превосходила боевитостью матушка Регалар, жена трактирщика, но она вот уже
три года как умерла, и с тех пор старик Регалар с племянницей управлялись
вдвоем. Постояльцы в гостинице были редкостью, зато каждый вечер обеденный
зал заполнялся окрестными фермерами - трактирщик давно бы разбогател, если
бы не пагубная привычка давать в долг.
Было довольно рано, посетители едва начинали собираться, но старый
Угл, завсегдатай, восседал уже на своем обычном месте, у стойки, и шумно
приветствовал каждого нового гостя. Регалар гремел посудой на кухне, а его
юная племянница бегала с кружками пива на маленьком подносе.
- А! - скрипел вояка Угл. - Вот и старина Крот! Самое время промочить
глотку! - или: - А вот и Виль, глядите-ка! - и через минуту: - Ага, и
Крокус явился! Ну и денек сегодня выдался, верно? Лина, пива!
Розовощекая веснушчатая Лина бухнула перед ним на стол огромную, в
белой шапке пены, янтарную кружку. Он привычным жестом потрепал девушку по
щеке.
Трактирщик вышел, чтобы поприветствовать гостей, и снова вернулся к
очагу. Зал наполнялся; голоса сливались в нестройный гул. Говорили в
основном о видах на урожай, да еще опасливо пересказывали слухи о банде
разбойников, якобы объявившейся в округе. Подвыпивший Угл, подозвав Лину,
туманно рассуждал о смотринах и женихах. Та слушала, залившись краской. В
это время хлопнула дверь.
- А вот и... - привычно начал, обернувшись, Угл, и вдруг запнулся. Он
не мог опознать человека, стоящего у входа, а такое случалось с ним
нечасто и само по себе уже было событием.
Будто уловив фальшивую ноту в слаженной песне, собравшиеся по очереди
замолчали и обернулись к дверям.
Вошедший был молодой мужчина в простой запыленной одежде, с котомкой
за плечами и широкополой шляпой в опущенной руке. Никто из сидящих в зале
никогда его не видел.
- Вишь, как, - прервал наконец Угл неловкое молчание. - Входите,
молодой господин, поскольку тут собралась достойная компания. Лина!
Шум возобновился, правда, несколько тише, чем до этого. Девушка
усадила гостя за единственный свободный столик. Тот положил рядом котомку,
сверху бросил шляпу и устало вытянул ноги.
Со всех сторон его изучали. Любопытные взгляды разгуливали по
прохудившимся сапогам, видавшей виды куртке и дырявой котомке. В лицо
незнакомцу, однако, смотреть избегали, будто стесняясь.
Ни о чем не спрашивая, Лина поставила перед посетителем тарелку
бараньего жаркого и кружку пива.
- Спасибо, милая девушка, - проронил незнакомец.
Лина вернулась за стойку, так и сяк повторяя про себя его слова.
После того, как пришелец был рассмотрен, изучен и перемыт по
косточкам, разговоры за столами вернулись в обычное русло. Лина
отправилась на кухню к трактирщику.
- Папаша, - так она обычно звала своего дядю, - папаша, там чужой
человек. Одет по-простому, а лицо как у господина. Я подала ему, а он
назвал меня "милой девушкой".
- Хм... А расплатиться он сумеет? - поинтересовался трактирщик и,
влекомый любопытством, направился в обеденный зал.
Незнакомец расправился с содержимым тарелки и явно повеселел.
Поднявшись навстречу Лине, он вдруг отвесил церемонный поклон, так что та
смутилась:
- Милая девушка, вы спасли меня от голодной смерти. У вас не будет
повода сомневаться в моей благодарности, - объявил он торжественно и
вытрусил из тощего кошелька несколько медных монет.
"Ишь, ты", - подумал старый Угл.
"Как он говорит!" - подумала Лина.
"Беден, как крыса", - подумал трактирщик и решительно шагнул вперед:
- А позвольте узнать, мой господин, какая такая надобность привела
вас, человека нового, незнакомого, в наши заброшенные и ничем не
примечательные края?
