На подносе остывала похлебка. Все равно, подумала я жестоко. Пусть
стынет, Тория все равно не будет ее есть...
- Войди, - сказали за дверью, и я чуть не выронила поднос.
Дверь оказалась незапертой; я толкнула ее носком ноги и неуклюже,
боком, протиснулась внутрь.
- Поставь на пол.
Тория сидела у окна. Я видела ее спину и черные, бессильно
рассыпавшиеся по плечам волосы.
Стакан качнулся и чуть не упал. Звякнула тарелка; я задержала
дыхание.
- Тебе лучше уйти, - голос Тории казался тусклым, как старая бронза.
- Здесь ничего нет.
- Здесь ребенок, - сказала я осторожно. Любое мое слово могло
обернуться необъяснимой и непредсказуемой реакцией; так ходят по болоту:
кочка-кочка-трясина...
- У ребенка есть мать, - тусклый голос Тории не дрогнул.
Я молчала.
- Впрочем, как хочешь, - Тория опустила голову. - Иди.
Я шагнула прочь - и уже за порогом меня догнал вопрос:
- Он жив?
Я подавила в себе желание обернуться. Взялась рукой за дверной косяк:
- Да.
- Это он просил тебя прийти?
Я мысленно заметалась в поисках ответа; и "да" и "нет" могли
оказаться одинаково губительными, никакая уловка не шла мне на ум, и
тогда, отчаявшись, я ответила правду:
- Он просил. И он тоже.
- Кто еще?
Мне показалось, что тут-то голос ее чуть переменился.
- И еще я сама.
- Все?
Снова мучительный поиск ответа.
- Да. Нет. Он обещал прийти. Скоро...
Напрасно я стояла в дверях, ожидая новых вопросов. Тория уронила
голову на руки - да так и застыла.
Спустя несколько дней мы с Аланой прибирали во дворе; топот копыт
заставил меня покрыться гусиной кожей. Не в силах притворяться спокойной,
я выскочила за ворота. К дому галопом скакал небольшой отряд - человек
пять.
В голове моей не осталось ни одной мысли; отирая Алану, я потянула на
себя тяжелую створку ворот - и тут только заметила, что на всадниках
красно-белые мундиры стражи. Озноб сменился горячим потом: не разбойники,
и то...
Эгерт?!
- Девочка, а хозяйка дома ли? - крикнул старший, лейтенант,
принявший, видимо, меня за прислугу.
Я кивнула. В горле у меня все равно пересохло: ни "да", ни "нет"...
- А молодой хозяин? Не появлялся?
- А вам чего? - это, к счастью, пришла мне на помощь невесть откуда
возникшая нянька.
Лейтенант взмахнул перед нашими носами бумажным свитком:
- Приказ господина бургомистра, распоряжение господина судьи и
господина начальника стражи! Именем правосудия, впустите!
Попробовали бы мы их удержать...
Солдаты спешились; руки мои лежали на плечах Аланы. Девчонка мертвой
хваткой вцепилась мне в юбку.
- Хозяйка никого не принимает, - сказала я хрипло. - А молодой хозяин
в отлучке, и надолго...
Лейтенант нахмурил выстриженные, по обычаю, брови:
- У меня приказ... Доложите хозяйке, ты или ты... - он перевел взгляд
с меня на няньку и обратно и решил, очевидно, иметь дело с молодежью. -
Ты! - он ткнул в меня пальцем. - Поднимись и доложи, и живенько, время не
терпит...
Я вспомнила, как два таких вот здоровенных лба ломали руки бледному
Мухе.
- Никого не принимает, - процедила я сквозь зубы. - Никого. Скажите
мне, в чем дело - а я передам...
Лейтенант нахмурился, решая, наказать ли меня за наглость или
согласиться на мои условия.
- Или господин Солль позволил вам насилие? - удивилась я и тем самым
решила его сомнения.
Он соскочил с коня. Окинул меня скептическим взглядом; процедил
сквозь зубы:
- Читать-то умеешь?
Под самым моим носом оказалась мерзкого вида казенная бумага с
печатью. Если стражник хотел посрамить меня моей неграмотностью, то тут он
не преуспел.
"Именем закона... Задержание... повинного... творящихся бесчинств...
