убраться! Раз!
Смятение возросло. Атаман свирепо оглянулся, едва сдерживая лошадь.
- Два, - спокойно отсчитывал незнакомец.
Атаман не верил, что безоружный человек может вступить с ним в
единоборство. Явного оружия у пришельца не было - значит, было тайное.
Иначе откуда эта холодная сила?
- Два с половиной, - объявил странный человек.
Смятение переросло в панику. Разбойникам казалось, что в глазах
незнакомца зловеще пляшет пламя.
- Три! - прозвучало, как удар хлыста. И пламя это вспыхнуло у
страшного человека на ладони. Он выхватил из кармана яркую, как солнце,
шаровую молнию и угрожающе вскинул над головой.
И атаман отступил. Он любил легкую добычу и боялся колдовства;
вбросив саблю в ножны, он повернул лошадь и поспешил прочь. За ним
ринулись остальные.
Человек на дороге смотрел им вслед. Глаза его погасли, лицо заливал
пот. Из поселка бежали люди; ветер доносил их восторженные крики.
Руал Ильмарранен посмотрел, не мигая, на солнце, и опустился на
дорогу. Выпал из мокрой руки стеклянный шарик - подарок мальчика Финди.
Выпал и утонул в пыли.
...Далеко-далеко отсюда черноволосая женщина не сводила глаз с
капелек крови на белой салфетке.
Капли вспыхивали и гасли, как угли в прогоревшем костре.
Карета грузно подпрыгивала на колдобинах. Для дальних странствий это
был слишком роскошный экипаж. Оббитый внутри шелком и бархатом, он был
щедро позолочен снаружи, и позолота эта наверняка блестела за версту.
Ларту зачем-то нужна была именно такая карета - массивная и золотая,
и именно шестерка вороных сытых лошадей - никак не меньше.
В карете восседал я, разодетый в пух и прах. Мой черный бархатный
костюм был отделан серебряной парчой - ничего подобного мне сроду не
приходилось надевать. Рядом на сиденьи лежала шляпа с ворохом перьев и
шпага в дорогих ножнах.
Ларт же в некоем подобии ливреи сидел на козлах и правил лошадьми.
Мне строго-настрого запрещалось звать его хозяином или упоминать по имени.
Отныне странствующим магом был я, а он - моим слугой.
Таким порядком мы тронулись в путь спустя день после памятного визита
Орвина-Прорицателя.
Чудесная метаморфоза нравилась мне целую неделю. Потом я почувствовал
непереносимую скуку.
Ларт становился самим болтливым слугой в мире, едва нам стоило
заехать на постоялый двор или встретить попутчиков. Однажды он в течение
часа любезничал с хорошенькой крестьянкой, которую взялся подвезти на
козлах. Я сидел в карете, слушал их милую болтовню и кусал локти. Они
успели переговорить обо всех цветочках, губках и глазках, вспомнить всех
ее дружков и подружек и между делом выяснить, что волшебников, наверное,
не бывает - все это сказки. Когда он высадил ее и помахал вслед, я
высунулся из кареты по пояс и мрачно осведомился, какие, собственно,
преимущества дает нам эта игра с переодеванием. Ларт задумчиво велел мне
заткнуться и потом всю дорогу мертво молчал.
На постоялых дворах нас ожидало одно и то же: я водворялся в лучшую
комнату, где и сидел безвыходно, окруженный всеобщим любопытством и
опаской, а Ларт, как мощный насос, выкачивал из хозяина, слуг и
постояльцев все новости, слухи и сплетни, взамен щедро одаряя их
россказнями о своем премноговолшебном хозяине. Весть о нашем путешествии
расходилась, как круги по воде, будоража округу и рождая во мне неясное
беспокойство.
...Карета подпрыгнула так, что я стукнулся головой о потолок. Ларт
нахлестывал лошадей, желая пораньше добраться до очередной гостиницы. Мы
ехали полем, кругом не было ни души. Я смертельно устал от дорожной
тряски, пыли и духоты, но мысль о постоялом дворе была мне противна.
- Хозяин! - крикнул я высунувшись в окно. - Хозяин!
Он придержал лошадей, а я, рискуя попасть под колеса, перебрался к
нему на козлы. Он молча подвинулся.
