потолок.
Меня прошиб пот, и комната перед глазами на секунду потеряла резкие
очертания - будто через мокрое стекло.
А потом я решился подойти.
Золотая цепь, золотая пластинка со сложной фигурной прорезью. Я
протянул руку - и отдернул. Протянул еще раз, коснулся срезанного уголка -
солнечный зайчик на потолке дрогнул и замер опять.
Я заплакал. Плача, осторожно взял медальон за цепочку и на вытянутой
руке понес к Ларту.
Я стучал в дверь, всхлипывал и кричал:
- Хозяин! Она ушла! И ржавчина ушла, хозяин! Пожалуйста, откройте!
Пожалуйста!
Ответа не было.
Потом я спиной почувствовал чье-то присутствие - и обернулся. Я
надеялся, что это Кастелла - но это был Март, ее муж. Он стоял внизу, у
основания лестницы, и осторожно прижимал к груди большой сверток.
Несколько минут мы просто смотрели друг на друга, потом он вздохнул и
спросил негромко:
- Что... Чем я могу... Кастелла?
Я посмотрел на дверь кабинета. Дверь была испорчена ударами моих
башмаков, и ни звука, ни дуновения не долетало изнутри.
Я поднял перед собой руку с медальоном, как это любил делать Орвин.
Пластинка медленно поворачивалась на цепи.
- Она... - сказал я Марту. - Вам лучше... Подождать ее в прихожей.
Сверток у него в руках шевельнулся, он крепче прижал его к себе.
- Что здесь... произошло? - спросил он неуверенно.
Я стоял на верхней площадке лестницы, он - на нижней, он прижимал к
груди ребенка, я держал перед собой медальон.
- Здесь... кажется, спасли мир, - сказал я горько.
Кастеллу мы нашли в прихожей; она стояла, подставив лицо тонкому
магическому Лучу, пробивавшемуся с потолка. Увидев Марта, шагнула вперед;
лицо у нее было такое, будто она собиралась заплакать и расхохотаться
одновременно. Март остановился, не говоря ни слова. Кастелла подошла,
приняла у него ребенка, откинула пеленки, прикрывающие головку. Я увидел
его - удивленного, благожелательного, радостно потянувшегося к матери,
пытающегося высвободить ручки из тесного одеяла. Я посмотрел на Марта -
тот прятал глаза. Я оставил их одних и неверными шагами двинулся в большой
зал.
Свечи догорели. Ильмарранен, человек-легенда, сидел в кругу и смотрел
на меня. Совсем как тогда, в прихожей.
- Дамир... - сказал он с подобием усмешки. - Как мы всегда...
одинаково встречаемся.
Я подошел, стараясь не наступать на меловые линии, и протянул ему
медальон. Он неверными пальцами взялся за цепочку, поднес к глазам:
- Что это? Медальон Орвина? Почему?
- Орвин погиб, - сказал я.
Он нахмурился. Опустил голову. Подумал, снова посмотрел на меня -
вопросительно.
- Вы живы, - сказал я почти что с упреком. - Орвин умер, а мой хозяин
умирает... Может быть, уже...
- Уймись, - сказали у меня за спиной.
Марран, не видя уже меня, напрягся вдруг и поднялся - с усилием. Я
медленно оглянулся.
- Ларт... - прошептал Марран.
Хозяин стоял, тяжело привалившись к дверному косяку. Половина лица
его была скрыта повязкой. Единственный глаз смотрел сквозь нас.
- Ларт... - Марран шагнул вперед, еще шагнул, приблизился к Легиару,
остановился в нерешительности. Так они стояли друг против друга - молча,
горестно, неподвижно.
Потом Марран вздохнул и протянул Ларту на ладони золотой Амулет
Прорицателя.
У Легиара дрогнули губы; ожил единственный глаз, раскрылся
широко-широко, как у мальчика, впервые увидевшего на ярмарке обезьянку.
Ларт покачнулся, я хотел было поддержать его - но он раздраженно отодвинул
меня локтем:
- Успокойся... Я еще в состоянии держаться на ногах...
Принял у Маррана Амулет, потрогал ногтем, оглядел придирчиво - нет ли
где ржавого пятнышка... Пятнышка не было.
- Небо, - сказал Легиар.
