Качнулся пол под ногами.
Все вулканы мира извергали его. Он несся по немыслимым, колоссальным
пространствам, сжигая или щадя.
Все тучи гремели им, как громом. Потоками дождя он топил или спасал.
Он был тайфуном в море, он был самумом в пустыне, он был всеми
ураганами на свете. Он вырывал из земли вековые деревья и сотрясал, играя,
горы, тоже бывшие им.
Он был каждым строгим учителем в каждой сельской школе, учителем с
пучком розог и длинной деревянной линейкой.
Он был чумой, и имя его вселяло ужас. Из тысячи жертв одну, на выбор,
он щадил.
Все трясины на поверхности земли, смертоносные омуты и водовороты,
затягивающие непослушных и ленивых детей.
Помыслы смертных, понятные ему, как детский стишок, вызывали улыбку.
Их борьба с каждодневным умиранием достойны были снисходительного вздоха.
Всеведение. Всемогущество. И вдруг - костер среди чиста поля.
У костра...
Вспыхнуло лицо, сердце забилось, как пойманный звереныш.
Спутанные темные волосы, обнаженные плечи, несмело протянутые к нему
руки...
Ящерица!
Небо, что со мной?!
Все вулканы мира извергали их, слившихся в одном потоке лавы.
В грохоте молний они одним дождем падали на землю.
Следуя их прихотям, чередовались приливы и отливы.
Два вихря свивались кольцами, сносили крыши и сотрясали горы,
которые...
Как мячиком, они перебрасывались солнцем - рассвет, закат...
Ящерица, это я, Марран, ты слышишь?!
Тихая река. Две форели в лунном свете.
Огонь в печурке. Спят, посапывая, их дети. Прерывистое дыхание на его
лице, влажная теплая кожа, подступающие сладкие судороги. Он - нежность до
кончиков волос, она - сплошная, всеобнимающая нежность...
КОРОЛЬ И КОРОЛЕВА НА ОДНОМ ТРОНЕ. ВЛАСТЕЛИН И ВЛАСТИТЕЛЬНИЦА. ТЫ
ХОЧЕШЬ ЭТОГО, МАРРАН?
Но у нее ребенок... Как же можно...
Пауза.
МАРРАН, ТЫ В СВОЕМ УМЕ? ТЫ ПОНИМАЕШЬ, О _Ч_Е_М_ ИДЕТ РЕЧЬ?
Не понимаю. А ЧТО ты хочешь сделать с этим миром? Он не нравится
тебе. Мне тоже не очень нравится. Что же, сжечь, вытравить? Как ты с ним
поступишь?
Т_Ы_ ПОСТУПИШЬ. ЭТО БУДЕТ _Т_В_О_Й_ ПОСТУПОК, МАРРАН.
Хорошо. Как я с ним поступлю?
А КАК ПОСТУПАЕТ САДОВНИК С ДИКИМ, ЗАБРОШЕННЫМ САДОМ? ТЕБЕ ПОНАДОБЯТСЯ
И НОЖ, И ТОПОР. МНОЖЕСТВО ВЕТОК БУДЕТ ОТСЕЧЕНО, НО САД ВОЗРОДИТСЯ И
САДОВНИК БУДЕТ ДОВОЛЕН.
Он медлил.
Чему же расти в этом... возрожденном саду?
РЕШАЕТ САДОВНИК. САДОВНИК МУДР И СПРАВЕДЛИВ.
Решает садовник... Но разве можно исправить неисправимое?
НОВОЕ ПОДНИМАЕТСЯ НА ПЕПЕЛИЩЕ. ИЗ ХАОСА РОДЯТСЯ ПОРЯДОК И ГАРМОНИЯ.
СДЕЛАЙ ЭТО, МАРРАН.
На пепелище?
Как пересохли губы, как кружится голова.
Да. Я согласен. Говори, что делать.
Бездна отозвалась шорохом, похожим на отдаленные аплодисменты.
В скорбном молчании мы вернулись в заколоченный Лартов дом.
Дом ждал хозяина; казалось, мы покинули его вчера, и только в
прихожей, там, где я обычно подстригал шерсть на ковре, высилась буйная
поросль.
Ларт покосился на место, где раньше стояла уродливая вешалка, и
бросил мне со вздохом:
- Вино. Обед. Все прочее.
И, кивком приглашая за собой Орвина, поднялся наверх, в свой кабинет.
Я не знал, за что раньше хвататься. Раскрывая все шторы и окна на
своем пути, я ринулся в кухню.
