кабинета. Кабан и вельможа были похожи, как братья.
У Руала взмокли ладони, а спасительная мысль все не приходила. В
отчаянии он швырнул карты на стол:
- Это нехорошая колода, ваша светлость... На нее падал свет полной
луны.
Герцог засопел, но возражать не стал. По его знаку лакей принес
другую колоду.
У Руала перед глазами слились в одно пятно лицо вельможи и морда
кабана. Тянуть дальше было невозможно, и он начал неровным голосом:
- Множество трудностей и опасностей окружает вашу благородную
светлость...
Герцог насупился еще больше.
- Воинственные соседи зарятся на земли и угодья вашей благородной
светлости...
Герцог окаменел лицом. "Не то", - в панике подумал Руал. Карты
ложились на стол, как попало; трефовая дама нагло щурилась, а червовый
валет, казалось, издевательски ухмылялся.
- Кошелек вашей благородной светлости истощился за последнее время...
Ни один мускул не дрогнул на лице вельможи. Руал судорожно сглотнул
и, смахивая пот со лба, затравленно огляделся.
И тогда он увидел ее.
Маленькая золотая фигурка - безделушка, украшение туалетного столика.
Золотая ящерица с изумрудными глазами. Руалу показалось даже, что он
ощущает на себе зеленый взгляд.
Спохватившись, он продолжил поспешно:
- Главная же трудность, главная беда заключается в другом... Она, эта
беда, завладела всеми помыслами вашей благородной...
И тут ему показалось, что в маленьких свирепых глазках герцога
мелькнуло нечто, напоминающее заинтересованность. Воодушевившись, Руал
принялся тянуть слова, надеясь наткнуться-таки на то единственное, что
доказало бы его право называться гадальщиком и тем самым спасло от
виселицы:
- Она, эта беда, не даем вам покоя ни днем, ни ночью...
Да, герцог мигнул. Быстро и как бы воровато, что совсем не вязалось с
его манерами. Мигнул и весь подался вперед, будто желая перехватить слова
собеседника раньше, чем они слетят с его губ.
- Ни днем... - повторил значительно Руал, который никак не мог
нащупать верный путь, ни... ночью...
И вельможа покраснел! Внезапно, мучительно, как невеста на пороге
спальни; покраснел и отпрянул, хмурясь и стараясь взять себя в руки.
Руал понял. Эта разгадка сулила спасение. Карты замелькали в его
руках, как спицы бешено несущегося колеса.
- Знаю! - объявил он громогласно. - Знаю, как тяжко вашей светлости в
минуту, когда после многих трудов и стараний горячий любовный порыв вашей
благородной светлости заканчивается горьким разочарованием! Знаю, как
недовольна герцогиня и какими обидными словами она огорчает вашу
светлость! Знаю, что самый вид супружеской постели...
- Тс-с-с! - зашипел герцог, брызгая слюной.
Трясущимися руками он сгреб со стола карты, опасаясь, по-видимому,
что они еще не то могут рассказать.
Руал обессилено откинулся на спинку стула и с трудом улыбнулся. Это
было слабое подобие той особенной победной улыбки, которой блистал
когда-то великолепный маг Ильмарранен.
Герцог вскочил, чуть не снеся со стены кабанью голову, и навалился
животом на стол, дыша Руалу в лицо:
- Это ужасная тайна, гадальщик! Я запер жену... Ей прислуживает
глухонемая старуха... Но жена ненавидит меня, гадальщик! Она издевается
надо мной, когда я... я собираюсь... Хочу... Я пытаюсь... Проклятье!
И в порыве чувств вельможа заметался по кабинету. Руал наблюдал за
ним, почесывая переносицу.
Обессилев, герцог снова рухнул в кресло, являя собой воплощенное
отчаяние. Кабан над его головой потерял значительную часть своей
свирепости и, по-видимому, впал в уныние.
- Итак, я явился вовремя, - веско сказал Руал, выдержав паузу.
Герцог, угнетенный позором, поднял на него мутные глаза:
- Проси, что хочешь, ты, ведун... Любые деньги... Если уж карты
рассказали тебе о моем горе, то уж наверно они знают, как ему помочь!
