ценное свое сокровище. Щель у нас за спинами с грохотом сомкнулась.
Ларт, конечно, видел в темноте и уверенно тащил меня к хорошо ему
известной цели. Вскоре во мраке подземелья прозвучал удивительно
неуместный здесь скрип открываемой двери - и сразу стало светло.
Мы стояли посреди просторной прихожей, чем-то напоминающей Лартову,
причем я уже успел изрядно наследить.
- Орвин! - крикнул мой хозяин. - Орвин!
Ответа не последовало. Я ежился - мокрая одежда липла к телу.
Не дождавшись приглашения, мы (Ларт впереди, я в отдалении) через
длинный коридор прошли в комнату, служившую, по-видимому, гостиной. В
центре этого огромного полупустого помещения стояло нечто, накрытое
плотной черной тканью. Я решил, что это картина.
- Так, - сказал мой хозяин, потер пальцем нос, покусал губу, потом
красивым длинным движением выхватил шпагу. Я охнул; Ларт шагнул вперед и
кончиком шпаги сорвал ткань со странного предмета.
Это было зеркало. В нем отражались комната, Ларт, часть меня и некий
темноволосый мужчина, в котором я узнал хозяйского знакомца по имени
Орвин, или Орвин-Прорицатель.
Я отступил.
- Здравствуй, Легиар, - сказал Орвин из зеркала. - Прости, что не
дождался тебя. Но сейчас каждая минута имеет значение. Я должен найти
разгадку.
Он протянул там, в зеркале, руку - с руки свисала золотая цепочка, на
которой болталась опять же золотая пластинка. Гладкая золотая пластинка
величиной с крупную монету, со сложной, замысловатой фигурной прорезью в
центре.
- Это Амулет Прорицателя, - продолжало отражение, - мой амулет,
Легиар. Вчера его тронула ржавчина. Я не хотел верить. Сегодня ржавое
пятно растет так быстро, как говорит об этом Завещание Первого
Прорицателя, когда предупреждает о явлении Третьей Силы. Той самой, в
которую ты никогда не верил. Мой долг был предупредить тебя, Ларт - и я
предупредил. Теперь прощай - я должен выяснить, что и откуда нам угрожает.
Желаю удачи - она нам понадобится. Прощай.
Отражение дрогнуло и растеклось, растаяло. В зеркале была только
комната и Ларт - я благоразумно отошел.
Мой хозяин приблизился к зеркалу, внимательно на себя посмотрел,
извлек из кармана гребешок и тщательно расчесался.
- Ах, ты... - пробормотал он в замешательстве. - Клянусь
канарейкой... Дрянь, не верю...
Выскользнув из его руки, костяной гребешок раскололся на мозаичном
полу.
Когда-то Руал Ильмарранен умел летать.
Теперь он с трудом мог в это поверить - так тянула его земля.
Земля издевалась над ним, плясала под ногами, как утлая палуба в
шторм; земля не желала подчиняться и не желала отпускать. Дорога то и дело
ускользала из-под прохудившихся подошв, подсовывая вместо себя гнилые ямы,
рытвины и пни. Руал был близок к отчаянию.
Сгущалась ночь.
Незаметно подкрался и обступил Ильмарранена со всех сторон
низкорослый, больной лесок.
Руал окончательно сбился с дороги.
- Очень глупо, Марран, - сказал он сам себе запекшимися губами. -
Глупее исхода не придумал бы и мельник Хант!
Тут под его ногой подломился с треском трухлявый сук, и Ильмарранен
рухнул в груду истлевших прошлогодних листьев.
...До чего теплым был золотой песок на речном берегу, под обрывом! В
песке этом ползали, обуянные азартом, двое подростков, а между ними - на
утрамбованном пятачке - разворачивалось муравьиное сражение. Черными
муравьями командовала Ящерица, а юный Марран - рыжими.
Полководцы припадали к земле, подхватывались на ноги, лазали на
четвереньках, отдавая неслышные уху приказы покорным и бесстрашным
"солдатам". Некоторое время казалось, что силы равны, потом рыжая армия
Руала вдруг беспорядочно отступила, чтобы в следующую секунду блестящим
маневром смять фланг черной армии, прорвать линию фронта и броситься на
растерявшуюся Ящерицу.