Дом оживал - вздыхали камины, поднимая метель старого, давно
остывшего пепла; разными голосами поскрипывали под ногами половицы -
по-моему, они неумело пытались воспроизвести любимую Лартом мелодию. Сами
собой вспыхивали огарки свечей, хотя на дворе стоял светлый солнечный
день. Люстры смотрели мне вслед, выпучив хрустальные подвески.
Огромная кухонная печь разевала заслонку, как птенец разевает желтый
клюв - требовала дров и растопки. Дрова, лежавшие тут же, пытались
оттеснить друг друга и первыми попасть мне в руки. Пока я бегал в погреб,
вертлявые щипцы успели ощипать, а печка осмолить специально для этого
погибшую курицу.
Работа спорилась; я прикрикнул на таракана, выставившего усы из
широкой щели в полу, и поспешил в гостиную - накрывать.
Вышло так, что я первым на него наткнулся.
Он сидел в Лартовом кресле во главе огромного стола и мрачно изучал
галерею фамильных портретов. При виде меня он удивился так, будто перед
ним встал с блюда жареный поросенок с листиком хрена в зубах. Я присел.
- Мна, - пробормотал он. - Весьма в манере господина Легиара -
заставлять себя ждать.
- Здравствуй, Бальтазарр, - сказали у меня за спиной.
Ларт подошел и бросил на стол перчатки так, будто происходило нечто
совсем привычное и обыденное.
Бальтазарр Эст встал - огромный стол качнулся. Его узкий рот
искривился так, что кончики губ грозили сойтись на подбородке.
- Я крайне разочарован, Легиар, - сказал он голосом изголодавшейся
змеи. - Край-не разочарован! Разве входила в наше соглашение возможность
освобождения Маррана? Разве в другом соглашении мы не оговаривали порядок
действий на случай внешней угрозы? Разве за последние три месяца вы не
нарушили все мыслимые и немыслимые договоренности?
У меня ноги будто к полу прилипли. Охнул застывший в дверях Орвин.
- Аль, - в устах хозяина это сокращенное имя прозвучало особенно
трогательно. - Я не спал много ночей. Я за трое суток покрыл немыслимое
расстояние. Я смертельно устал. Ради неба, не будем начинать ВСЕ СНАЧАЛА!
- под конец его спокойный голос вдруг сорвался на крик.
Бледный Орвин взял меня за плечо и выволок из комнаты. За нами
захлопнулась дверь.
- Это их разговор, - сказал он с деланным хладнокровием. - Давай-ка,
что он там говорил - вина, обед...
Из гостиной доносились приглушенные голоса - маги ссорились. Ларт
что-то резко каркал, Эст шипел, как залитый водой костер.
Орвин вытащил из кармана медную монетку, она сама собой крутнулась у
него на ладони и, подпрыгнув, зависла в воздухе.
- Жаль Ящерицу, - сказал он вроде бы сам себе.
Голоса вдруг стихли. Монетка со звоном упала на пол.
Дверь распахнулась - на пороге встал Эст. Я отшатнулся, гадая о
судьбе Легиара.
- Мда-а, - изрек Эст как-то неопределенно, и тут, о счастье, за его
спиной обнаружился Ларт. Глянул на меня, спросил отрывисто:
- Обед?
- Уже, - ответил я не слишком толково.
- Подавай, - распорядился хозяин и вернулся в гостиную.
Эст стоял неподвижно, буравил Орвина глазами, потом попросил глухо:
- Покажи.
Орвин закусил губу и вытащил из-под рубашки коричневую от ржавчины
пластинку с прорезью.
Эст глянул на нее мельком и отвернулся. Длинное, неприятное лицо его
вытянулось еще больше и потемнело.
Обедали в гостиной. Я прислуживал за столом. Орвин ел много и жадно,
Ларт мрачно царапал тарелку двузубой вилкой, Эст в основном пил, и я не
мог избавиться от навязчивой мысли, что, наливая ему вино, обязательно
накапаю на широкий гофрированный воротник.
Все молчали, и только механические часы, обрадованные возвращением
хозяина, то и дело принимались играть мелодии и показывать в резных
воротцах облупившиеся фигурки людей, животных и птиц.
Наконец Ларт поднял руку, и часы замолчали, не закончив такта.
- Итак, - сказал Легиар, ни к кому конкретно не обращаясь. - Итак,
что это было?
Снова зависла пауза.
- Кровь Маррана на салфетке, - сказал Орвин. - Ящерица все это время
следила за ним, кровь давала ей знать, что он жив и здоров.
- И счастлив... - пробормотал Ларт сквозь зубы.