- Мы что же, ищем Третью силу? - спросил я нахально.
Он уже открыл рот, чтобы сдернуть меня - и вместо этого сильно ударил
по лошадям.
- Дыхание среди нас... - пробормотал он сквозь зубы. - Клянусь
канарейкой... "Ее дыхание гуляет среди нас".
Руал ушел затемно, тайком, не попрощавшись ни с кем. Он шагал прочь
от поселка, а день поднимался ясный, как и вчера, и, как вчера, вставало
солнце. Коровы и козы на пастбищах, сторожившие их собаки - все повалилось
на росистую траву, ловя боками первые солнечные лучи, спеша согреться и не
обращая на чужака ни малейшего внимания.
Впереди темнел лес. Руалу зачем-то хотелось спрятаться. Он шел все
быстрее и быстрее, а перед глазами у него назойливо повторялись картины
вчерашнего дня, повторялись медленно, будто участники их увязли в толще
воды.
Бежит вестник с хутора, рот разинут, а крика не слышно. У бледной
Лины выступили капельки пота над верхней губой. Капает соус с поварешки...
Надвигается широкая грудь вороной атамановой лошади, закрывает
небо... Огромное копыто едва не наступает на короткую полуденную тень
безоружного, беспомощного человека... Лучше околеть, чем прилюдно
признаться в своей беспомощности. Я маг и сдохну магом.
Руал замедлил шаг и вытащил из кармана стеклянный шарик. Покатал на
ладони, сощурился на играющие в нем солнечные блики. Нет, полное
сумасшествие. Банда головорезов шарахнулась от отчаянной наглости и
детской игрушки.
Ильмарранен спрятал шарик и сейчас только заметил, что идет по лесу,
идет, по-видимому, не первый час, потому что лес стоит густой, нетронутый.
Столбы солнечного света пронизывали его насквозь, и глубоко внутри Руала
вдруг вспыхнула безумная надежда на чудо. Не может быть, чтобы случившееся
вчера было глупостью и случайностью. Не может быть.
И со всей силой этой надежды Ильмарранен призвал к себе былое
могущество.
Сначала он захотел расшевелить неподвижные кроны над головой,
запустив в них ветер. Тишина и полное безветрие были ему ответом.
Он позвал ползавшую по стволу пичугу - та, не обратив на его зов
никакого внимания, пропала в путанице ветвей.
Руал остановился. Он был искалечен, навсегда лишен части самого себя,
и черная удушливая тоска, которую он так долго гнал прочь, вдруг
обрушилась на него всей своей силой. У него подкосились ноги, он сел прямо
на траву.
...Старый звездочет, обитатель башни с толстыми стенами и
стрельчатыми окнами, всю жизнь собирал волшебные книги. Ни разу ни одно
заклинание не подчинилось ему.
У старика была библиотека, сплошь состоящая из древних фолиантов
неслыханной ценности, армия реторт для приготовления противоядий и
подзорная труба, чтобы наблюдать за звездами. У старика не было одного -
волшебного дара.
- Поразительно! - говорил он, глядя на Руала с благоговейной
завистью.
А Руал небрежно листал страницы, беззвучно шевелил губами - и чахлое
растеньице в деревянной кадке расцветало вдруг немыслимым образом,
приносило похожие на дикие яблоки плоды, которые превращались внезапно в
золотые монеты и со звоном раскатывались по каменному полу, образуя карту
звездного неба. Старик потрясенно качал головой:
- Поразительно...
Маррану нравилось посещать звездочета в его башне, ему был симпатичен
старик со всеми своими книгами, подзорной трубой и цветком в кадке.
Звездочет же блаженствовал, принимая Руала, и почитал его визиты за
большую честь.
- Скажите, Ильмарранен, - спросил он однажды, смущаясь, - когда вы
впервые осознали себя магом?
Марран задумался.
В его жизни не было момента, когда он впервые ощутил бы свой дар. Был
день, когда Руал-ребенок понял, что другие этого дара лишены.
Ему было лет шесть; холодной дождливой весной тяжело груженная телега
застряла в размытой глине. Хозяин телеги, угольщик, немолодой уже человек,
надрывался вместе со своей тощей лошадью, тщетно пытаясь освободить колеса
из цепкой жижи.
