- Чего?
- Пройти... выйти... из города...
Стражник - потный, толстощекий, но не злой с виду человек -
усмехнулся:
- Утром, дружочек... Припоздал ты, бывает... Хотя, если разобраться,
что за удовольствие тебе в ночь идти? Не ровен час... Так что, дорогуша,
солнышка дождись - на рассвете и откроем...
Не говоря больше не слова, Эгерт отошел. Ему сделалось все равно.
Утром ворота заклинит, или солнце не взойдет, или еще что-то... Если
неведомая и враждебная сила, играющая им весь день со времени роковой
встречи с Торией, если эта сила не хочет выпускать Солля из города - он не
выйдет по своей воле, здесь и умрет жалкой смертью, смертью труса...
Площадь перед воротами пустела. Эгерту захотелось лечь - немедленно,
все равно где, только лечь и закрыть глаза, и ни о чем не думать.
Едва переставляя ноги, он побрел прочь от ворот.
Из широкой боковой улицы навстречу ему вылетела шумная кавалькада -
пятеро или шестеро молодых всадников на ухоженных конях. Наметанным глазом
Эгерт бездумно, механически определил породу каждой лошади и отметил
прекрасную посадку верховых; он просто стоял и ждал, когда они проедут -
но тут один из юношей на высоком вороном жеребце отделился от компании и
повернул прямо на Эгерта.
Это длилось секунду - и целую вечность. Солль потерял способность
двигаться.
Ноги его по колено вросли в булыжник площади, онемели, пустили корни
- так чувствует себя дерево, глядя на идущего к нему дровосека. Лошадь
неслась легко, красиво, будто по воздуху - но земля гулко сотрясалась, все
сильнее и сильнее сотрясалась от убийственных ударов копыт. Солль видел
черную морду жеребца с безумными глазами, нижнюю губу с ленточкой слюны,
грудь, широкую, как небо, тяжелую, как молот, готовый раздавить одним
прикосновением.
Потом в лицо ему ударил горячий запах, и медленно-медленно, как в
толще воды, жеребец поднялся на дыбы.
Эгерт смотрел, как перед самым лицом его замирает лоснящаяся морда,
вскидываются копыта, мерцают круглые шляпки гвоздей в полукружьях новых,
отличных подков... Потом подковы взлетают высоко над головой, а глазам
Эгерта открывается брюхо - круглое брюхо ухоженного жеребца с мохнатым,
как ветка, отростком внизу... А подковы над головой месят небо, готовясь
обрушиться с высоты и расплескать по булыжнику содержимое человеческой
головы...
Потом в его сознании случился провал - достаточный для того, чтобы
медленно сосчитать до пяти.
Солль по-прежнему стоял посреди площади; по переулку удалялись топот
копыт и заливистый смех, а по ноге Эгерта щекотно стекала тонкая струйка
теплой жидкости.
...Лучше - смерть.
За спиной хохотали стражники; Соллю казалось, что этот смех лязгает
внутри его головы. Вся воля Эгерта Солля, все оставшееся уважение к себе,
вся изувеченная, но еще живая гордость, вся сущность Эгерта кричала,
медленно корчась на костре немыслимого, невообразимого унижения.
Жерновом вертелось плоское небо, и площадь поворачивалась под ногами,
как жернов, и два черных жернова наваливались друг на друга, будто желая
стереть в порошок угодившего между ними человека...
Эгерт, - сказали ему его воля и его гордость. - Это конец, Эгерт.
Вспомни склизкую грязь на лице, вспомни эту девочку в дилижансе... Вспомни
себя настоящего, Солль, вспомни и ответь - почему ты, мужчина,
соглашаешься жить в этом гадком, оскотиневшем от вечного страха обличье?!
Ты дошел до края - еще шаг, и вся твоя жизнь, все твои светлые
воспоминания, вся память об отце и матери проклянут тебя, отрекутся
навсегда. Пока ты помнишь, каким должен быть мужчина - останови
завладевшее тобой жалкое чудовище!
Кажется, стражники давно угомонились и забыли о Солле; кажется,
стояла уже ночь, глухая и безлунная, освещаемая лишь несколькими фонарями.
Под одним из фонарей темнела широкая, приземистая кладка - то был колодец,
из которого прибывшие в город путники обычно поили усталых лошадей. Сейчас
здесь было пусто.
