дубина.
...Человек сидел за клавесином; руки его неподвижно лежали на
клавишах, и мелодия звучала сама собой. Старинная пастушья песенка,
исполняемая с торжественностью гимна.
- Уймись, - сказал человек с кривой улыбкой. - И оставь меня в покое.
Один глаз его был живой и смотрел с мрачной насмешкой; другой,
мертвый и неподвижный, казался осколком стекла. Мелодия смолкла; теперь
сидящий просто стучал по клавишам длинным сухим пальцем, и звук получался
нудный, немузыкальный и однообразный.
- Спроси его, - пробормотал человек, рассеянно наклонив голову к
плечу. - Он должен знать... У него большое преимущество - он жив... Хотя
это как расценивать... М-м-м... Рано или поздно... А я уже успел, - и он
ударил по клавишам, извлекая полный диссонансов аккорд.
- Вы кто? - спросил Луар и не услышал себя. Человек за клавесином
пожал плечами:
- Зачем они извратили его имя... И дали его тебе. Перевертыш... - он
вдруг захлопнул крышку и навалился на нее локтями. Луар отшатнулся - так
пристально смотрел единственный зрячий глаз.
- Не обижайся... - незнакомец вздохнул. - Но если ворону вывалять в
муке - она все равно не станет лебедем, верно?
- Да, - сказал Луар. Незнакомец вдруг усмехнулся:
- Разве небо покрыто кожей? Голубой кожей? И кровь и сукровица? И
пылающие книги? Я знаю, ради чего... Но и он ушел. Да, - и незнакомец
печально покивал.
- Я пойду, - шепотом сказал Луар.
- Да кто ж тебя держит, - рассеянно пробормотал незнакомец, снова
открывая крышку клавесина.
За спиной у него оказалось огромное, до потолка, зеркало; в зеркале
отражался печальный черноволосый мужчина с больными, почти собачьими
глазами.
- Свечи только зажги, - сказал человек за клавесином. Пастушья
песенка грянула снова - надсадно, как похоронный марш.
...Он открыл глаза.
В кабинете было темно, и за окном лил дождь. На письменном столе
оплывала невесть откуда взявшаяся свеча.
В полдень весь город бросил работу, и развлечения, и любовь;
недоеденные обеды стыли на столах. Потрясающий слух выгнал на улицу
торговцев и белошвеек, студентов и мясников, простолюдинов и аристократов,
взрослых, детей и стариков; огромная толпа хлынула по направлению к
городским воротам, и чтобы сдержать столпотворение, стражникам не раз и не
два пришлось пустить в ход древки копий.
Слух был прост и ошеломляющ: везут Сову!!
Свидетели исторического события знали, что обо всем увиденном они
рано или поздно расскажут внукам.
Ворота оказались забиты народом - стража кричала до хрипоты,
замахиваясь, а то и охаживая древками чьи-то спины. Толпа, возбужденная и
потому не особенно робкая, наконец-то уступила место процессии; Сова сидел
на телеге, надменный, как король, которого встречают подданные.
В толпе случилось братание.
Люди вопили и целовались, поздравляли друг друга, бросали в воздух
шляпы и обливались слезами облегчения; как-то само собой оказалось, что
Сова был чуть не единственным горем большинства горожан и жителей
предместья - теперь, говорили они друг другу, теперь-то мы заживем. Теперь
все беды позади, эк его, душегуба, и поделом...
Шея Совы была обвязана грязной тряпкой; закованный в цепи, он смотрел
по сторонам холодно и высокомерно, и те из горожан, кому выпало несчастье
встретиться с ним взглядом, поспешно отводили глаза.
Впереди и позади телеги ехали победители, одолевшие легендарного
разбойника и истребившие его шайку; толпа ревела от восторга, а цветочницы
бросали в стражников свой товар, не заботясь о потерянном заработке.
На другой телеге везли работу для для палача - спутанных сетью
разбойников, схваченных живьем. Эти смотрели вниз, и кое-кому из наиболее
смелых горожан удалось даже метко запустить в них камнем.
Наконец, замыкал процессию полковник Эгерт Солль. Толпа впала в
экстаз.
