-- Каких деньгах?
-- Которые вы заплатите мне без суда за злоупотребление
наркотиками и так далее.
-- Не смешите меня.
-- А кто смешит? Я согласен на тысячу долларов наличными, но
только сразу, сейчас.
-- Я не намерен даже обсуждать это.
-- Скорей соображайте -- выигрывать или проигрывать: подумайте о
том, как назовут эту контору, если я организую вам рекламу перед
судом. А я непременно обращусь в медицинское общество, в
газеты...
-- Это шантаж, и я ...
-- Заплатите сейчас или после решения суда -- мне все равно. Но
сейчас обойдется значительно дешевле.
Если он согласится, я буду твердо знать, что догадки мои были
верны, а вся история -- достаточно грязна.
Он долго смотрел на меня.
-- У меня нет при себе тысячи,-- сказал он наконец.
-- Назовите цифру, удовлетворяющую всех,-- предложил я.
После еще одной паузы он выдавил:
-- Это вымогательство.
-- Нет, это "гони монету, дурашка". Валяйте. Сколько?
-- В моем сейфе есть долларов пятьсот.
-- Доставайте.
Перекопав маленький стенной сейф, он сообщил, что есть всего
четыреста тридцать долларов, а поскольку мне не хотелось
оставлять отпечатки пальцев, пришлось поверить ему на слово. Я
забрал купюры и сунул их в боковой карман.
-- Где тут ближайшая траснспортная компания?
Он назвал место, и я проверил по телефонному справочнику,
который сообщил, что я нахожусь на севере штата.
Я заставил его набрать номер и вызвать такси, поскольку не
знал названия клиники и не хотел показывать, в каком сосотоянии
моя память. Все-таки одна из повязок, которые я так
тщательно удалил, была вокруг моей головы.
Когда он вызывал мне машину, я услышал название клиники:
-- Частная больница в Гринвуде.
Я затушил сигарету, вытащил из пачки следующую и снял со своих
ног примерно двести фунтов груза, сев в удобное коричневое
кресло рядом с книжным шкафом.
-- Подождем здесь, а затем вы проводите меня к выходу,-- сказал
я.
Больше я не услышал от него ни слова.
2
Было часов восемь утра, когда шофер такси высадил меня в
ближайшем городе на каком-то углу. Я расплатился и минут
двадцать прогуливался. Затем зашел в закусочную, устроился за
столиком и заказал сок, пару яиц, тост, бекон и три чашки кофе.
Бекон был жирноват.
Примерно с час пронаслаждавшись завтраком, я еще погулял, нашел
магазин одежды и подождал до девяти тридцати -- времени
открытия.
Я купил себе пару брюк, три рубашки спортивного покроя, пояс,
нижнее белье и подходящие ботинки. Я также выбрал себе носовой
платок, бумажник и расческу.
Затем я разыскал Грейнхаундскую автобусную станцию и сел в
автобус до Нью-Йорка. Никто не пытался меня остановить.
Похоже, никто меня и не разыскивал.
Сидя у окна, глядя на деревенский пейзаж в осенних тонах,
освеженный живыми ветерками с яркого, холодного неба, я
попытался упорядочить все, что знал о себе и о том, что со
мной произошло.
Я, Карл Кори, был помещен в Гринвуд моей сестрой Эвелин
Флаумель. Это произошло примерно две недели назад после
автомобильной катастрофы, в результате которой я получил
переломы ног -- хотя этого я и не чувствовал. Я не помнил
никакой сестры Эвелин. Вероятно, персонал Гринвуда получил
указание держать меня в постели беспомощным, но когда я
освободился и пригрозил, испугался последствий. Ну, что ж.
Значит, кто-то меня боится. А значит, я буду вести себя
соответственно.
Я попытался вспомнить, как произошла авария, и додумался до
того, что у меня разболелась голова. Но все-таки авария не могла
быть несчастным случаем.
Я был в этом убежден, хотя и не знал, почему. Я выясню и это,
и тогда кое-кто заплатит. Очень, очень много заплатит.
Ненависть, могучая ненависть горячей волной ударила меня в
грудь. Кто бы ни пытался сломать или использовать меня, сделал
это себе на беду, и теперь, кто бы он ни был, он не будет
обижен моим вниманием. Я ощутил сильное желание
убить, уничтожить этого мерзавца, и вдруг понял, что эти
ощущения не новы и что в прошлой жизни именно так я и
поступал. И не раз.
Я уставился в окно, глядя, как падают мертвые листья.