Эгерт приблизился - колодезная кладка пронзила ладони холодом - и
заставил себя заглянуть во влажно пахнущую темноту. Поверхность воды,
круглая, как зеркало, отражала тусклый фонарь, черное небо и человеческий
силуэт, будто вырезанный из закопченной жести.
Он спешил. Поблизости нашелся обломок булыжника - холодный и тяжелый,
как надгробная плита. Надо было привязать камень на шею - но веревки не
было, а пояс все время соскальзывал. Суетясь и всхлипывая от страха, Солль
расстегнул, наконец, рубаху и с трудом засунул булыжник за пазуху -
прикосновение камня к обнаженной груди заставило его передернуться.
Обеими руками удерживая за пазухой камень, он снова навалился на
кладку и минуты две стоял, отдыхая. Город спал; где-то в темной вышине
поскрипывали под ночным ветром невидимые флюгера, да слышалась издали
перекличка ночных сторожей: "Спите споко-ойно, честные жи-ители..."
Спи спокойно, сказал себе Эгерт. Изо всех сил, как любимого котенка,
прижал к себе камень; перекинул тяжелую, как бревно, ногу через стенку
колодца.
Он сидел на каменной кладке верхом; еще усилие - и другая нога,
непослушная, онемевшая, свесилась над водой. Теперь Солль лежал на кладке
животом, ноги его внутри колодца не имели опоры, оставалось только
зажмуриться, оттолкнуться от колодезной стенки руками и коленями - и тело
опрокинется навзничь, ударится о воду, и камень, спрятанный за пазухой,
тотчас же потянет на дно, и вода смоет с Эгерта страх и унижение, надо
только...
Мышцы его свело судорогой. Из последних сил давя в себе страх, он
пытался разжать синие, мертвой хваткой вцепившиеся в кладку пальцы. Если б
можно было с размаху садануть хлыстом по трусливым рукам... Но у Эгерта не
было помощников, а камень за пазухой мешал дотянуться до пальцев зубами и
укусить их, заставляя разжаться. Еще усилие, еще...
Но тут ужас смерти сорвал, наконец, плотину.
Солль вцепился в стенку колодца всем телом, локтями, ступнями,
коленями; уже не помня себя и собой не владея, ринулся вперед, хватая
воздух ртом, желая выскочить из собственной кожи и бежать, бежать,
спасаться... Захлебываясь страхом, он свалился с кладки на землю, булыжник
выкатился из-за пазухи, а Эгерт, все еще безумный, отполз прочь, дрожа и
всхлипывая.
Из полосатой будки у ворот выглянул стражник - и, не увидев никого и
ничего, спокойно нырнул обратно. "Спите споко-ойно..." - перекрикивались
сторожа.
Прислонившись спиной к фонарю, Эгерт сумел, наконец, взять себя в
руки - и только тогда осознал глубину пленившей его западни.
Он не хозяин себе. Страх сделал невыносимой его жизнь и невозможной -
смерть. Он не сможет уйти; весь человеческий век, всю долгую, до старости,
жизнь он будет бояться, бояться, и унижаться, и предавать, и сносить
позор, и ненавидеть себя, и гнить заживо - пока не сойдет с ума...
Нет!! - закричала душа Эгерта Солля. Нет...
Рубашка лишилась уже всех своих пуговиц; Эгерт схватил булыжник на
руки, как мать любимое дитя, кинулся к колодцу, одним прыжком взлетел на
край...
Ему не хватило доли секунды, потому что, увидев темную воду внизу,
страх смерти сломил его волю, как ребенок ломает спичку, и дал опомниться
только на земле, где Солль трясся, скорчившись, как новорожденный
крысенок...
Он плакал и грыз пальцы. Он звал на помощь светлое небо - но небо
оставалось темным, как это бывает ночью. Он хотел умереть и пытался
остановить свое сердце усилием воли - но сердце не слушалось и билось
по-прежнему, хоть и неровно и болезненно...
Потом он почувствовал на себе взгляд.
Никогда еще Эгерт так остро, так явно не чувствовал кожей чужих
взглядов; он сжался, не решаясь шевельнуться, но взгляд, вопреки его
надежде, не исчезал. Взгляд лежал на плечах, как тяжелые ладони; Солль
стиснул зубы и медленно поднял голову.
