глаза. Видимо, он был настолько пьян, что из всего происходящего вокруг
выделял только приятный для него процесс - путешествие брызг на лицо и
одежду некоего господина.
Подмастерье занес ногу в третий раз, но в этот момент не выдержали
нервы лейтенанта Дрона. С нечленораздельным рычанием он рванулся вперед, и
кулак его врезался портняжке в подбородок. Без единого звука подмастерье,
очень удивленный, опрокинулся назад - и так и остался лежать, посапывая.
Эгерт перевел дыхание. Он стоял, облитый грязью с головы до ног, и
десять пар глаз потрясенно глядели, как эта грязь стекает по золотому
галуну мундира.
Первым нарушил молчание Дрон:
- Ты бы его убил, Эгерт, - сказал он виновато. - Как тебя скрутило...
Его, может быть, и стоило бы убить, но не здесь же, не сейчас... Надрался,
дубина такая, что возьмешь - простолюдин... Эгерт, ты слышишь?
Солль стоял, глядя в лужу - как до этого подмастерье. Светлое небо,
Дрон решил, что Эгерта парализовал приступ ярости!
Его тронули за мокрый рукав:
- Эгерт... Ну что тебя заклинило?! Не убивать же, Дрон прав... Если
всех убивать, так и мастеровых не останется... Пойдем, Эгерт, а?
Оль и Бонифор уже переминались у дверей трактира, нетерпеливо
оглядываясь на остальных; кто-то взял Солля под руку.
- Минутку, - уронил Карвер. На него удивленно оглянулись.
- Минутку, - повторил тот громче. - Дрон, и вы, господа... По-вашему,
лейтенант Солль поступил правильно?
Кто-то фыркнул:
- Что за ерунда, что за речь перед строем, правильно-неправильно...
Никак не поступил, и ладно, что дубина эта жива осталась...
- Неправильно, что озверел, - заметил Дрон примирительно. - Хватит,
Карвер, пойдем...
Тут случилось странное. Проскользнув между гуардами, Карвер оказался
вдруг прямо на том месте, где стоял до того поверженный портняжка.
Несильно размахнувшись, Карвер ударил в лужу ботфортом.
Стало тихо, как в давно забытой могиле. По телу Солля прошла
судорога; свежая грязь налипла на мундир, потеками заструилась по щеке со
шрамом, сосульками склеила светлые волосы.
- А? - глупо спросил кто-то. - Аг...а?
- Эгерт, - сказал Карвер тихо. - Ты так и будешь стоять?
Голос его то приближался, то отдалялся - уши Солля будто заложило
ватой.
- Он так и будет стоять, господа, - так же тихо пообещал Карвер и
снова окатил Солля зловонной жижей.
В ту же минуту Карвера схватили с двух сторон Лаган и Дрон; тот не
сопротивлялся и дал оттащить себя от лужи:
- Да не волнуйтесь так, господа... Посмотрите на Солля, он же не от
ярости трясется... Он болен-таки, и болезнь его знаете как называется?
Эгерт с трудом разлепил губы, чтобы выдавить жалкое:
- Замолчи...
Карвер воодушевился:
- Вот-вот... Вы слепы, господа, прошу прощения, но вы слепы как
компания кротов...
И, пользуясь тем, что Лаган и Дрон растерянно выпустили его руки,
Карвер поспешил к луже и, почти опорожняя ее, снова окатил Солля.
Из окон и дверей "Верного меча" торчали, как грибы из лукошка, головы
любопытных.
- Да он пьян! - панически выкрикнул Бонифор. - Гуард на гуарда...
- Солль больше не гуард! - рявкнул Карвер. - Его честь замарана, как
его мундир...
Тогда Эгерт поднял глаза и встретился с Карвером взглядом.
Он был невиданно наблюдателен, этот друг-вассал. Долгие годы вторых
ролей научили его смотреть и выжидать. Теперь, примерявшись, он угодил
прямо в яблочко, он выиграл, он победил, и в уставленных на Солля жестких
глазах Эгерт прочитал всю длинную историю их верной дружбы.
