надеюсь.
Он сжал мне руку. Я взглянул на мантикору, на собак, сидевших вокруг
нее.
- Спасибо, Джулиан. Я... Ты трудный для понимания человек.
- Вовсе нет. Я думаю, что Корвин, которого я ненавидел, умер много ве-
ков назад. Скачи быстрей, старик! Если Бранд покажется здесь, я прибью его
шкуру к дереву!
Он отдал приказ собакам, и когда я сел на коня, они набросились на ту-
шу мантикоры, лакая ее кровь и отрывая огромные куски и полосы мяса. Когда
я проехал мимо этого странного, массивного, человекообразного лица, то
увидел, что глаза ее были еще открыты, хотя и остеклкневшие. Они были го-
лубыми и смерть не лишила их определенной сверхестественной невинности.
Либо это, либо такое выражение в них было последним даром смерти - бесс-
мысленный способ иронизировать, если это так.
Я направил Барабана обратно на тропу и начал свой путь по Отражениям...
Г Л А В А 10.
Я еду по тропе тихим шагом, тучи заволакивают небо, и Барабан тихо
ржет, то ли вспоминая, то ли предчувствуя.
Поворот налево и вверх по холму. Земля коричневая, желтая и вновь ко-
ричневая. Деревья приземистые, растущие поодаль друг от друга. Между ними
колышется на прохладе и поднимающемся ветерке трава.
Беглый огонь в небе. Гром стряхивает капли дождя.
Теперь круто и каменисто. Ветер дергает меня за плащ.
Вверх, туда, где скалы с прожилками серебра и деревья тянутся в один
ряд. Трава, зеленые огни замирают на дожде.
Вверх, к скалистым, сверкающим, смытым дождем вершинам, где облака но-
сятся и клубятся, словно река при половодье в горном ущелье. Дождь.
Ветер прочищает горло, готовясь запеть. Мы поднимаемся, и вот в поле
зрения появляется гребень, словно голова пораженного быка, с рогами, охра-
няющими тропу.
Молнии извиваются вокруг рогов и пляшут между ними.
Запах озона, когда мы достигли этого места и проносимся через него,
достигает моих ноздрей. Дождь вдруг отгорожен, а ветер направляется в об-
ход.
Появляемся на противоположной стороне. Дождя нет, воздух неподвижен,
небо разглаженное и затемненное до надлежащей, наполненной звездами черно-
ты. Метеоры взрываются, сгорая и выжигая шрамы остаточного изображения.
Луны, брошенные, словно пригоршни монет. Три ярких гривенника, тусклый
четвертак, пара грошей и один из них в пятнах и царапинах.
Затем вниз, по этой длинной, извилистой дороге. Копыта четко и метал-
лически цокают в ночном воздухе. Где-то кошкоподобный кашель. Темный силу-
эт пересекает меньшую луну, неровный и быстрый.
Вниз. Земля опускается по обеим сторонам. Внизу тьма.
Двигаемся по вершине бесконечной высоты, высеченной в стене, по доро-
ге, самой по себе яркой от лунного света, тропа извивается, складывается,
сгибается, становится прозрачной.
Вскоре она плывет, газовая, волокнистая, звезды внизу также, как и на-
верху.
Звезды внизу по обеим сторонам.
Никакой земли нет. Есть только ночь и тонкая, прозрачная тропа, по ко-
торой я должен попытаться проехать, чтобы узнать, каково это на деле, для
какого-то употребления в будущем.
Теперь царит абсолютная тишина и иллюзия медлительности, связанная с
каждым движением.
Тропа резко пропадает, и мы движемся, словно плывя под водой на какой-
то огромной глубине, а звезды - яркие рыбки. Вот эта свобода, эта мощь
скачки через Отражения вызывают подъем, похожий и все же непохожий на упо-
ение, охватывающее иногда в бою, хорошо усвоенную смелость рмскованного
подвига, прилив правильности, следующий за нахождением надлежащего слова
для поэмы. Все это такое и сама перспектива скакать из ниоткуда в никуда,
через и среди минералов и огней бесконечности, свободной от земли, воздуха
и воды.
Мы догнали большой метеор, мы касаемся его массы, несемся по его изры-
той поверхности вниз, вокруг, а затем снова вверх. Он вытягивается в боль-
шую равнину, она светлеет, затем желтеет...