Даже измученный, даже раненный - а чуть напряженная посадка его
выдавала рану - Солль оставался потрясающе красив. Победа наложила на его
благородное лицо некий царственный отблеск - впечатлительные дамочки
лишались чувств, те из них, кто был покрепче, отбивали ладони и срывали
голоса в приветственных криках. Мужчины бросали вверх шляпы и выкрикивали
здравицы, не упуская случая поцеловать на радостях хорошенькую соседку;
город исходил благодарностью, и множество младенцев, рожденных в
последующие дни, наречено было Эгертами.
Солль в который раз подтвердил свое право называться гениальным
военачальником, и многие в тот день вспомнили Осаду. Слава! - летело над
головами толпы; слава! - звенели стекла, и гремели барабаны, и рекой
лилось вино - как на день Премноголикования, нет, обильнее...
Солль, кричали благодарные горожане. Слава Соллю, слава, слава...
Сова молчал, и рука его теребила кожаный мешочек, висевший на
обмотанной тряпками шее.
Три дня город радовался и пьянствовал; на четвертый день к победителю
Соллю явился с визитом городской судья.
От лейтенанта Ваора, явившегося с докладом, несло, как из винного
погреба; встретившись глазами со старым знакомым Ансином, Эгерт почел за
благо притвориться пьяным.
Судья кивнул в ответ на его благодушную улыбку:
- Поздравляю...
Солль потупился, как невеста.
Не говоря больше ни слова, судья положил на стол перед полковником
обрывок колодезной цепи.
Несколько минут в комнате висела тишина; Эгерт глядел на цепь, и лицо
его понемногу становилось не просто трезвым - угрюмо-трезвым. Не дожидаясь
приглашения, судья уселся в кресло для посетителей и сложил руки на
животе.
- Опять? - хрипло спросил Солль.
Судья кивнул.
- Когда?
Судья поиграл сплетенными пальцами:
- Да вот как раз сегодня ночью... Девочка. Десять лет.
Эгерт смотрел в стол. Ему казалось, что его грубо выдернули из
забытья и ткнули носом в свинцово-тяжелое, холодное, неотвратимое. Что
теперь?
- Что теперь? - спросил он глухо.
Судья построил из пальцев некое подобие шатра:
- Теперь, Солль... Теперь показания служителя...
Эгерт подскочил:
- Что?!
Судья бледно улыбнулся:
- Университетского служителя, Эгерт. Не служителя Лаш... Такой
смирный старичок, преданный старым стенам... Впрочем, что это я тебе-то
рассказываю, - судья взглянул испытующе.
Эгерт вспомнил. Действительно, неприметный старикашка, благоговеющий
перед госпожой Торией...
Имя обожгло, как уголь. Эгерт закусил губу:
- И что?
Судья вздохнул:
- Старичок явился с доносом... Сын невесть куда пропавшей госпожи
Тории поселился в кабинете декана Луаяна, невзирая на его, старичка,
протесты... Более того - юноша активно занимается магией, и служитель
опасается, что его упражнения вредны и направлены на зло - старик своими
ушами слышал гром и видел молнию... И так далее.
- Думаю, - медленно сказал Эгерт, - что парень имеет право на
наследство, оставленное его дедом... Что до грома и молнии... Огненные
нетопыри не летали? Дракон не появлялся?
Судья усмехнулся. Длинно и пристально посмотрел Соллю в глаза:
- Эгерт... Мои люди допросили поодиночке всех, кого вы взяли...
Кроме, пока что, Совы. Но прочих - всех.
Солль почувствовал, как внутри него нарастает страх, железной лапой
сжимает горло, оборачивается почти что паникой.
- Ну и что? - вопрос получился резким, Эгерт не хотел идти на
конфликт - но дрожь в голосе еще хуже. Он будет владеть собой до конца.
Судья расплел свои пальцы, подался вперед; глаза его глядели с
непонятным выражением:
- А то, что все они, вне зависимости друг от друга, одинаково
ответили на один вопрос: да, был. Беседовал с атаманом; атаман называл
молодого человека "господин Луар" и был с ним вежлив... чтобы не сказать
почтителен. Вот эта почтительность их поразила, они запомнили и все как
один повторяют... впрочем, неважно. По словам некоторых из них, молодой
человек принимал участие в похищениях женщин, грабежах и разбое... Но тут
нет такого единодушия в показаниях. Зато все как один твердят: юноша
получал от Совы подношения. Или передачи... Некие предметы, какие - Сова
хранил в тайне...