Незнакомец обнажил вдруг в улыбке два ряда блестящих зубов:
- Рад, что моя персона заинтересовала вас, добрый трактирщик... Я -
путешественник и знаменитый охотник за бабочками, но иногда не прочь
наняться на работу... Дрова колоть, воду носить, детей нянчить, шить,
мастерить, играть на музыкальных инструментах... Не надо? - он
вопросительным взглядом окинул примолкших гостей.
Кто-то удивленно фыркнул.
Трактирщик между тем вдруг отступил, потом снова приблизился, не
сводя с гостя напряженного взгляда. Тот подмигнул Лине, взял со стола
бутылочную пробку и вставил в глаз подобно моноклю.
- Быть не может! - воскликнул тут трактирщик громко и радостно.
Он пританцовывал на месте и в восторге хлопал ладонями по коленям.
- Господин Руал Ильмарранен собственной персоной!
Пробка выпала из широко открывшегося глаза. Улыбка застыла на лице
незнакомца.
- Видано ли! - причитал Регалар. - У меня, здесь, так запросто!
В трактире стояла удивленная, исполненная любопытства тишина.
- Вы не помните меня, господин Ильмарранен? Три года назад! На
ярмарке в Ручьях! Мы еще в кегли играли... И студент этот... И кондитер...
Вот компания! Помните? Лина! - он порывисто обернулся к племяннице. - Да
познакомься же с настоящим великим магом!
При слове "маг" все пришло в движение. Люди вставали, лезли на
скамьи, возбужденно галдели, стараясь разглядеть нечто новое в
таинственном посетителе.
- Вы меня не узнаете, господин Ильмарранен? - трактирщик, казалось,
готов был заплакать. - Вы угощали нас всю ночь... Студент под стол упал...
А вы творили чудеса, помните? Помните, как перепугался ночной дозор?
И, вдохновленный, раскрасневшийся, он обернулся к восторженным
зрителям:
- Почтеннейшие, это было немыслимо и потому незабываемо! Грубые
стражники назвали нас дебоширами, представьте! Они даже хотели нас
задержать, но господин Руал...
Трактирщик вдруг скорчился, сотрясаемый внезапным приступом смеха:
- Госпо...дин Руал... Одним махом превратил их в винные бутылки... А
сам обернулся штопором... Смеху было! Бедняги перепугались до смерти...
Получив обратно человеческий облик, бежали без оглядки, а пики
побросали... А господин Руал превратил пики в... в...
Трактирщик окончательно зашелся смехом. Свидетели этой сцены,
по-видимому, слышали его историю не впервые - оживление нарастало.
- Да, дружище... - пробормотал странный гость. - Не очень-то
удачно... А дело, собственно, в том...
- О! - отсмеявшись, трактирщик перешел на оглушительный шепот. - Вы
путешествуете инкогнито, понимаю! Прошу прощения, но здесь ведь все
милейшие, достойные люди - все свои! Это - Лина, моя племянница...
- Вот что, - хмуро сказал молодой человек и встал. Взялся за котомку.
Шагнул вперед... И встретился взглядом с двумя восторженными васильками.
Зрачки у Лины были неправдоподобно широкими - давно, очень давно на Руала
Ильмарранена так никто не смотрел.
- Вы правда... Настоящий? Всамделишный волшебник? Да?
Он перевел дыхание.
- Конечно... - и добавил, по-прежнему глядя на девушку: - Конечно, я
узнал вас, дружище Регалар.
...Тысячи людей из разных селений и городов могли похвастаться личным
знакомством с Руалом Ильмарраненом. Гордый, иногда надменный до чванства,
он мог вместе с тем кутить в одной компании с лавочниками, портными,
студентами - все одинаково его боготворили.
Однажды в городе Мурре он на спор превратил белую мышь в оперную
певицу, и та весь вечер блистала на сцене местного театра, чтобы ровно в
полночь юркнуть в норку на потеху честной компании.
В тот же день он спьяну наделил даром речи башенные часы на ратуше,
чем причинил жителям множество неудобств, так как у часов обнаружился
оглушительный бас вдобавок к скверному характеру.