- Не думаю, чтоб он был так уж счастлив, - желчно заметил Эст. - Для
всех было бы лучше, если б он стоял там, где мы его поставили.
Ларт угрюмо на него взглянул. Эст с демонстративным равнодушием пожал
плечами.
- До сегодняшнего дня Марран был жив, - заметил Орвин. - Означает ли
то, что случилось с каплями его крови, означает ли...
- Его смерть? - закончил Ларт, как бы раздумывая.
- Не надейтесь, - криво усмехнулся Эст. - В случае смерти капли
сделались бы черными, как смола. Просто почернели бы... А судя по тому,
что вы рассказываете, там был целый фейерверк...
- Этот фейерверк мне кое-что напоминает, - проронил Ларт.
Мне тоже, подумал я. Нечто недавнее и неприятное. Да! От такого вот
огонька сгорел дом одной чванливой купчихи, сгорел, как свечка. А все
оттого, что вдова питала слабость к колдовским книгам, и одна из них
вспыхнула сама собой, прямо в руках моего хозяина...
- Значит, Марран жив? - спросил Ларт в пространство.
- Жив ли... - вздохнул Орвин. - Ящерица, то есть Кастелла, считает
его мертвецом.
- При чем здесь Кастелла? - поинтересовался Эст раздраженно.
- Она... - начал было Орвин и запнулся. - Она должна бы чувствовать,
что он жив, понимаешь? А она не чувствует.
- Точно жив, - отрезал Эст. - Точно жив, но вне нашей досягаемости.
Его нет на поверхности земли, а вы хотите, чтобы какая-то баба
почувствовала это?
На этот раз тишина длилась даже дольше обычного.
- Завещание Первого Прорицателя, - сказал наконец Эст. - Что там
говорится о Привратнике?
Орвин замялся:
- Ну, Аль, это ведь как трактовать... Прямым текстом ничего, но если
читать между строк... По-видимому, Привратник станет как бы сосудом для
Третьей силы, которой он откроет дверь. Третья сила обретет его, он же
получит возможность повелевать... Господин и раб - это, по сути, одно и то
же.
Совсем одно и то же, подумал я, прибирая испачканные соусом тарелки.
- Хорошо, - протянул Эст со зловещим благодушием. - Значит, наш
подающий надежды мальчик, исполненный самыми горячими чувствами к своим
друзьям и учителям, скоро явится сюда во главе некой чудовищной силы?
Он всем корпусом обернулся к Легиару:
- Ларт, может быть, ты объяснишь, как исправить теперь последствия
твоей... как бы это выразиться помягче... доброты? Как бы нам запихнуть
его в какой-нибудь предмет прежде, чем он превратит нас в помойные кадки?
- Он лишился магического дара, - медленно сказал Легиар.
- Об этом говориться в прорицании, - оживился Орвин. - "Он маг и не
маг. Он предал и предан. Он лишен дара, он был могущественен и стал
беспомощен"...
Орвин осекся, поскольку его цитата пришлась не совсем к месту.
Легиар опустил голову.
- Да, - сказал он глухо. - Не в добрый час я его освободил.
Эст смотрел на него мрачно и совершенно безжалостно:
- Думай, Ларт. Думай, как его остановить. Твоего выкормыша. Твоего
любимца.
- Твоего тоже, - слабо огрызнулся Ларт.
- Вы не понимаете главного! - вмешался Орвин. - Дело не в Марране и
его мести вам... Третья сила вывернет весь мир наизнанку... - он перевел
дух.
Эст спросил сквозь зубы:
- А зачем, Орви? Зачем это Третьей силе? Чего она, собственно, хочет?
Орвин провел пальцем по краю бокала. Бокал пискнул.
- Никто не знает... И не может предположить. Это же не человеческая
логика, понимаешь? Может быть, она хочет наказать нас за что-то... Или
завоевать, скажем... А может быть, она коллекционирует солнца,
развлекается?
Он усмехнулся - через силу и совсем не весело. Эст тоже вдруг
оскалился:
- А если никто не знает, то что ж мы скулим раньше времени? "Вывернет
мир наизнанку", да, Орви? А что, если это благодеяние для мира, если он
уже вывернут, если эта ваша Третья - не мясник, а костоправ?
У Орвина, по-моему, даже губы затряслись:
- Как ты можешь... Вспомни прорицание, Аль, "земля присосется к твоим
подошвам и втянет во чрево свое... Ветви поймают в липкую паутину всех,
имеющих крылья"...
Он говорил все тише и, наконец, замолк.
Эста холодно пожал плечами, взял со стола нож и принялся