Карты знают, - тонко улыбнулся Ильмарранен.
Сейчас этот опасный самодур был в его власти - ненадолго, но зато
крепко и полностью.
- Картам ведомо многое, - Руал встал, не собираясь попусту тратить
отпущенное ему время. - О плате договоримся вперед.
Герцог закивал, а Ильмарранен быстро взглянул на туалетный столик,
вдруг испугавшись, что ящерица была всего лишь наваждением. Но нет - на
него так же внимательно смотрели изумрудные глаза.
Он хотел провести пальцем по ее изящно изогнутой спинке - но не
посмел. Высвободил ее осторожно из беспорядочной толпы дурно пахнущих
флаконов, посадил себе на ладонь... Она уселась просто и удобно.
- Вот моя плата, - сказал Руал.
Вельможа крякнул.
...Утром следующего дня замок лихорадило.
Лакеи и прачки, конюхи и кучер, повара с поварятами и дворецкий во
главе дюжины горничных метались, забросив дневные дела, подобно муравьям
из разоренного муравейника.
Знахарь, прибывший невесть откуда и таинственным образом завоевавший
доверие герцога, был в центре этой суеты и отдавал распоряжения, от
которых бросало в пот даже видавшую виды матрону-интендантшу.
- Крыс понадобится дюжина или две... - серьезно и сосредоточенно
объяснял знахарь. - Мизинец на правой крысиной лапке обладает силой, о
которой известно не всем, о, не всем!
Руал победоносно оглядел собравшуюся челядь и продолжал:
- Далее - яйцо кукушки. Ищите, бездельники, это приказ господина
герцога! - прикрикнул он, заметив некоторое замешательство. - Ошейник
лучшей собаки... - он загибал пальцы один за другим, - ржавчина с
колодезного ворота...
Люди шептались, пожимали плечами - они не подозревали, по-видимому, о
несчастье своего господина и не могли даже предположить, что задумал
самозваный знахарь.
А у Руала уже не хватало пальцев для загибания:
- Гвоздь из подковы издохшей кобылы... Нет, жеребец не подходит.
Кобыла, умершая своей смертью. Ищите! Ах, в прошлом году? Но гвоздь-то
цел? Прекрасно, доставьте! - тут Руал обнаружил в толпе егеря, к седлу
которого был вчера привязан, и ласково распорядился, ткнув пальцем ему в
грудь:
- Ты и доставь! Подкову можно брать любую, но кобылу - раскопаешь...
Доставишь лично господину герцогу, дружок, только не вздумай хитрить, а
то...
Егерь побледнел и удалился, шатаясь. Руал проводил его отеческой
улыбкой и продолжал:
- Локоны двенадцати девственниц... Веревка от погребального
колокола... Кстати, - Ильмарранен обернулся к дворецкому, - пошлите
кого-нибудь на кладбище, мне нужен чертополох с могилы утопленника.
Дворецкий что-то прошептал ему на ухо, Руал презрительно поднял
брови:
- Не может быть, чтобы не было такой могилы. В крайнем случае
придется кого-нибудь утопить... Лучше найдите сразу, дружок, - и Руал
доверительно заглянул дворецкому в глаза.
- Зелье должно быть составлено прежде, чем солнце коснется
горизонта... - озабоченно твердил он потом обнадеженному герцогу. - До
момента, пока диск его не скроется полностью, надлежит провести обряд
освящения любовного напитка. Все должно быть исполнено с точностью до
мгновения, но потом, ваша благородная светлость, вы будете
вознаграждены...
Руал, впрочем, тоже рассчитывал на некоторое вознаграждение. Он был
не из тех, кто просто так прощает унижение и страх.
- Соберите помет бурой курицы, добудьте жженых перьев и личинок
богомола... - диктовал он дворецкому с мстительным сладострастием. Герцог
нервно ежился и все более мрачнел по мере того, как прояснялся состав
любовного напитка. Оставшись со знахарем наедине, он пытался робко
возражать, но Руал ласково ответствовал:
- О, как вы будете вознаграждены, ваша благородная светлость!
