- Ничего не получится, Солль. Человек, пометивший вас этим шрамом, не
оставляет лазеек.
Рука Эгерта, дрогнув, коснулась рубца на щеке. Декан легко поднялся -
ростом он ненамного уступал высокому Эгерту:
- Вы знаете, что это за шрам, Солль?
Он подошел близко, так близко, что Эгерт отпрянул; декан досадливо
поморщился:
- Не бойтесь...
Твердые пальцы осторожно взяли Эгерта за подбородок и повернули его
голову так, что щека со шрамом оказалась обращенной к свету. Несколько
долгих секунд длилось молчание; наконец, декан выпустил подбородок Солля,
озабоченно вздохнул и, вернувшись к колодцу, снова водворился на кладку.
Эгерт стоял ни жив, ни мертв. Его собеседник потер висок и сказал,
глядя в сторону:
- На вас лежит заклятие, Солль. Тяжелое, страшное заклятие. Шрам -
лишь печать его, отметина, символ... Только один человек мог оставить о
себе такую память - но, как мне известно, он очень редко снисходит до
вмешательства в чужие дела... Вы чем-то сильно досадили ему, а, Эгерт?
- Кому? - прошептал Солль, не понимая пока и половины из сказанного
деканом. Тот снова вздохнул - устало, терпеливо:
- Вы хорошо помните человека, поранившего вас?
Эгерт постоял, глядя в землю; потом, вздрогнув, поднял голову:
- Заклятие?
Декан шевельнул уголком рта:
- Вы разве не догадывались?
Солль вспомнил старого отшельника и деревенскую колдунью, которая
пришла в ужас, разглядев поближе Эгертов шрам.
- Да... - прошептал он, снова опустив глаза.
Фонарь замигал от порыва ветра.
- Да... - повторил Эгерт. - Он был... Старый... кажется. Он фехтовал,
как... теперь понятно. Он... колдун? То есть... Он тоже маг?
- Чем вы ему досадили, Солль? - сдвинув брови, снова спросил декан.
Эгерт беззвучно шевелил губами - перед глазами у него повторялась и
повторялась та последняя дуэль, поединок с седым постояльцем "Благородного
меча".
- Нет... - сказал он наконец. - Я... Никак... Я не хотел поединка, он
сам...
Декан подался вперед:
- Поймите, Солль, этот человек не тревожится по пустякам... Было
что-то, достойное, по его мнению, тяжелого наказания. Теперь я спрашиваю:
что?
Солль молчал. Воспоминания нахлынули все сразу, без разбора,
обрушились и оглушили его звоном стали, смехом Карвера, гомоном толпы,
тонким голосом Тории: "Динар?!"
Седой незнакомец был там... О да, он был там и, уходя, наградил
Эгерта длинным взглядом...
Потом была таверна у ворот и... что сказал этот странный человек?!
Солля бросило в пот, слова незнакомца он помнил так отчетливо, будто они
были произнесены только что: "Я пью за лейтенанта Солля, воплощенного
труса под маской отваги". ВОПЛОЩЕННОГО ТРУСА под маской отваги...
- Кто он? - спросил Эгерт глухо. Декан молчал, Солль поднял голову и
понял, что тот ждет ответа на дважды заданный вопрос.
- Я убил... на дуэли человека, - проговорил Эгерт все так же глухо. -
Дуэль происходила по правилам.
- Это все? - сухо поинтересовался декан. Солль болезненно поморщился:
- Это вышло... случайно и глупо. Тот парень... Он и шпаги-то не
носил. Я не хотел... Так получилось.
Он отчаянно взглянул декану в глаза - и увидел, что отблески фонаря
на его строгом лице бледнеют. Черное небо над площадью делалось серым, и
из редеющей тьмы выступали плоские силуэты домов.
- Вы поплатились, - сказал декан все так же сухо, - за безрассудную
жестокость. Тот, кто наложил заклятье, наказал вас вечной трусостью - а
может быть, и не думал о наказании, а просто решил обезвредить вас...
Обезопасить тех, кто на вас не похож... Кто живет другим, кто не может или
не желает носить шпагу...