- А-а-а! Прекрати!
Муравьи уже взбирались по ее голым загорелым рукам. Она прыгала,
вертелась волчком, стряхивая обезумевших насекомых. Черная армия
распалась, потеряла управление, перестала существовать.
Марран сидел на пятках, утопив колени в песке, и улыбался той
особенной победной улыбкой, без которой не завершалась обычно ни одна из
его выходок.
- Ну, что ты теперь скажешь? Что тебе мешало выиграть на этот раз?
С ее языка готова была сорваться отповедь - и вдруг она нахмурилась,
ей почудился кто-то наверху, далеко, над обрывом.
- Руал... По-моему, там Легиар... Может, нам лучше уйти?
Он сощурился:
- С чего бы это?
- Мы ведь на его территории... Может, он не любит, чтобы чужие
приходили и колдовали у него под носом?
Марран потянулся, бросил насмешливо:
- Ты мне зубы не заговаривай! Сдаешься, не хочешь больше играть - так
и скажи... Мне тоже надоело колдовать вполсилы... Ты же с тремя десятками
муравьев справиться не можешь!
Девушка вспыхнула:
- Зато ты хвастаешься в полную силу, и даже сверх всяких сил! Целуйся
с муравьями своими!
Он смешно сморщил нос и протянул:
- Ну, целоваться я хочу с тобо-ой...
Следующие три минуты они возились, как щенки, на недавнем поле боя,
хохотали и набивали полные рты горячего песка.
- И почему ты такой задавака, Марран, - говорила Ящерица, когда они
лежали рядом, сморенные зноем. - Будто бы все можешь...
- А я все могу! - мальчишка подпрыгнул, будто подброшенный пружиной.
- Вот пожелай чего-нибудь!
- Муравьиную пирамиду, - сонно бормотала девушка, - и чтобы вокруг
нее был хоровод, а сверху один муравей махал белым флажком...
- Всего - то?!
Ящерица вскочила, вскрикнув, потому что все муравьи округи за две
минуты собрались на месте, где только что покоился ее локоть.
Рыжие, красные, черные, забыв о насущных делах, выполняли поспешно
прихоть маленького мага. Девушка смотрела, полуоткрыв рот:
- Эй, Марран... Я пошутила вообще-то...
А муравьиный хоровод уже кружился, а пирамида все росла и росла, а
Руал Ильмарранен, красный от напряжения, пританцовывал вокруг, шевелил
губами, водил пальцами и приседал:
- Ну, флажок! Давай же!
Флажок не получался.
Ящерица уже презрительно скривила губы, когда на вершину пирамиды
выбрался-таки изрядно помятый рыжий муравей с лепестком маргаритки
наперевес. Марран подскочил с победным воплем.
- Да, это достойно, малыш, - сказали у него за спиной.
Ильмарранен обернулся - перед ним стоял человек, о котором он много
слышал и которого впервые видел так близко - великий маг Ларт Легиар.
Ящерица побледнела под слоем загара и резко дернула Руала за рукав.
Тот, не глядя, высвободил руку.
- И чей же ты такой мальчик? - спросил Легиар мягко.
- Ничей, - настороженно отозвался Марран. - Свой. А что?
- Ничего, - пожал плечами маг. - Просто хотелось бы знать, кто твой
учитель.
- Никто...
- А врать-то зачем? - удивился Легиар.
- Он не врет, - поспешно заступилась Ящерица. - Он самоучка. И вообще
мы уже уходим, - и дернула Руала изо всех сил.
Легиар чуть повернул голову, посмотрел сквозь девушку и обратился
опять к Руалу:
- А ты никогда не думал, что время муравьиных игрищ когда-нибудь
закончится?
Марран смотрел на него исподлобья.
- А в мире, мальчик, есть другие... маги, и кому-то из них ты
помешаешь, а кто-то станет союзником... Если ты этого захочешь, конечно, -
добавил колдун и внезапно, вдруг обернулся огромным грифом, хрипло крикнул
и взмыл вверх.
Руал, на секунду растерявшись, оторвал от себя пальцы Ящерицы и
обернулся соколом.
Несколько секунд - или часов - две хищные птицы носились на страшной
высоте, где дыхание спирало от ледяного ветра. А над берегом металась
маленькая чайка - пронзительно кричала и не могла подняться выше.