В поселке Мокрый Лес господин Руал повздорил со старостой и сгоряча
превратил его в мула; одумавшись, задумал обратное превращение, да только
мул-староста уже затерялся в общем стаде, и господин Руал, махнув рукой,
превратил в старосту первое попавшееся животное. Никто из сельчан не
заметил подмены.
Выходка, о которой вспомнил трактирщик, была лишь звеном в длинной и
славной цепи. Однако неудивительно, что добрейший Регалар запомнил этот
случай на всю жизнь.
...Руала окружили, засыпали вопросами, старались незаметно потрогать.
Кто-то засомневался и поспорил, кто-то намекнул на то, что неплохо бы,
мол, своими глазами увидеть подобное чудо. Трактирщик рявкнул на
маловерных: он-де, Регалар, чудеса-то видывал! Он бы не рискнул на месте
некоторых раздражать господина Руала - худо будет! Толпа тут же отхлынула,
а трактирщик потащил Ильмарранена в собственную комнату, где чествование
продолжалось. В дверь то и дело просовывались чьи-то любопытные носы.
Широкий дубовый стол ломился от яств и кувшинов.
Далеко за полночь, когда гости давно разошлись, а Лина тихонько
прикорнула на сундуке в углу, трактирщик, сжимая Руалову руку и с трудом
ворочая языком, горячо убеждал:
- Оставайтесь, господин Руал. Смею заверить, милейший господин...
Очень нуждаемся в вас... Вдруг засуха... Или потоп там... Заболеет кто или
расшибется... Оставайтесь! Дом вам всем миром... Отблагодарим, не
обидим... Смею заверить...
Руал тупо смотрел в пол и, тоже с трудом произнося слова, отвечал все
одно и то же:
- Дело необы... необы-чайной важности призывает меня в дорогу.
Из угла сонными, влюбленными глазами смотрела осоловевшая Лина.
В эту ночь, впервые за много ночей, Руал Ильмарранен засыпал на
пуховой перине. Он был совершенно пьян - не столько от терпкого вина,
лившегося рекой за обильным ужином, сколько от всеобщего восторженного
поклонения. Переживший тяжелые времена, истосковавшийся по вниманию к
собственной персоне, Марран засыпал со счастливой улыбкой на
потрескавшихся губах.
Сладко кружилась голова; чистые простыни пахли свежескошенной травой,
а за окном бледнело небо, гасли звезды. Марран глубоко, умиротворенно
вздохнул, закрыл усталые глаза и повернулся на бок, ткнувшись щекой в
согнутый локоть.
...Онемевшие руки, деревянные колени, спертый запах мокрых плащей и
курток, ленивая муха, ползущая по щеке... По месту, где должна быть
щека... Открывается входная дверь, промозглым холодом тянет по сведенным
судорогой ногам, и шуба, ненавистная шуба свинцовой тяжестью наваливается
на пальцы, пригибает к земле...
Руал вскочил, хватая воздух ртом, мокрый, дрожащий, раздавленный
ужасным воспоминанием.
За окном вставало солнце.
...Был вечер. Ларт сидел за клавесином.
У него был старинный, изящный инструмент работы великого мастера,
хрупкое произведение искусства с чудесным звуком. И он не умел на нем
играть.
Конечно, он мог заставить клавесин играть самостоятельно, и тогда в
библиотеке, где тот помещался, звучали дивные концерты.
Но когда хозяина охватывало романтическое настроение, он зажигал
свечи, ставил на пюпитр первые подвернувшиеся ноты, садился на вертящийся
стул и задумчиво колотил то по одной, то по другой клавише, внимательно
вслушиваясь в резкие, немузыкальные звуки, которые при этом получались.
Эти звуки явственно доносились в соседнюю с библиотекой гостиную, где
я перетирал бархатной тряпкой золотой столовый сервиз на сто четыре
персоны.
Гостиная, обширное помещение со сводчатым потолком, утопала в
полумраке. Посреди нее помещался стол, дальний конец которого терялся из
виду. С портретов на стенах презрительно щурились Легиаровы предки; все
как один они походили на Ларта - Ларта, с которым случился крупный
карточный проигрыш. Узкие окна были наглухо завешены красными бархатными