Медальон выскользнул из его ослабевших пальцев и, тонко прозвенев,
упал на пол. Я нагнулся было - поднять, но чья-то рука в перчатке
опередила меня. Бальтазарр Эст!
Появившись внезапно и ниоткуда, он стоял теперь между Лартом и
Марраном, держа медальон за цепочку. Золотая пластинка раскачивалась
взад-вперед, выписывая в воздухе светящуюся дугу.
Все молчали, потом Эст проговорил негромко:
- Так, значит... - и снова: - Значит, так...
Потом обернулся к Ларту:
- Но можем ли мы быть в безопасности, пока существует Дверь и
Привратник жив?
Он обратил на Маррана невыносимо тяжелый взгляд. Тот отозвался
негромко, не опуская глаз:
- Убить меня может только один человек, Аль. Только один человек
имеет на это право.
Ларту, кажется, стало хуже. Он побледнел еще больше и стиснул зубы. Я
подскочил - он не стал отстранять меня, а мертвой хваткой вцепился мне в
плечо. Так мы стояли несколько долгих минут, пока не унялась его боль.
- Аль, - сказал Ларт шепотом. - У меня нет сейчас сил на тебя.
Пожалуйста, уйди.
Эст помедлил, холодно пожал плечами и уронил медальон на поверхность
круглого столика. Шагнул к окну, будто собираясь выпрыгнуть.
- Аль, - сказал Марран.
Тот замер, не закончив движения. Ждал, не оборачиваясь.
- Не было пари, Аль. Была глупая шутка.
Бальтазарр Эст повернул к нему голову, сказал после паузы:
- Что теперь... Было - не было... Дурак ты, Марран, и не поумнел...
Открывать надо было, такой шанс тебе... - и осекся. Опустил голову.
Пробормотал с полусмешком: - М-на, такое приключение сорвалось... Не
довелось узнать, чего старушка Третья от нас хотела...
Марран шагнул было к нему - Эст свирепо вскинулся. Крепко сжал узкий,
как лезвие, рот. Кивнул Ларту, длинно посмотрел на Ильмарранена, обернулся
лохматой вороной и с пронзительным карканьем вылетел в приоткрытое окно.
Хозяин перевел дыхание и ослабил хватку на моем плече. Марран стоял,
потупившись, и слушал, как ветер хлопает оконной рамой.
...Он слушал, как ветер хлопает оконной рамой, и кожей чувствовал
взгляд Легиара. Полустерлись меловые линии на полу, лужицами воска застыли
догоревшие свечи, а в углу у окна, там, куда не достигала скомканная на
подоконнике портьера, виднелось бледное чернильное пятно - много лет назад
Марран запустил чернильницей в большую серую мышь.
Сейчас, увидев пятно, он обрадовался. Покачал сокрушенно головой:
- Надо вывести... Смотри-ка...
Мальчишка, Дамир, фыркнул тихонько. Потом сказал шепотом, пугаясь
собственной смелости:
- Так не выводится, я пробовал... Хозяин знает... Въелось, или что
там еще...
Повернувшись, Ильмарранен наткнулся на низкий круглый столик,
бездумно взял на ладонь Амулет Прорицателя, хотел посмотреть сквозь
прорезь на солнце - но вовремя спохватился, что не имеет на это права.
Сник, принялся накручивать золотую цепочку на палец.
- Орвин погиб, - тихо сказал Легиар.
Марран вздрогнул:
- Из-за меня?
- Нет, - отозвался Легиар после паузы.
Помолчали.
- Я соврал Эсту, - сказал Марран, прислонившись затылком к стене и
закрыв глаза.
Легиар с трудом поднял изломанную бровь:
- Что?
- Я сказал ему, что не было пари. А пари было. Мы побились об заклад
с мельником Хантом, что...
- Помолчи, ладно? У меня в ушах... звенит. Уймись.
Хлоп... Хлоп... - колотилась оконная рама. Жалобно вскрикивало
стекло.
- Я думал, тебе от этого легче, - извиняющимся тоном пробормотал
Марран.
Легиар двинулся к нему через всю большую комнату. Подошел вплотную,
так что Марран отпрянул, вжавшись лопатками в стену.
- А мне не легче, - хрипло сказал колдун. - Наверное, мне никогда уже
не станет легче.
И отвернулся, опустив плечи - поникший, усталый, будто вынули из него
ту тугую железную струну, о которую обломала зубы чудовищная Третья сила.