убийств... схватить... доставить в железе..."
- О ком это? - спросила я потеряно. Буквы вдруг слились перед моими
глазами.
- Доложи госпоже, - буркнул стражник неохотно, - что есть приказ
задержать Луара Солля как убийцу. "Убийцу с колодезной цепью".
Губы мои разъехались к ушам - нелепее усмешки следовало еще поискать.
- Кто?! - переспросила я, глупо улыбаясь.
Лейтенант сверкнул глазами:
- Доложи госпоже! Что сын ее, Луар Солль, разыскивается как убийца!
- Тот самый? - спросила я непослушным, все еще растянутым до ушей
ртом.
Рядом ахнула нянька.
Лейтенант отвел глаза. Вполголоса приказал своим людям:
- Обыскать дом...
- Не стоит, - спокойно сказали от дверей. Все мы - и я, и лейтенант,
и нянька, и даже Алана - обернулись, как ужаленные.
Тория Солль стояла в проеме - прическа уложена волосок к волоску, на
щеках синие тени, в глубоко запавших глазах - лед:
- Не стоит. Его нет здесь, Варто. Не говоря уж о том, что обвинение
вздорно.
Лейтенант поклонился:
- Госпожа, я получил приказ.
Тория вскинула брови:
- Ты не веришь мне? Луара здесь нет.
Лейтенант поклонился почтительней и ниже; взгляд Тории действовал на
него, как на некоторых людей действует высота. Стражники молчали, потупив
глаза.
Плечи Аланы под моими ладонями вздрагивали; я тоже чувствовала взгляд
Тории - он будто заключал меня и девочку в прозрачный кокон. Лейтенант
опять же с поклоном протянул Тории бумагу, она пробежала глазами по
казенным строчкам - и, может быть, только я разглядела, как расширились ее
зрачки.
И тогда меня прорвало.
- У него алиби! - заявила я сдавленным, каким-то звенящим голосом. -
У него есть алиби и есть человек, который может его подтвердить! В то
время как ваш убийца уже душил, Луар Солль был в нескольких днях пути
отсюда, и я была вместе с ним!
Теперь все смотрели на меня, как за секунду до того - на Торию. Алана
глядела снизу, и в круглых глазах ее отражалось испещренное облаками небо.
- А кто ты такая? - медленно спросил лейтенант. И вслед за ним
спросил дом, спросила Тория, и спросило облачное небо: "А кто ты такая?"
- Я его свидетель, - ответила я, собравшись с силами.
Лейтенант усмехнулся:
- Заинтересованный свидетель... - он умело выделил слово
"заинтересованный".
Губы Аланы шевельнулись - но я не разобрала слова.
- Когда начались убийства? - я прищурилась, как заправский допросчик.
Лейтенант сквозь меня:
- В последние дни весны.
- Я пойду к судье, - мягко отстранив руки Аланы, я шагнула вперед. -
Я пойду к бургомистру... Пусть меня спросят. Я поклянусь жизнью, что
человек по имени Луар Солль не совершал тех ужасных преступлений, в
которых его обвиняют. Мало того, что он по природе своей не в состоянии
быть убийцей - но в последние дни весны он был далеко, и я кровью
поклянусь, что это так! - я говорила все громче, и губы мои тряслись.
Лейтенант помолчал. Отвернулся:
- Мне приказано взять преступника... Не мое дело судить, виновен он
или нет.
- Возьмите меня с собой, - я ухватила лейтенанта за рукав. - Сейчас
же. Я всем докажу... Пусть меня пытают. Я покажу под пытками. Ну?
Он стряхнул мои руки:
- Не мое дело. Если даже полковник Солль считает, что он виновен...
По неслышной команде стражники вскочили в седла. Я чувствовала взгляд
Тории; он походил на зависшую в воздухе мертвую птицу.
- Он невиновен!
- Должен предупредить вас, госпожа, - лейтенант обращался к Тории, -
что в случае, если господин Луар появится здесь, следует немедленно дать
знать... в город. Властям. Я рассчитываю на... ваше благоразумие.
Тория медленно кивнула - так, будто слуга просил ее о двухдневном
отпуске.
- Он невиновен!!