Перед заходом солнца запах духов в кабинете герцога окончательно
побежден был другим запахом, мощным, пронзительным, как визг умирающего
под ножом поросенка. Обладающий тонким обонянием вельможа держался за нос.
- Время приходит! - объявил Марран. - Напиток готов. Вашу светлость
ждет обряд - и сразу за тем ночь восхитительных утех!
Герцог болезненно закашлялся.
Двор замка был полон возбужденных, заинтригованных людей. На башне
дежурил поваренок, обязанный сообщать о положении солнца по отношению к
горизонту. Погасли печи на кухне, опустела людская, даже стражники у
подъемного моста оставили свой пост и вместе со всеми пялились на
герцогские окна.
На высоком балконе в покоях герцогини маячила фигура затворницы.
А муж и повелитель готовился к ночи восхитительных утех. В одеянии,
состоящем из одной только веревки с погребального колокола, которая была
снабжена кисточкой из локонов двенадцати девственниц, в ошейнике лучшей
собаки на красной мясистой шее, герцог переступал босыми ножищами прямо на
каменном полу. В одной руке несчастный муж удерживал чашу с напитком, на
поверхности которого плавали жженые перья, а другой плотно зажимал
покрасневшие ноздри.
- Де богу больше... - шептал он страдальчески.
- Уже-е! - заверещал с башни поваренок-наблюдатель. - Солнце садится!
- Время! - прошептал лихорадочно возбужденный Руал. - Начинаем обряд!
Повторяйте за мной, только громко! Чем громче вы произнесете сейчас
заклинание, тем сильнее будет... Ну, вы понимаете... Начинаем!
И собравшиеся во дворе люди присели, как один, от удивления и страха,
когда из герцогских покоев донесся вдруг истошный вопль:
- Ба-ра-ха-ра-а! Мнлиа-у-у!
Заохали женщины, зашептались мужчины. Не будучи посвященными в
тщательно хранимую герцогом тайну, они строили сейчас самые фантастические
предположения. А герцог то мощно ревел, то визжал, срывая голос:
- Ха-за-вздра-а! Хо-зо-вздро-о!
В короткий промежуток между его завываниями ухитрился-таки вклиниться
поваренок с башни:
- Все! Солнце село!
Вопли оборвались.
- Пейте! - воскликнул Руал и ловко бросил в чашу с напитком гвоздь из
подковы издохшей кобылы. - Пейте залпом и идите к ней!
От первого глотка глаза герцога вылезли на лоб, поэтому он не видел,
как довольно, мстительно усмехнулся знахарь.
В чаше остался только гвоздь. Герцог кашлял, согнувшись в три
погибели. Когда он поднял глаза, лицо Руала вновь было внимательным и
участливым:
- Идите... Но помните - с каждым шагом следует выдергивать по волоску
девственницы из этого пучка... Нельзя ошибиться, нельзя пропустить шаг или
выдернуть сразу два... Идите же, ваша светлость!
Герцог, шатаясь, двинулся к лестнице. Руал слышал шлепанье его подошв
и сосредоточенное бормотание - тот отсчитывал волоски.
Руал подождал, пока шаги отдалились, и опрометью кинулся к окну.
Толпа встретила его появление возбужденным гулом, но Марран смотрел не
вниз, во двор, а на розовое закатное небо. К нему он и обратился с
высокопарной речью:
- О, небо! Верни его благородной светлости способность любить госпожу
герцогиню и любую женщину, какую он пожелает! Верни ему эту возможность,
которой он давно уже лишен! Сделай это, о небо! Ты знаешь, как трудно
здоровому мужчине быть похожим на евнуха!
Толпа притихла при его первых словах, в ошарашенном молчании
выслушала всю эту речь и наконец взорвалась потрясенными возгласами. Руал
до половины высунулся из окна и протянул руку, указывая на балкон
герцогини:
- А теперь к господину герцогу вернется его сила! Да свершится!
Восторженные вопли были ему ответом. Люди, сгрудившись под окнами,
лезли друг другу на плечи, задирали головы и тыкали пальцами в сторону