Где-то в доме заплакал ребенок. Руал почувствовал, как глубоко в нем
отозвался этот плач - будто затянулся где-то внутри огромный, запутанный
узел.
Плач стих - закрылась входная дверь.
- Они ушли, - шепотом сказал Дамир. - Она и этот, муж ее...
Узел подергивался, сжимаясь.
- Мне надо... - начал было Руал, но не услышал своего голоса. Начал
вновь: - Я должен... догнать.
Ларт отошел. Тяжело навалился на стол. Помолчал, опустив голову.
Потом поднял изувеченное лицо:
- Конечно, должен.
Они уходили, спускаясь вниз, с холма. Руал не мог бежать -
подгибались ноги. В отчаянии, что теряет ее, он крикнул глухо, и крик тут
же был унесен ветром, но она услышала и обернулась. Потом обернулся Март.
Снова налетел ветер, поднял столбом палые листья, закрутил и бросил -
Ящерица двинулась Руалу навстречу, медленно, будто неохотно, через силу, с
трудом. Март смотрел ей в спину и немо разевал рот, будто выброшенная на
берег рыбина.
Встретились. Удивленно воззрившись на незнакомца, забормотал что-то
малыш у нее на руках. Она, не глядя, сунула ребенку тряпичную игрушку.
- Ты спасла мне жизнь.
- Мы квиты.
- Уходишь?
Малыш потянул игрушку в рот, с удовольствием ухватил ее розовыми
деснами.
- Руал... А помнишь, муравьи?
...До чего теплым был золотистый песок на речном берегу, под обрывом!
В песке этом ползали, обуянные азартом, двое подростков, а между ними, на
утрамбованном пятачке, разворачивалось муравьиное сражение. Черными
муравьями командовала Ящерица, а юный Марран - рыжими... Некоторое время
казалось, что силы равны, потом рыжая армия Руала отступила беспорядочно,
чтобы в следующую секунду блестящим маневром смять фланг черной армии,
прорвать линию фронта и броситься на растерявшуюся Ящерицу.
- А-а-а! Прекрати!
Муравьи взбирались по голым загорелым щиколоткам... Она прыгала,
вертелась волчком, стряхивая с себя обезумевших насекомых. Марран сидел на
пятках, утопив колени в песке, и улыбался той особенной победной улыбкой,
без которой не завершалась обычно ни одна из его выходок...
- Ну и целуйся с муравьями своими! - кричала она обиженно.
- Ну, целоваться я хочу с тобо-ой...
И он набил полный рот песка, ловя ее ускользающие, смеющиеся губы,
пытаясь удержать верткое, как у ящерицы, тело, остановить хоть на миг,
почувствовать, как с той стороны тонких полудетских ребер колотится
сердце, колотится и выдает с головой ее радость, возбуждение и
замешательство... Пересчитать песчинки, прилипшие к бедрам и коленкам,
запутавшиеся в растрепанных волосах...
Куражился осенний ветер. Поодаль ждал Март, ее муж, ждал, не замечая
судорожно стиснутых пальцев. Ребенок слюнявил тряпичную куклу.
- Муравьи? Нет, кажется, не помню.
Тучи то и дело перекрывали солнце, и тогда казалось, что кто-то
накинул темный платок на огромную лампу.
- А... Как ты дразнил меня, помнишь?
...Изумрудная ящерица на плоском камне. Оранжевые бабочки над зеленой
травой... Она умела тогда превращаться в ящерицу, и только в ящерицу, и
мальчишка смеялся:
- А в стрекозу можешь? А в саламандру? А в дракона?
- Ну, хватит, Марран! Можешь больше не приходить!
Он поймал ее и оторвал теплый, подрагивающий хвостик, повесил на
цепочку и носил на шее, ощущая ежесекундно, как он щекочет его грудь под
рубашкой...
Она злилась до слез. Это было раньше, давно, давно, еще в детстве...
- Нет, не помню, Ящерица. Не помню.
От рощи несло сыростью; Ильмарранену казалось, что он врос в
пригорок, врос, заваленный листьями по колено.
- А река, форели? Вспомни, Марран!
...Река была теплой, кристально чистой, и в самую темную ночь он
различал в потоке плывущую впереди серебряную форель.
Он и сам был форелью - крупной, грациозной рыбиной, и ему ничего не