Судья помолчал. Потом осторожно коснулся Соллевой руки:
- Ты можешь ходить? Сильно хромаешь? Пошли кого-нибудь. Хочешь - я
все сделаю сам... Но это надо сделать, Эгерт.
- Это не он, - сказал Солль одними губами. В боку у него родилась
острая, непривычная, незнакомая боль; он скорчился, пытаясь продохнуть.
Подумать о другом... Небо, было же что-то хорошее в его жизни, был
маленький Луар, веселая Тория... Какие-то кораблики в бочке... Ничего не
вспоминается. Все обернулось болью. Алана, маленькая девочка, которую он
предал... А Тория...
Он с трудом сдержал стон. Не сейчас, не на глазах у Ансина... Лучше
бы... Лежал бы сейчас с почестями... и горя не знал бы...
- Это не он, - повторил Солль хрипло. - Мой сын... не...
Судья снова сцепил пальцы:
- Он не твой сын, Эгерт. Я все время хочу объяснить тебе... Я все
знаю. Знаю, когда это раскрылось. Послушай, я ведь тоже ношу это в себе...
Все эти месяцы.
Солль закрыл глаза. Перекошенная рожа Совы, занесенный нож... Звенит,
переливается вода, поверхность далеко, а воздуха больше нет...
- Это не он, - Эгерт услышал свой голос будто со стороны. - Что бы
там ни было... Но я же вырастил его, Ансин. Это не он.
- Ты давно его не видел, - глухо отозвался судья. - Он очень похож...
Знаешь на кого. Сова признал его... А Сова, смею тебя уверить... Был
слугой Фагирры. Личным слугой. Преданным, как раб.
- Я допрошу Сову, - Эгерту показалась, что перед ним ниточка, ведущая
к надежде. - Я сам допрошу и...
Судья звякнул обрывком цепи:
- Солль... Мы медлили, и эта новая загубленная жизнь... На нашей
совести. Больше ни дня. Или ты берешь Луара - или я его возьму... Это
хуже, но раз ты ранен...
- Я сам, - беззвучно сказал Эгерт. Судья сцепил пальцы в замок:
- Да... Ты сам. И знай - он больше не Луар. Он теперь призрак Фагирры
- и будь осторожен, Солль, Сова рядом с ним - всего лишь служка. Я дам
тебе своих людей - в помощь...
- Не надо, - сказал Эгерт шепотом. - Я справлюсь.
Двадцать лет назад отряд городской стражи явился в Университет -
арестовывать дочь декана Луаяна, Торию. Эгерт помнил тягучий ужас тех
дней; сейчас он сам шагал во главе красно-белого отряда и с точностью до
шага повторял путь тех своих предшественников, уведших Торию на расправу.
Шаг в шаг...
Он не выкажет слабости. Горожане расступаются в почтительном поклоне,
женщины приседают - идет сильный человек... Победитель Совы, герой Осады,
идет полковник Солль, шляпы долой...
Железная змея и деревянная обезьяна воротили морды. Насилие - в этих
стенах?! Это храм науки, господа, сюда не ходят с оружием...
Он поклялся себе, что не остановиться перед фасадом и не поднимет
головы - но все же остановился и поднял. Вот окно. В то утро она
распахнула его - и он, несчастный заклятый Солль, встретился с ней
глазами...
Стражники за его спиной почтительно ждали. Полковнику Соллю
простительны любые странности - если он смотрит вверх, значит, так надо...
Служитель ждал; служитель засеменил впереди, и Эгерт с ненавистью
смотрел в его розовую лысину. Предатель... Будь проклята твоя верность
Университету. Будь проклята твоя верность семье Соллей...
Дорога к кабинету декана. Столько раз пройденная дорога - и со
страхом, и с надеждой, и в тоске, и в радостном предчувствии... Пока жив