Добравшись до Большого Города, я, во-первых, зашел в
парикмахерскую побриться и подстричься, а во-вторых, отправился
в туалетную комнату и надел свежую рубашку -- терпеть не могу,
когда срезанные волосы щекочут шею. Автоматический пистолет
калибра 0.32, принадлежавший неизвестному типу из
Гринвуда, лежал в правом кармане куртки. Предполагаю, что если
Гринвуд или моя сестра захотели бы вдруг разыскать меня, то
незаконное ношение оружия вряд ли пошло бы мне на пользу. Но я
решил, что так спокойнее. Сначала меня надо найти, а потом...
Главное, я хотел понять причину всех событий. Я быстро
перекусил в ближайшем кафе, потом целый час ездил в метро и на
автобусах, соскакивая на самых неожиданных станциях, затем
взял такси и назвал адрес Эвелин в Уэстчестере -- адрес моей
сестры и желанного источника воспоминаний. Прежде, чем мы
приехали, я обдумал тактику дальнейших действий.
И когда в ответ на мой стук, после получасового ожидания,
старинная большая калитка отворилась, я уже знал, что буду
говорить. Я все тщательно обдумал, пока шел к дому по длинной
извилистой аллее, выложенной белым гравием, мимо дубов и
ярких кленов -- ветер холодил мою подстриженную шею под
поднятым воротником куртки, под ногами хрустели листья.
Запах тоника от моих волос смешивался с густым запахом плюща,
обвивавшего стены старого каменного здания. Все было
незнакомо, и вряд ли я когда-либо был здесь раньше.
Я постучал, и мне ответило эхо.
Затем я засунул руки в карманы и стал ждать.
Когда дверь отворилась, я улыбнулся и кивнул плоскогрудой
служанке с россыпью родинок на лице.
-- Да?-- сказала она с пуэрториканским акцентом.
-- Я хочу видеть миссис Эвелин Флаумель.
-- Как прикажете доложить?
-- Ее брат Карл.
-- О, входите, пожалуйста,-- сказала она мне.
Я вошел в прихожую. Пол был выложен мозаикой из крохотных
бирюзовых и лососевых кафельных плиток. Стены красного дерева,
заросли больших зеленых лопухов, оккупировавших кадки на левой
половине комнаты. Сверху проливал желтый свет куб из стекла и
эмали.
Девушка удалилась, и я стал осматриваться, пытаясь разглядеть
хоть что-нибудь знакомое.
Ничего.
Тогда я стал просто ждать.
Наконец служанка вернулась, улыбнулась, кивнула и молвила:
-- Пожалуйста, идите за мной. Она примет вас в библиотеке.
Я пошел следом: три лестничных пролета вверх, затем по
коридору мимо двух закрытых дверей. Третья дверь слева была
открыта, и служанка жестом пригласила войти. Я вошел и
остановился на пороге.
Как и в любой библиотеке, здесь были бесконечные этажи книг.
Еще здесь были три картины -- два лесных пейзажа и один
морской. Пол был застлан тяжелым зеленым ковром. Рядом с
громадным столом стоял такой же громадный глобус, с лица
которого на меня смотрела Африка. Позади стола и глобуса во
всю стену распростерлось окно со стеклом толщиной не меньше
восьми сантиметров. Но не это стало причиной моего
замешательства.
На женщине, сидевшей за столом, было платье цвета морской
волны с глубоким вырезом спереди и широким воротником, у нее
были длинные волосы в локонах, по цвету напоминавшие нечто
среднее между закатными облаками и пламенем свечи в темной
комнате, -- не крашенные, я откуда-то знал это, -- а ее глаза за
большими очками, в которых она, по-моему, не нуждалась, -- я это
тоже знал, -- светились такой же голубизной, как озеро Эри в три
часа пополудни ясным летним днем, а цвет ее сжатых губ
гармонировал с волосами. Но и это не стало причиной моего
замешательства.
Я знал ее, откуда-то знал, хотя и не мог сказать, откуда.
Я двинулся вперед, надев на себя улыбку.
-- Привет,-- сказал я.
-- Садись,-- она указала на кресло с высокой спинкой и
большими подлокотниками, оно было оранжевым и удобным -- как раз
для меня.
Я сел, и она пристально взглянула на меня.
-- Я рада видеть тебя снова на ногах.
-- Я тоже. Как поживаешь?
-- Спасибо, хорошо. Должна признаться, что я не ожидала увидеть
тебя здесь.