В пяти шагах от него стоял, залитый светом фонаря, незнакомый, седой
человек. Лицо его, немолодое, безбородое, покрытое узором морщин, казалось
непроницаемым, как маска. Человек стоял неподвижно и разглядывал Солля с
непонятным выражением в спокойных, чуть прищуренных глазах.
Эгерт перевел дыхание - ему почему-то сразу стало ясно, что
незнакомец не оскорбит его и не ударит, но вместе с тем на дне души
заворочалось совсем иное, не похожее на обычный страх беспокойство. Ему
захотелось, чтобы свидетель его позора и отчаяния поскорее сгинул в ночи;
давая понять, что присутствие другого человека ему нежелательно, Солль
отвернулся.
Прошла еще минута. Пристальный взгляд ни на секунду не оставил Эгерта
в покое.
Солль мучился, как на раскаленной сковородке; наконец, терпение его
иссякло, и он решился заговорить:
- Я...
Он замолчал, не находя слов. Неизвестный смотрел, и не думая
приходить ему на помощь.
- Вы... - снова начал Эгерт, и в этот момент его озарила простая и
светлая мысль.
- Вы... - проговорил он увереннее, - не могли бы вы... Помочь мне?
Неизвестный мигнул. Переспросил вежливо:
- Помочь?
С трудом поднявшись, Солль подошел к колодцу и снова взял в руки свой
булыжник:
- Подтолкнуть... Только немножко подтолкнуть. Туда. В воду.
Ночной прохожий не ответил, и Эгерт добавил поспешно:
- Это... Бывает, верно? Мне очень надо... Очень надо, помогите мне,
пожалуйста.
Прохожий перевел внимательный взгляд с булыжника на лицо Эгерта,
потом на колодец, потом снова на Солля.
- Очень надо, - сказал Эгерт просительно. - Необходимо... Я должен...
Но сам не могу. Пожалуйста...
- Думаю, что не смогу вам помочь, - проговорил незнакомец медленно.
Надежда, вспыхнувшая было в Эгертовой душе, разом погасла.
- Тогда... - сказал он тихо. - Тогда уйдите, пожалуйста. Мне
придется... попробовать еще.
Незнакомец покачал головой:
- Не думаю. Не думаю, что у вас что-то получится, Эгерт.
Солль выронил булыжник. С трудом проглотил вязкую слюну; уставился на
незнакомца почти с ужасом.
- Вы ведь Эгерт Солль, я не ошибся? - поинтересовался прохожий как ни
в чем не бывало.
Эгерт мог бы поклясться, что никогда раньше не встречал этого
человека. Будто прочитав его мысли, незнакомец коротко усмехнулся:
- Мое имя - Луаян. Декан Луаян из университета.
Солль молчал; перед глазами его в одно мгновение промелькнули и
величественное здание на площади, и девушка в высоком окне. Декан тем
временем неторопливо приблизился к колодцу и непринужденно, как юноша,
устроился на его краю:
- Что ж, поговорим, Эгерт...
- Откуда вы меня знаете? - выдавил Солль. При свете фонаря блеснули
белые декановы зубы - он улыбнулся и покачал головой, будто удивляясь
наивности вопроса. И тогда, вздрогнув от внезапной догадки, Эгерт спросил
непослушными губами:
- Вы... колдун?!
- Я - маг, - поправил его декан. - Маг и преподаватель... А вы, Солль
- кто?
Эгерт не мигая смотрел в спокойное, непроницаемое лицо. Он явился в
город ради встречи в магом, он надеялся на эту встречу и страшился ее - но
появление Тории в высоком окне спутало все и переменило. Он отказался от
надежды и забыл о ней - и вот теперь, онемевший, стоит перед седым
человеком в темном, странного покроя одеянии, перед вольным или невольным
свидетелем своих жалких потуг на самоубийство, и язык прилип к небу, и где
искать ответа на безжалостный деканов вопрос?
Декан вздохнул:
- Что же, Эгерт? Кем вы были - я приблизительно знаю. А теперь?
- Теперь... - Солль не услышал себя и начал снова: - Теперь... я хочу
умереть.
Декан усмехнулся - как показалось Эгерту, презрительно:
