стрелу" и имея
в портфеле командировочные бумаги, пижаму, электробритву и проч. Билет
же загодя брал на воскресный вечер, ибо командировка начиналась с поне-
дельника, как у всех деловых людей. Жене врал про субботнюю коллегию ми-
нистерства, и жена верила, впрочем... кто знает?
Таким образом, Валерий Павлович прибывал на улицу Кооперации в пятни-
цу, в двенадцатом часу ночи, чтобы ровно через двое суток умчаться отсю-
да на такси к Мсковскому вокзалу.
Схема работала безотказно. У Инессы имелся телефон - редкость в нашем
доме. У Демилле телефона не было, у меня тоже; Зеленцов ей его и поста-
вил...
- Сам?!
- Помилуйте, милорд! Добился разрешения.
Но вот сдвинулось что-то в мировом порядке вещей, и Валерий Павлович
обнаружил себя летящим в ночи над нашим прекрасным городом.
Почему он написал такую дурацкую записку и швырнул портфель с партби-
летом в форточку - поди догадайся! Был в легком опьянении от коньяка и
Инессы, в памяти всплыла только что услышанная в программе "Время" исто-
рия с угоном пакистанского самолета... Испугался, одним словом. Подумал,
что летит "туда". А так как "там" Валерию Павловичу делать было реши-
тельно нечего - с тем же партбилетом и документами для служебного
пользования, он это понимал четко - то и выбросил. Хотел было сам вып-
рыгнуть, да Инесса остановила. Впрочем, не хотел. Погорячился.
Инесса ко всему происходящему отнеслась с прибалтийским спокойствием.
Ей все равно было - куда лететь. Даже интересно.
Доставленный утром вслед за своим портфелем в Управление, Зеленцов
поначалу вел себя уверенно. Страх прошел. Понял, что дома, среди своих.
Поняв это, Зеленцов попробовал напугать полковника Коломийцева своими
связями и действительно слегка встревожил. Посему Федор Иванович и спих-
нул Зеленцова майору. От греха подальше...
Майор Рыскаль, обладавший жизненным опытом, сразу понял из протокола
и содержимого портфеля - что за птица Зеленцов. Хотя в протоколе были
зафиксированы только факты (должность, командировка в Москву, Инесса Ау-
риня), Игорь Сергеевич восстановил жизненный путь и моральный облик неп-
рописанного летуна с большой точностью. Он много видел таких. Даже внеш-
ность нарисовалась в воображении майора с такой отчетливостью, что он не
в силах был сдержать удовлетворенную улыбку, когда Зеленцова ввели в ка-
бинет. Угадал!
Эта улыбка совершенно неправильно была истолкована Зеленцовым. Он то-
же улыбнулся, несколько покровительственно: "Сейчас будут извиняться.
Работнички!" - и сел на предложенный ему стул напротив Игоря Сергеевича.
- Что же мне с вами делать, гражданин Зеленцов? - в задумчивости,
будто обращаясь к себе, сказал майор.
- Со мной ничего не нужно делать, - пожал плечами Зеленцов. - Наде-
юсь, моя личная жизнь находится вне вашей компетенции?
- Так-то оно так... - простовато отвечал Рыскаль, хотя внутри у него
клокотала злость. - Но бумажки-то потеряли. Служебные документы, партби-
лет... Разве не так?
- Но вот же они! - раздражаясь, указал на портфель Зеленцов.
- Ну, это, положим, не ваша заслуга...
Чем сильнее злость и бешенство овладевали майором, тем тише и ласко-
вей становился его голос. Майор хорошо знал эту породу счастливчиков и
демагогов; они не раз перебегали ему путь, глумились, попирали все нор-
мы. Но более всего Рыскалю ненавистен был повод, благодаря которому Зе-
ленцов оказался здесь, а именно - распутство. Да-да, милорд, распутство!
Майор называл вещи своими именами.
Рыскаль по натуре был ригористом и пуританином, человеком исключи-
тельных, теперь уже старомодных, моральных качеств. Он убежденно считал
людей распущенных подлецами, способными, предавши семью, предать и Роди-
ну.
Если бы Зеленцову посчастливилось столкнуться с более широким и пок-
ладистым человеком, его дальнейшая судьба сложилась бы иначе. Но тут,
как говорится, нашла коса на камень.
Зеленцов нюхом почуял, что не все так просто в этом простоватом майо-
ре. Ему бы сбавить тон, но Валерий Павлович, принимая во внимание невы-
сокий чин Рыскаля, решил надавить.
- А скажите, - произнес он небрежно, - Глеб Алексеевич знает, что я
здесь? Ему доложили?
Милорд, фамилию Глеба Алексеевича называть не было нужды - ее знают
все в нашем городе. Возможно, Глеб Алексеевич не один в Ленинграде, даже
наверное это так, но те - просто Глебы Алексеевичи, а этот...
Естественно, Глебу Алексеевичу доложили о ночном перелете кооператив-
ного дома. Среди подробностей, в частности, указали на портфель Зеленцо-
ва и на причину пребывания Валерия Павловича в летающем доме. Конечно,
докладывал об этом не полковник Коломийцев, а генерал. Глеб Алексеевич
отреагировал на сообщение о Зеленцове кратко и энергично: "Вот прохвост!
" - Зеленцова он знал, поскольку тот представительствовал во время посе-
щений Глебом Алексеевичем НПО, где работал непрописанный летун.
Такая оценка уже вполне способна погубить карьеру, но в данном случае
важнее была твердость майора, не знавшего ничего о словах Глеба Алексее-
вича, ибо она покоилась не на эмоциях, а на незыблемой принципиальной
основе.