Над городом занимался рассвет. Декан поднялся - на этот раз тяжело,
будто история Эгерта безмерно его утомила.
- Господин декан! - вскрикнул Солль, охваченный тоской при одной
мысли, что декан просто повернется и уйдет. - Господин декан... Вы ведь
великий маг... Я... столько прошел... Я искал... Я хотел искать у вас
помощи. Умоляю, скажите мне, что надо сделать... Я клянусь, что все
исполню, только снимите с меня это... Этот шрам...
Фонарь догорел и погас. Из полосатой будки выбрался заспанный
стражник - и с удивлением уставился на бродягу, беседующего посреди
площади с приличного вида господином. Здесь и там с треском распахивались
ставни, звонко кричала молочница, площадь оживала, заполняясь
разнообразным людом, сладко зевающим в ожидании - ворота вот-вот должны
были открыться.
Декан сокрушенно покачал головой:
- Солль, вы не понимаете... Не понимаете, с кем тогда столкнула вас
судьба. Заклятие, наложенное Скитальцем, может снять только Скиталец.
Запирающий ворота замок все так же торжественно пополз вниз; народ у
створок заволновался. Загрохотала в кольцах стальная цепь; стражники -
новая, только что прибывшая смена - взялись поудобнее, ворота издали
величественный скрип и плавно, почти грациозно принялись открываться.
- Что же теперь делать? - шепотом спросил Эгерт. - Искать его...
Скитальца? Кто он? Где его найти?
Верхушки крыш окунулись в солнце - заиграли желтые и белые блики на
жестяных и медных флюгерах.
- Кто он - никто не знает толком, - чуть усмехнувшись, проронил
декан. - Что до поисков... Отчего вы так уверены, что он... станет с вами
разговаривать?
Эгерт вскинул голову:
- Но это же... Он поступил со мной так... Он сделал со мной... И не
станет разговаривать?! - Солля трясло, он был почти что в ярости. - Из-за
студента... Да, я убил! Но была дуэль... И со Скитальцем тоже была дуэль -
пусть убил бы меня! Я стоял перед ним беззащитный... Смерть за смерть...
Но то, что он сделал - хуже смерти, и теперь я... завидую студенту! Он
умер с оружием в руках, уважая себя... И будучи... любимым...
Солль осекся. Ему показалось, что по лицу декана пробежала мгновенная
тень. На дне прищуренных глаз загорелись холодные огоньки, и под этим
взглядом короткий Эгертов запал угас так же нежданно, как и вспыхнул.
- Я должен найти... Скитальца, - сказал Солль глухо. - Я
отправлюсь... Найду его или... Или, может быть, погибну в дороге...
В последних словах прозвучала надежда, но декан с усмешкой покачал
головой:
- Все может быть, сказала рыбка сковородке...
Затем он повернулся и шагнул прочь - Эгерт беспомощно смотрел ему в
спину.
Знаменуя новый день, у ворот тонко запела труба. Город распахнул свой
кованный сталью зев, чтобы на мощеные улицы опустилась пыль дорог, чтобы
любой домосед мог отправиться в странствия...
Уходящий декан вдруг остановился. Обернулся через плечо, потер висок,
будто не находя слов. Улыбнулся собственной неловкости; Эгерт смотрел на
него широко раскрытыми глазами.
Декан неторопливо, в задумчивости вернулся.
- В любом случае, искать Скитальца вовсе не нужно, - он кашлянул и
вроде бы заколебался, потом произнес медленно, словно взвешивая каждое
слово: - Каждый год, накануне Дня Премноголикования, он сам является в
город.
Эгерт обомлел. Облизнул сухие губы; спросил шепотом:
- И я... встречусь с ним?
- Необязательно, - усмехнулся декан. - Но... возможно.
Эгерт слышал, как бешено колотится его собственное сердце.
- День Премного... Премноголикования... Когда?
- Осенью.
Солль почувствовал, как сердце стукнуло еще раз - и замерло.
- Так долго... - прошептал он, чуть не плача. - Так долго...