- Что ты делаешь? - удивленно спросил его маленький Руал.
Тот хмуро взглянул на глупого мальчишку и ничего не ответил.
Руал обошел телегу кругом, остановился перед лошадью - та беспокойно
на него косилась - и, встав на цыпочки, дотянулся до повода:
- Ну, пошли...
Лошадь двинулась вперед и сразу, без усилия, вытянула телегу на
твердую дорогу.
Марран на всю жизнь запомнил взгляд, которым наградил его угольщик.
Старик-звездочет просто не в состоянии был этого понять.
...Лес не кончался, наоборот - становился все гуще и темней. Руал шел
уже много часов. Сначала над головой у него радостно болтали птицы, потом
на смену их щебетанию пришла тишина, нарушаемая иногда скрипом сосен да
стуком дятла, а теперь вот в лесу завывали охотничьи рога - ближе и ближе.
Он шагал размеренно, бездумно, не поднимая глаз и стиснув зубы. Все
равно.
Рог хрипло рявкнул совсем рядом, и, ломая ветки, на дорогу вылетели
всадники. Руал остановился, ожидая, что охотники двинутся своей дорогой.
Однако те резко свернули, и через секунду он стоял в кольце копий.
- Кто такой?
- Странник, - осторожно ответил Руал.
- Бродяга, - определил один из егерей.
- Браконьер! - не согласился другой.
Неспешно подъехал еще один всадник - по-видимому, вельможа.
- Снова наглый оборванец! - заметил он брезгливо. - Знаешь, негодяй,
что бывает за потраву моих лесных угодий?
Руал ощутил гадкий привкус во рту: светлое небо, еще и это.
Шесть острых копий смотрели ему в грудь. Скалились егеря.
- Владения господина священны, - сказал он наугад и сжался, ожидая
удара.
Вельможа нахмурился:
- Ты знаешь, мерзавец, кто я?
Руал жалко улыбнулся и перевел дыхание:
- Вы - могучий властитель, ваше сиятельство... А я... я - скромный...
предсказатель судьбы. Мог ли я не узнать... господина?
Копья неуверенно отодвинулись, чтобы через мгновенье снова угрожающе
сомкнуться:
- Ты мне зубы не заговаривай! Какой еще предсказатель?
"Небо, помоги мне!" - взмолился Руал и вдруг заговорил быстро и
убедительно:
- Гадатель, знахарь, заклинатель духов, заглядывающий в будущее.
Прибыл во владения господина, прослышав о его... трудностях...
И Руал запнулся, ужаснувшись собственным словам.
А вельможа вдруг напряженно подался вперед, испытующе вглядываясь в
лицо своей жертвы; спросил медленно, подозрительно:
- О КАКИХ трудностях ты мог прослышать, бродяга?
В его настороженных круглых глазах Руал прочитал вдруг, что случайно
угодил прямо в цель. В этот момент он кожей ощутил возможное спасение и
всем телом бросился в открывшуюся лазейку:
- Господину лучше знать, - сказал он значительно и показал глазами на
егерей.
Вельможа заколебался. Ильмарранен ждал, переступая ослабевшими
ногами.
- Поедешь с нами, - бросил вельможа и развернул лошадь.
Кабинет герцога в его большом помпезном замке сочетал в себе приметы
охотничьего музея и парфюмерной лавки. С увешанных оружием стен стеклянно
пялились полдюжины оленьих голов: между ними то и дело обнаруживались
лубочные картинки, где сладко целовались голубки над головами прелестных
пастушек. Маленький стол у камина был уставлен множеством сильно пахнущих
скляночек, и Руалу то и дело становилось дурно от густого запаха духов.
Он проделал долгий путь, привязанный за пояс к седлу - то пешком, то
бегом; потом бесконечно долго дожидался приема в вонючей людской, откуда
совершенно невозможно было сбежать, а теперь немеющими руками тасовал
тяжелую колоду карт и лихорадочно искал путь к спасению. Пути не было.
Герцог восседал в кресле напротив; над его головой свирепо торчали
клыки трофейного дикого кабана, который тоже нашел свой приют на стене