Ты всегда был храбрее меня, говорили глаза Карвера. Ты всегда был
сильнее и удачливее, и разве я не расплачивался за это верностью и
терпением? Вспомни, я сносил бестрепетно самые злые шутки; я сносил их по
справедливости, я чуть ли не радовался твоим насмешкам! Жизнь переменчива;
теперь я храбрее тебя, Эгерт, и справедливо будет, если ты...
- Да ты рехнулся, Карвер! - выкрикнуло сразу несколько голосов.
...Справедливо будет, если ты, Солль, займешь то положение, к
которому обязывает тебя твоя трусость...
- Это дуэль, Солль! - хрипло произнес Дрон. - Ты должен вызвать...
Эгерт увидел, как друг его мигнул; где-то по дну сознания Карвера
пронеслась шальная мысль: что, если все-таки просчитался? Если вызовет?
Если дуэль?
- Это дуэль, Солль... - носилось в воздухе вокруг Эгертовой головы. -
Вызывай... Сейчас или завтра, как хочешь... На рассвете, у моста...
Дуэль... Дуэль... Поединок...
И тогда Эгерт ощутил тот самый симптом страха, о котором умолчала в
разговоре Фета; от каждого слова "дуэль" ему становилось все труднее и
труднее.
Карвер увидел и понял, и глаза его, устремленные на Солля, полыхнули
сознанием полной и окончательной безопасности.
Дуэль... Дуэль... Поединок...
Где-то в глубине Эгертовой души метался прежний Солль, исходя
бессильной яростью, приказывая немедленно выхватить шпагу и провести в
грязи у ног Карвера черту... Но страх уже полностью подчинил себе бывшего
лейтенанта, сломил его, парализовал и толкнул на самое постыдное для
мужчины преступление: отказ от поединка.
Эгерт отступил на шаг; темное небо крутилось над его головой, как
сумасшедшая карусель. Кто-то ахнул, кто-то предостерегающе закричал; и
тогда лейтенант Эгерт Солль повернулся и побежал.
В тот же вечер, оставив в отчем доме облепленный грязью мундир и
прихватив с собой только дорожный саквояж, гонимый невыносимым страхом и
еще более тягостным стыдом, Эгерт покинул город.
3
За мутным окошком быстро вечерело. Дилижанс жалобно постанывал на
ухабах; Эгерт сидел, забившись в угол, и безучастно смотрел на серую,
однообразную, без устали бегущую назад обочину.
Со дня, а вернее, с ночи его бегства из Каваррена прошло недели три;
чувство окончания света и окончания жизни, овладевшее тогда Эгертом и
бросившее его прочь из дому, из города, из мундира и собственной шкуры -
это ужасное, мучительное чувство теперь притупилось, и Солль просто сидел
в пыльном углу дилижанса, подмостив руку под подбородок, глядя в окно и
стараясь ни о чем не думать.
Саквояж его не поместился на багажной полке, и теперь путался в
ногах, мешая спрятать их под сиденье; все багажное отделение заполнено
было узлами и корзинами, принадлежавшими странствующему торговцу. Сам
торговец, желчный и жилистый старик, сидел теперь напротив; Эгерт
прекрасно понимал, что имеет полное право потеснить его вещи ради
собственного саквояжа - но не решился сказать и слова в свою защиту.
Место рядом со стариком занимала хорошенькая, юная, несколько робкая
особа - по-видимому, девица преждевременно вылетела из отчего гнезда,
чтобы отправиться на поиски работы, мужа и приключений. Заинтересовавшись
было Эгертом и не получив с его стороны ни малейшего ответа, бедняжка
теперь обиженно водила пальчиком по стеклу.
Бок о бок с Соллем сидел унылый, неопределенных лет субъект с
висящим, как капля, сизым носом и короткими, сплошь в чернилах пальцами.
Эгерт про себя определил его, как бродячего писца.
Плавно покачивалась туша дилижанса; купец прикорнул, навалившись
лицом на раму, девица безуспешно ловила назойливую муху, писец, не
отрываясь, глядел в пространство, а Эгерт, у которого от неудобной позы
ныла спина и затекали ноги, думал о прошлом и будущем.
Прожив двадцать лет в Каваррене и никогда не удаляясь от него на
сколько-нибудь значительное расстояние, он получил теперь возможность
увидеть мир - и эта возможность более пугала, нежели радовала. Мир
оказался неуютным, бесформенным средоточением городишек, селений,
постоялых дворов, дорог, по которым бродили люди - угрюмые, иногда
опасные, чаще равнодушные, но неизменно неприятные Эгерту незнакомые люди.