Декан в задумчивости снова потер висок, потом шевельнул уголком рта
и, будто приняв решение, взял Эгерта за локоть:
- Вот что, Солль... Я предоставлю вам место вольного слушателя в
университете, но кров и стол вы получите, как полноправный студент. До
предполагаемой встречи с вашим другом Скитальцем остается полгода - хорошо
бы потратить это время с умом... Так, чтобы в конце концов он захотел-таки
выслушать вас... Я ничего не обещаю, но просто хочу помочь вам, понимаете?
Эгерт молчал - предложение декана обрушилось на него и несколько
оглушило. По дну его сознания прошел образ бледной женщины в окне.
- И уж конечно, - добавил декан, видя его растерянность, - конечно, в
университете никто и ничто не будет вам угрожать... Слышите, Эгерт?
В раскрытые ворота вереницей въезжали повозки - окрестные крестьяне
вертели головами, отбиваясь попутно от нахальных мальчишек, чьи глаза
безошибочно видели, а руки хватали с телег все, что плохо лежит. Эгерт
вспомнил вчерашнее приключение - и помрачнел.
- Что ж вы так долго раздумываете? - мягко удивился декан.
- А? - вздрогнул Эгерт. - А разве я... Я же сказал, что согла... Я
согласен.
5
Две кровати с высокими спинками да старый столик под узким окошком -
вот и все, что могла вместить сырая комнатка с низким сводчатым потолком.
Окошко глядело во внутренний двор университета - сейчас там было пусто,
только неутомимая старушка, являвшаяся с уборкой дважды в неделю,
расхаживала взад-вперед то с тряпкой, то с метлой.
Эгерт слез с подоконника и вернулся на свою кровать. Теперь у него
было полным-полно времени для того, чтобы лежать навзничь, глядеть в серые
своды потолка и думать.
Минет весна, пройдет лето, потом наступит осень - в который раз Эгерт
загибал пальцы, подсчитывая оставшиеся месяцы. Наступит День
Премноголикования, и в город явится человек с прозрачными глазами без
ресниц, с нервными крыльями длинного носа, с жалящей шпагой в ножнах -
человек, облаченный невидимой, но от этого не менее беспощадной силой...
Солль вздохнул и повернулся лицом к стене. Высоко вскидывая тонкие
суставчатые ноги, по темному камню бежал мелкий паучок.
Университет полон был самой разношерстной братии; во флигеле жили и
столовались те, что победнее. Молодые люди побогаче - а их тоже было
немало - снимали апартаменты в городе. Эгерт избегал и тех, и других.
Спустя несколько дней после своего водворения в университете он написал в
Каваррен, отцу; ничего не объясняя, сообщил только, что жив и здоров, и
просил прислать денег.
Ответ пришел раньше, чем можно было предположить - вероятно, почта
ходила исправно. Эгерт не получил из дому ни упрека, ни утешения, ни
единого слова на клочке бумаги - зато смог расплатиться за стол и жилье,
сменить износившуюся одежду и починить сапоги; положение вольнослушателя
не давало ему права на гордость всех студентов - треугольную шапочку с
серебряной бахромой.
Впрочем, ни шапочка, ни бахрома нимало его не занимали - глядя в
белую стену сырой комнатушки, он видел дом с гербом на воротах - вот
верховой слуга приносит письмо... Вот отец берет смятую бумажку в руки - и
руки дрожат... А на пороге стоит мать - изможденная, седая, и платок
соскальзывает с плеч...
А может быть, и нет. Может быть, рука отца не дрогнула, когда под
сургучной печатью он обнаружил имя сына. Может быть, только дернул бровью
и сквозь зубы велел слуге отослать денег этому недоноску, позорящему честь
семьи...
За спиной Солля распахнулась дверь. Привычно вздрогнув, он сел на
кровати.
Сосед Солля по комнате, сын аптекаря из предместья, радостно
ухмыльнулся.
Имя его было Гаэтан - но весь университет и весь город в глаза и за
глаза звали его Лисом. И без того юный - года на четыре моложе Солля - он
выглядел совсем мальчишкой из-за небольшого роста, узких плеч и по-детски
открытой, скуластой физиономии. Задиристо вздернутый нос Лиса покрывали
полчища веснушек, а маленькие глаза цвета меда умели в одну секунду
сменять обычное шкодливое выражение на мину трогательной наивности.