Это песок, песок теперь под нашим путем.
Звезды тают, когда темнота растворяется в утреннем восходе.
Впереди полосы тени, среди них пустыннве деревья.
Мы скачем в темноте, проламываемся.
Яркие птицы вырываются вперед, жалуются.
Вот мы среди густеющего леса. Темней земля, гораздо уже путь. Кроны
пальм съеживаются до размеров кулака, кора темнеет.
Поворот направо, путь расширяется. Копыта Барабана высекают искры из
булыжной мостовой. Переулок увеличивается, становится обсаженной деревьями
улицей. Мелькает крошечный ряд домов. Яркие ставни, мраморные лестницы,
разрисованные ширмы, установленные за вымощенными плитами тротуаров. Про-
езжает лошадь, запряженная в телегу, нагруженную овощами. Пешеходы-люди
поворачиваются и оглядываются на нас.
Легкое гудение голосов.
Дальше проезжаем под мостом, едем вдоль ручья, пока он не расширяется
в реку, бурлящую до моря.
Глухо стучим копытами по берегу, под лимонным небом несутся голубые
облака.
Соль, водоросли, ракушки, гладкая анатомия плавника. Белые брызги с
моря, цвета извести.
Мчимся туда, где линия воды кончается у террасы. Поднимаемся. Каждая
ступенька крошится и рушится вниз, теряя свою неповторимость, соединяясь с
гулом прибоя.
Вверх, к плоской, заросшей деревьями равнине, к золотому городу, мер-
цающему, словно мираж, на конце ее.
Город растет, темнеет под летним зонтиком, его серые башни вытягивают-
ся ввысь, стекло и металл сверкают сквозь мрак.
Башни начинают качаться.
Город беззвучно обваливается в себя, когда мы проезжаем.
Башни опрокидываются. Клубится и поднимается пыль, окрашенная розовым
с какой-то нежной подсветкой. Плывет тихий звук, словно от снятия нагара
от свечи.
Пылевая буря, быстро спадающая, уступающая место туману. Короткие ав-
томобильные гудки доносятся сквозь него.
Дрейф, короткий подъем, разрыв в серо-белом, жемчужно-белом, смещение.
Следы наших копыт на обочине грунтовых дорог.
Справа бесконечные ряды неподвижных машин.
Снова наплывает жемчужно-белое, серо-белое.
Взвизги и завывания непонятно откуда.
Беспорядочные вспышки света.
Еще раз подъем. Туман снижается и испаряется.
Трава. Небо теперь ясное и нежно-голубое.
Солнце несется к закату. Птицы. Корова жует в поле, пялясь на нас.
Перепрыгиваем через деревянный забор и скачем по сельской дороге. Вне-
запный холодок за холмом. Травы сухие и снег на земле. Ферма с жестяной
крышей на пригорке, струйка дыма над ней.
Дальше холмы вырастают, солнце закатывается, за ним тащится темнота.
Россыпь звезд. Вот дом, стоящий далеко позади, вот еще один, длинный про-
езд к нему мелькает среди деревьев. Фары...
Прочь на обочину дороги. Притянем дождб и дадим ему пройти.
Я вытер лоб, отряхнул рубашку и рукава, потрепал по шее Барабана.
Ехавшая навстречу машина притормозила, приблизившись ко мне. Я увидел
смотревшего на нас, разинув рот, водителя. Я чуть тряхнул поводьями, и Ба-
рабан продолжил путь. Автомобиль остановился и шофер что-то крикнул мне
вслед, но я продолжал свой путь. Спустя несколько минут я услышал, как он
отъезжает.
После этого какое-то время постоянно была сельская местность. Я путе-
шествовал легким шагом, проезжая мимо знакомых ориентиров, вспоминая дру-
гие путешествия сюда.
Несколько миль спустя я выехал на другую дорогу, пошире и получше. Там
я повернул, оставаясь на обочине справа. Температура продолжала падать, но
холодный воздух имел хороший чистый привкус. Долька луны сияла над холмами
слева от меня. Над головой проплывало несколько мелких облачков, окрашива-
емых четвертью луны мягким, пыльным светом. Был очень слабый ветер, слу-
чайное шевеление ветвей, и ничего больше.