- Сегодня суббота. У Глеба Алексеевича, как у всех советских людей,
выходной день, - сказал майор.
- Шутите! - Зеленцов деланно рассмеялся.
- Значит, так, гражданин Зеленцов, - устало сказал майор. - О вашем
аморальном поступке, потере служебных документов и партийного билета, я
сообщу директору вашего предприятия, в партком и профсоюзную организа-
цию. И вашей жене, само собою...
- Не имеете права... У меня командировка... министерство... - залепе-
тал Зеленцов, потеряв лицо. Для него это было как обухом по голове. Вот
уж не ожидал Валерий Павлович, что встретит здесь такого храбреца! Через
секунду он взял себя в руки, сухо проговорил:
- Как знаете, майор. Но вы поплатитесь, учтите. А сейчас я требую
возвратить мои вещи и освободить.
- Пожалуйста, - Рыскаль вынул из портфеля папку с документами, порт-
фель придвинул по столу к Зеленцову.
- А документы?
- Документы я передам по назначению.
Рыскаль вызвал старшину и велел проводить гражданина Зеленцова до вы-
хода. Зеленцов вышел, не прощаясь, вполне уверенный в гибельной ошибке
майора. В голове уже мерещились формы мщения, мелькали фамилии должност-
ных лиц, способных осуществить кару... Не знал Валерий Павлович о том,
что он -уже не подающий надежды руководитель, а прохвост, и об этом
кое-кому известно.
Едва дверь за Зеленцовым закрылась, как зазвонил телефон. Майор под-
нял трубку и узнал от дежурного, что дозваниваются из девятнадцатого от-
деления милиции. Некто Демилле Евгений Викторович явился туда и утверж-
дает, что проживал в улетевшем доме. Майор придвинул к себе список, не
отнимая трубки от уха. Бешенство еще бурлило в нем.
Ага, вот и Демилле... Незарегистрированный бегун, вот оно как! Тут
непрописанный летун, там незарегистрированный бегун, мать их ети! А все
распутство проклятое! Почему от жены сбежал? Зачем теперь хочет вер-
нуться? Ну нет! Майор решительно пригладил ладонью свое "воронье крыло"
- жест этот в Управлении знали. Он означал неколебимую твердость.
- Передайте этому Демилле, чтобы катился колбаской! - прокричал он в
трубку. - Не проживает он в доме, жена показала. Никаких сведений о
семье не сообщать!
Вот так - отчасти благодаря Зеленцову - решилась судьба Евгения Вик-
торовича. Слова майора покатились по служебным каналам и достигли неза-
регистрированного бегуна в несколько смягченном виде, но с неизменной
сутью.
...Я не буду описывать дальнейшую деятельность майора в субботу; ска-
жу только, что он вернулся домой в первом часу ночи, чрезвычайно уста-
лый, но удовлетворенный работой. Сделано было много, еще больше предсто-
яло сделать. Он уже мысленно сроднился с домом и, ложась в ту же ночь
рядом с женою Клавой, рассказал ей всю правду (он всегда рассказывал ей
правду о служебных делах, знал - Клава не подведет). Добавил, что жить
им, вероятно, придется в доме на Безымянной.
Клава вздохнула, но лишь теснее прижалась к Игорю Сергеевичу. Майор
знал, что так оно и будет - с войны были вместе.
- А знаешь, - произнес он мечтательно, - там ведь такое можно устро-
ить! Они сейчас, как стадо овец, - потерянные, жалкие людишки. Им поря-
док нужен, уверенность, спокойствие... Мне большая власть дана, Клава, я
должен оправдать.
Засыпая рядом с верной Клавой, майор воображал картины счастливой
жизни в кооперативе, чистоту нравов, добро и порядок. По правде сказать,
все об этом истосковались. Неужто нельзя хоть в одном месте...
Майор заснул, исполненный надежды и решимости, а мне что-то не спит-
ся, и мерещится мне наше государство в виде причудливого многоквартирно-
го дома, в котором царят чистота и порядок. Странна его архитектура:
торчат островерхие башенки, где живут поэты; башенки эти сделаны отнюдь
не из слоновой кости, а из хрусталя - поэты на виду днем и ночью. В мно-
гоэтажных колоннах, подпирающих крышу, я вижу ряды освещенных окон - там
живут рабочие и колхозники, а между колоннами на страшной высоте летают
самолеты Аэрофлота. С покатой крыши, где устроились министры, академики
и депутаты Верховного Совета, то и дело стартуют в космос ракеты; до
космоса же - рукою подать, потому что здание наше выше всех мировых гор
и пиков.
Соты интеллигенции выполняют роль фриза, на котором вылеплены ба-
рельефы, символизирующие союз искусств и наук; музы пляшут, свободно
взмахивая руками, а на карнизе сидят ангелы и болтают в воздухе босыми
пятками.
Под крышей крепкой власти, подпираемой могучими колоннами трудяшихся,
лежит наша страна - от Калининграда до Камчатки - и просторам природы
вольно дышится под охраной человека. А посреди страны, где-то в районе
Урала, стоит гранитный монумент Коммунизма, на котором высечено: "Мир,
Труд, Свобода, Равенство, Братство и Счастье всем народам!"
Мечтания и видения, милорд. Видения и мечтания...
Вокруг монумента, разбросанные на склонах гор, лежат покрытые мхом
плиты. Это могилы тех человеческих качеств и пороков, которых уже нет в
нашем доме. На них написано: "Ложь", "Лицемерие", "Глупость", "Хамство",
"Себялюбие", "Подлость", "Трусость"... - великое множество плит; по ним,
перескакивая с одной на другую, толпы туристов добираются к монументу.
Далекий, затерянный где-то в просторах, монумент Коммунизма манит