Потом гриф камнем упал вниз, и, коснувшись ногами песка, стал
господином Лартом Легиаром.
Вслед за ним опустился сокол - и обернулся обессиленным, запыхавшимся
Марраном. Маги - молодой и матерый - некоторое время смотрели друг на
друга.
- Пошли, - сказал наконец Легиар. - Можешь звать меня Лартом.
- Марран, - ответил Руал, протягивая руку.
Ящерица стояла, утонув по щиколотку в остывающем песке, и смотрела,
как они уходили.
...Руал поднял голову - Ящерица все еще укоризненно смотрела на него
из-за уродливого темного ствола.
Он наотмашь ударил себя по лицу - удар вышел слабый, но видение
исчезло.
Он попытался встать, опираясь на ствол. В ушах у него, то
приближаясь, то затихая, звучало тонкое назойливое пение. Тянула к земле
тяжелая голова, мешала подняться.
И тут он увидел огонек.
Далеко-далеко, так неясно, что поначалу он и его принял за видение,
но огонек не исчезал, мерцал ровно, тепло, приветливо, и Ильмарранен,
пошатываясь, двинулся к нему. Он шел, влекомый той силой, которая собирает
стаи бабочек вокруг горящей лампы. И огонек сжалился над ним - помедлил и
стал приближаться.
Руал пошел быстрее, все еще спотыкаясь, но уже не падая, оставляя
лоскутки рубашки на острых сучьях. Огонек обернулся жарко пылающим
костром. Руал, потерянный, вышел на широкий перекресток двух дорог.
Сыпались в небо обезумевшие искры. Костер был сложен прямо посреди
перекрестка, а чуть поодаль копошились в его пляшущем свете две
приземистые человеческие фигуры.
Ильмарранен шагнул вперед, намереваясь просить о приюте. На него не
обратили внимания. Бросив хмурый взгляд, землекопы - а это были именно
землекопы - продолжали свой тяжелый и грязный труд. Один долбил землю
заступом, другой отворачивал ее тяжелой лопатой. Работали в полном
молчании.
Руал, не дождавшись приглашения, сам подошел к костру и опустился
перед ним на теплую, усыпанную пеплом землю.
Трещали поленья. Один из работающих то и дело отходил от растущей
черной ямы, чтобы подбросить дров в огонь. Костер после этого пригасал,
чтобы через секунду разгореться яростно и зло.
Руал смотрел в огонь. Из огня смотрела на Руала женщина по имени
Ящерица.
Видение прогнал странный звук, раздавшийся совсем рядом. Не то стон,
не то хрип.
Ильмарранен с трудом поднялся и обошел костер.
Кроме двоих работающих и непрошеного гостя, на перекрестке все это
время находился еще один человек.
Это был древний старик, измученный, изможденный, лежащий на
бесформенной куче тряпья. Старик пребывал в бреду: полуоткрытые
ввалившиеся глаза не видели ни костра, ни подошедшего Руала. Губы,
казавшиеся черными в свете пламени, не переставая, шевелились.
Ильмарранен присел рядом.
Старик, по-видимому, умирал. В его невнятном бормотании иногда
различимы были отдельные слова; он то молил остановить кого-то, то шептал
в отчаянии: "Заприте дверь". Руал пытался придержать седую мотающуюся
голову.
На рассвете, когда яма была уже широка и глубока, умирающий пришел в
себя и потянулся рукой к затерявшейся в груде тряпья фляге. Ильмарранен
помог ему напиться.
Старик поблагодарил жестом. Руал кивнул. Небо светлело, но костер
горел еще ярко. В этом смешанном предутреннем свете старик увидел наконец
его лицо.
Рот с черными губами судорожно полуоткрылся; и без того страшные
черты умирающего исказились вдруг неслыханным, слепым ужасом.
- Привратник! - выкрикнул он, пытаясь заслониться трясущейся рукой. -
Привратник!
Руал отшатнулся.
Старик подался вперед, почти сел, не сводя глаз с Ильмарранена, потом
захрипел, содрогнулся всем телом и вытянулся. С почерневшего, застывшего
лица так и не сошло выражение смертельного ужаса.