Через некоторое время я выехал к серии рытвин на дороге, говоривших
мне, что я почти у цели.
Изгиб и еще пара рытвин. Я увидел валун рядом с подъездной дорогой и
прочел на нем свой адрес.
Тут я поднял взгляд на холм и натянул поводья. На подъездной дороге
стоял фургон и в доме горел свет. Я свел Барабана с дороги и направил че-
рез поле в рощу.
Я привязал его за елью, погладил по шее и сказал ему, что скоро вер-
нусь.
Я возвратился на дорогу. Машин не было видно. Я перешел ее и пошел по
противоположной стороне, проходя позади фургона.
Единственный свет в домк горел в гостиной, справа. Я обошел кругом с
левой стороны дома к заднему двору.
Я остановился, добравшись до патио, оглядываясь по сторонам. Что-то
тут было не так.
Задний двор изменился. Пара пришедших в негодность плетеных стульев,
которые были приставлены к обветшавшим цыплячьим клеткам, которые я так и
никогда не потрудился убрать, исчезли. Так же, как, если ууж на то пошло,
и цыплячьи клетки. Они присутствовали, когда я в последний раз проходил
этой дорогой.
Все мертвые ветви деревьев, прежде разбросанные кругом, равно как и
гниющая масса их, наваленная мной давным-давно, чтобы нарубить дров, тоже
исчезли.
Пропала куча компоста.
Я двинулся к месту, где она была.
Все, что там осталось, это неровный клок голой земли, приблизительно
той же формы, что и сама куча.
Но, настраиваясь на Камень, я открыл, что могу заставить себя почувс-
твовать его присутствие. Я на миг закрыл глаза и попытался так и сделать.
Ничего не получилось.
Я вновь посмотрел вокруг, внимательно ища, но не было видно никакого
указующего отблеска.
Не то, чтобы я действительно ожидал что-нибудь увидеть, какое там, ес-
ли я не смог почувствовать его в такой близи!
В освещенной комнате не было никаких занавесок. Изучая теперь дом, я
увидел, что ни в одном окне не было занавесок, штор, жалюзей или ставней.
Следовательно...
Я обошел дом с другого конца.
Приблизившись к первому освещенному окну, я быстро заглянул в него.
Большую часть пола покрывали замызганные тряпки. Человек в кепи и спе-
цовке красил противоположную стену.
Конечно!
Я попросил Билла продать дом. Я подписал необходимые документы, пока
был пациентом в местной клинике, когда меня спроецировало обратно в мой
старый дом - вероятно, каким-то действием Камня - во время покушения на
меня в Амбере.
Это случилось несколько недель назад по местному времени, используя
коэффициент замедления Амбера к Отражению Земля, приблизительно, два на
полтора, и делая допуск на пребывание у Двора Хаоса, стоившего мне восьми
дней в Амбере.
Билл, конечно, выполнил моб просьбу. Но дом был в плохом состоянии,
учитывая, что он был заброшен на много лет и разграблен. Ему потребовалось
несколько оконных рам, кое-какая работа на крыше, новые водосточные трубы,
покрасить, надраить, отполировать, и требовалось выволочь много мусора,
как снаружи, так и изнутри.
Я повернул прочь и пошел по склону к дороге, вспоминая, как проделал
этот путь раньше, в полубреду, на четвереньках, с текущей из бока кровью.
Та ночь была немного холодней, а снег был и на земле и в воздухе.
Я прошел неподалеку от места, где я сидел, пытаясь остановить машину.
Воспоминания были слегка нечеткими, но я все еще помнил тех, кто прое-
хал мимо.
Я перешел через дорогу и прошел через поле к роще. Отвязав Барабана, я
уселся в седло.
- Мы еще немного проедем вперед, - сообщил я ему, - на этот раз не
слишком далеко.
Мы направились обратно к дороге и поехали по ней, продолжая ехать
дальше после того, как миновали мой дом. Если бы я не предоставил Биллу
действовать и продать мой дом, куча компоста по-прежнему была бы там. Ка-
мень по-прежнему был бы в ней. Я мог бы уже возвращаться в Амбер с красным
Камнем на шее, готовый попробовать то, что надо было делать. Теперь я дол-
жен был отправляться искать его, когда у меня возникло чувство, что время
снова поджимает меня. По кпайней мере, здесь у меня была благоприятная