-- Знаю,-- приврал я,-- но я здесь, чтобы поблагодарить тебя
за заботу и ласку.
Я позволил прозвучать легкой ноте иронии, чтобы посмотреть на
ее реакцию.
В это время в комнату вошла гигантская собака -- ирландский
волкодав -- и свернулась в клубок возле стола. Вторая пришла
следом, но перед тем как лечь, дважды обошла глобус.
-- Вот именно,-- ответила она, возвращая иронию,-- это самое
малое, что я могла для тебя сделать. В следующий раз будь
осторожнее за рулем.
-- Обещаю тебе, что буду принимать все меры предосторожности.
Я не знал, в какие игры мы играем, но так как и она не знала,
что я этого не знаю, я решил выудить из нее все, что удастся.
-- Я подумал, что тебе будет небезынтересно, в каком я сейчас
состоянии, вот я и пришел.
-- Я была... я...-- ответила она.-- Ты что-нибудь ел?
-- Завтракал часа два тому назад.
Она позвонила служанке и приказала накрыть на стол. Затем:
-- Я так и думала, что ты сам выберешься из Гринвуда, когда
придешь в себя. Правда, я не ожидала, что это будет так скоро
и что ты явишься сюда.
-- Знаю,-- ответил я.-- Потому-то я и пришел.
Она предложила мне сигарету, я взял, дал прикурить ей, затем
закурил сам.
-- Ты всегда вел себя неожиданно,-- сказала она после
несколько затянувшейся паузы.-- Правда, в прошлом тебе это
помогало, но не думаю, что ты что-нибудь отыграешь сейчас.
-- Что ты хочешь этим сказать?-- спросил я.
-- Ставка слишком высока для блефа, а мне кажется, что ты
именно блефуешь, явившись ко мне вот так, запросто. Я всегда
восхищалась твоей смелостью, Кэвин, но не будь дураком. Ты
знаешь счет в игре.
КЭВИН? Запишем это после "Кори".
-- А может, не знаю,-- ответил я.-- Ведь какое-то время я
спал, разве не помнишь?
-- Ты хочешь сказать, что ни с кем не связывался?
-- Как проснулся, не представилось случая.
Она наклонила голову на сторону, и ее удивительные глаза
сузились.
-- Опрометчиво,-- сказала она,-- но возможно. Просто
возможно. Ты мог попробовать. Ты мог. Я притворюсь, что ты так и
сделал. В таком случае, ты поступил остроумно и неопасно. Дай
мне подумать об этом.
Я затянулся сигаретой, надеясь, что она скажет еще что-нибудь.
Но она молчала, и я решил ухватить то, что показалось выгодным
в этой игре, которую я не понимал, с игроками, которых я не
знал, и ради ставок, о которых я не имел никакого понятия.
-- Одно то, что я пришел сюда, уже говорит кое о чем,--
сказал я.
-- Да, знаю. Но ты слишком хитроумен, поэтому говорить это
может слишком о многом. Подождем и увидим.
Подождем чего? Увидим что? Галлюцинацию?
К этому времени нам принесли бифштексы и кувшин пива, так что
на некоторое время я был избавлен от необходимости делать
загадочные замечания и тонко намекать на то, о чем не имел ни
малейшего понятия. Бифштекс был прекрасен -- розовый внутри,
сочный, и я аппетитно захрустел поджаренным хлебом, запивая
всю эту роскошь большим количеством пива. Она засмеялась,
глядя, с какой жадностью я поглощаю пищу, нарезая свой
бифштекс маленькими ломтиками.
-- Я люблю рвение, с которым ты набрасываешься на жизнь,
Кэвин. И это одна из причин, почему мне не нравится смотреть,
как ты рвешь с ней знакомство.
-- Мне тоже,-- пробормотал я.
И пока я ел, я увидел ее. Я увидел ее в одеянии с большим
вырезом на груди, в платье с пышной юбкой, зеленом -- как
может зеленеть только море. Звенела музыка, все танцевали,
позади нас слышались голоса. Я носил черное с серебряным,
и... Видение исчезло, оно было настоящей частью моих
воспоминаний, и я искренне выругался: как мне не хватает их.
Что говорила она, в своем зеленом, мне, в моем черном и
серебряном, той ночью среди музыки, танцев и голосов?
Я налил из кувшина еще пива и решил испробовать свое видение
на Эвелин.
-- Я вспомнил ночь,-- сказал я,-- ты была в зеленом, а я одет
в свои цвета. Как тогда все казалось прекрасным, и музыка...