Всадники вихрем вылетели за ворота - а я бежала за лошадью лейтенанта
и даже запустила вслед ссохшимся комком земли, но, конечно,
промахнулась...
Я еще долго выкрикивала посреди дороги грязные ругательства - когда
поняла вдруг, что за спиной у меня кто-то стоит. Подавилась очередным
проклятием; не оборачиваясь, поняла, кто это.
- Это неправда. Не верьте. Это ложь...
За моей спиной молчали. Я всхлипнула:
- Все... Его... я не верю, что господин Эгерт... Он не мог. Признать
Луара... Нет. Или он совсем рехнулся, - внезапно озлившись, я забыла, о
ком говорю. - Своего собственного сына...
Я осеклась. Вот это оговорка, светлое небо... За такие оговорки -
сразу язык долой. Калеными щипцами.
- Да, - медленно сказал Тория. - Конечно, ты права.
Рука ее скользнула по моему плечу; обернувшись, я увидела, как она
уходит в дом - сгорбленная, будто старуха.
На другой день я, отягощенная думами, шлепала посреди двора мыльным
бельем; Алана, молчаливая и сосредоточенная, пускала здесь же, в корыте,
деревянную лодочку. Под моими руками рождался пенистый шторм - лодочка
прыгала на волнах, и Алана деловито подправляла ее хворостинкой.
Нянька возилась на кухне - одно время я слышала ее вздохи да грохот
посуды. Потом в доме сделалось тихо; еще спустя минуту старуха появилась в
дверях черного хода, и выражение ее лица заставило меня прекратить работу.
- Деточка, - нянька неуверенно улыбнулась Алане, - поди-ка... Тебя
мама зовет.
Алана оставила свою лодку; перевела взгляд с няньки на меня.
Некоторое время мы неотрывно глядели друг другу в глаза.
- Я боюсь, - сказала она наконец. Нянька в дверях громко всхлипнула.
- Ерунда, - отозвалась я спокойно. - Ничего с твоей лодкой не
случится. Я посторожу.
На лице ее проступило недоумение; пытаясь разгадать мои слова, она
сама на минуту поверила, что ее страхи относятся именно к лодке.
- Беги, - не давая ей времени опомниться, я легонько подтолкнула ее в
спину. На платьице осталось мокрое пятно; машинально вытирая руки о
передник, я смотрела, как Алана идет к дому. Не раз и не два мне
показалось, что она готова развернуться и задать стрекача.
Губы няньки шевелились; дверь за обоими тихонько затворилась, а я
присела на трухлявую плашку, как-то сразу ощутив немыслимую, многодневную
усталость.
Лодочка покачивалась на спокойной мыльной глади. Тугие бока пузырей
переливались радужными пятнами и беззвучно лопались; пена в корыте таяла,
как весенний снег.
- Ты доволен, Луар? - спросила я шепотом.
Ответом был далекий стук копыт.
По моей спине пробежал мороз. Не двигаясь с места, я комкала в
пальцах мокрый передник: опять? Может быть, за мной? Как я сказала вчера -
пусть пытают... Я покажу под пытками...
Впору было бежать в дом - но я сидела, вцепившись в передник, не
пытаясь справиться с оцепенением. Тория... Они сейчас... Они вдвоем,
нельзя мешать... Этот новый визит, как некстати...
Стиснув зубы, я заставила себя подняться. Не следует мешать тем
двоим, что наконец-то соединились; встретить же пришельцев некому, кроме
меня.
Топот копыт приближался. Ковыляя к воротам, я поняла, что на этот раз
всадник один - а больше и не надо, одного конвоира вполне достаточно...
Я уже огибала угол дома, когда в щель между створками неплотно
закрытых ворот просунулась рука. Ловко, привычным жестом отворила засов -
я и рта не успела раскрыть, а половинка ворот уже качнулась, распахиваясь,
и в растущем проеме показалась сперва лошадиная голова с пеной на губах,
потом широкая вороная грудь и уже потом - всадник, на этот раз без
красно-белого мундира.
Человек резким движением откинул со лба слипшиеся волосы; глаза его
стремительно обежали двор и задержались на запертой парадной двери, на
крыльце, с которого моими стараниями стерты были следы запустения...
Меня он не заметил. Я стояла за углом, привалившись к стене, потому