Солль чувствовал себя неухоженным, измученным, затравленным; сейчас,
прикрыв глаза в мерно покачивающемся дилижансе, он в который раз отчаянно
пожелал, чтобы все происходящее с ним оказалось дурацким сном. На какое-то
мгновение он искренне поверил, что сейчас проснется в своей постели и,
разлепив глаза, увидит кабанов на гобеленах, и позовет слугу, и умоется
чистой водой над серебряным тазом, и будет прежним Эгертом Соллем, а не
жалким трусливым бродягой; он так искренне в это поверил, что
потрескавшиеся губы сами собой улыбнулись, а рука провела по щеке, будто
прогоняя дремоту.
Пальцы его наткнулись на длинный рубец шрама. Эгерт вздрогнул и
открыл глаза.
Торговец глухо похрапывал; девица поймала наконец муху и, зажав
насекомое в кулаке, с интересом прислушивалась к звукам, издаваемым
несчастной пленницей.
Светлое небо! Вся жизнь Солля, вся счастливая и достойная жизнь его
тысячей осколков летела в невообразимую пропасть, позади него оставались
позор и боль, которые страшно было вспоминать; впереди его ждала серая,
мутная, тошнотворная неизвестность, о которой страшно было помыслить. За
что?!
Солль снова и снова задавал себе этот вопрос. В корне всех
обрушившихся на него бед лежала трусость, внезапно проснувшаяся в душе
храбреца; но как, почему, каким образом стало возможным такое
перерождение? Откуда пришла болезнь?
Дуэль с незнакомцем. Эгерт то и дело возвращался к ней мысленно и
всякий раз удивлялся: неужели одно поражение способно было так сломить
его? Одно нелепое, случайное поражение, произошедшее без свидетелей...
Он изо всех сил сжал зубы и уставился в окно, за которым уже
бесконечно долго тянулся сырой, темный лес.
Копыта лошадей выбивали ровный дорожный ритм; торговец проснулся и
развернул узелок с ломтем хлеба и копченой куриной ногой. Эгерт отвернулся
- он был голоден. Девица уморила наконец муху и тоже потянулась за
узелком, в котором оказались булочка и кусочек сыра.
Писец, по-видимому, раздумывал, не пора ли и ему поужинать - когда в
размеренном ритме лошадиных копыт появились вдруг лишние, фальшивые ноты.
Дилижанс дернуло - сначала вперед, потом как-то неуклюже вбок;
неразборчиво, испуганно закричал возница на передке. Топот копыт
послышался сзади и сбоку; торговец вдруг побледнел как мел, и рука его,
сжимающая лоснящуюся от жира куриную ногу, крупно затряслась.
Девица удивленно завертела головой; на губах у нее белели приставшие
крошки. Писец икнул; Эгерт, ничего не понимая, но чуя недоброе, вжался
лопатками в потертую обивку.
Впереди что-то грузно ударилось о дорогу; дилижанс резко сбавил ход,
Эгерт едва не полетел вперед, на торговца.
- Осади! - зло выкрикнул мужской голос откуда-то сзади. - Осади,
стой!
Истерически заржали сразу несколько лошадей.
- Светлое небо... - простонал торговец. - Нет... Нет!
- Что это? - тонко спросила девица.
- Разбойники, - объяснил писец спокойно, как у себя в конторе.
Сердце Эгерта, несчастное боязливое сердце, одним судорожным
движением прыгнуло вверх, к горлу, чтобы тут же провалиться вниз, к
желудку. Он скорчился на сидении и плотно зажмурил глаза.
Дилижанс качнулся и стал. Быстро и умоляюще забормотал возница, потом
вскрикнул и замолчал. Дверцу дилижанса рванули снаружи:
- Открывай!
Эгерта тряхнули за плечи:
- Молодой человек...
Он через силу открыл глаза и увидел над собой бледное лицо с
огромными, часто моргающими глазами.
- Молодой человек... - прошептала девушка. - Скажите, что вы мой
муж... Пожалуйста... Может быть...
И, повинуясь инстинкту слабого, который ищет защиты у сильного, она
