носит оружие теперь, годны разве что на посмешище да на расплод...
Тут полковник, осененный новой мыслью, пообещал обратиться к
городскому начальству с инициативой - оскопить наиболее трусливых и глупых
стражников, дабы не плодить на земле бездарность. Трое дамочек вольного
поведения, традиционно прикрепленных к гарнизону и потому ставших
свидетелями Соллевой речи, переглянулись с мрачными усмешками; стражники
потели, играли желваками и с ненавистью поглядывали на начальника - ибо
друг на друга они смотреть и вовсе избегали.
Наконец, Солль выдохся, с презрением оглядел свое покрытое красными
пятнами воинство и приказал выступать.
Стража на воротах отсалютовала товарищам, отправляющимся в поход;
закрыв глаза, Солль вообразил ниточки слухов, выползающие из ворот вслед
за отрядом... а то и впереди него. Сеть слухов, как круги по воде,
вестники и шпионы, пробирающиеся с хутора на хутор, несущие сведения
Сове...
Он закусил губу. Если отряд за его спиной казался подобравшимся, злым
медведем - то в подчинении у Совы озверевший осиный рой. И нет другого
выхода - взять или погибнуть, причем второе лучше, мертвый Солль вряд ли
сможет вернуться в город и арестовать собственного сына... То есть того,
кто считался таковым без малого двадцать лет.
Ни с того ни с сего он пришпорил лошадь; бойцы его, ругаясь сквозь
зубы, поспешили следом. Сквозь редкие тучи пробилось наконец солнце,
осветив расстеленную перед полковником цветную тактическую карту: рощу
вдалеке, перекресток дорог да отдаленное селение. Даже не закрывая глаз,
Эгерт видел теперь и сокрытое горизонтом - зеленый шелк с вышитыми на нем
перелесками и полями, деревнями и хуторами, рекой и ручьем, стенами
глухого леса - разбойничьего угодья...
Эгерту снова показалось, что он раздвоился. Что вот он идет на
смертельную охоту - и он же мрачно затаился, собирает вести, поджидает
охотника...
Эгерт хрипло крикнул и снова дал шпоры. Те, что ехали за его спиной,
проклинали всех на свете сумасшедших полковников.
Сова, как выяснилось вскоре, и не думал таиться. Во всем мире он знал
одного лишь охотника - себя; к полудню второго дня пути Эгертовы воины
почуяли запах дыма.
Так не пахнут костры, и не такой дым поднимается над печными трубами;
угрюмый Соллев отряд безошибочно нашел дорогу к пожарищу, ставшему к тому
времени пепелищем.
Хутор на развилке дорог - всего несколько домов и обширное хозяйство;
под копытами лошадей металась с лаем обезумевшая собака. Куры как ни в чем
не бывало искали пропитание на истоптанном огороде, бродил растерянный
теленок с обрывком веревки на шее, большой хлев был пуст, и ветер теребил
клочки грязной соломы посреди пустого двора.
Дом сгорел наполовину; огонь почему-то пощадил его и не уничтожил
дотла. Труп хозяина, висящий на дереве перед окном, пострадал куда больше
- Эгерт глянул и тут же отвел глаза.
Люди - всего несколько десятков - стояли, сбившись в плотную
молчаливую толпу. Их дома и их жизни остались в целости; глядя на
обезображенный огнем труп, они смирились с потерей денег и скота, муки,
запасов и прочего своего достояния, и только средних лет женщина билась о
дорогу над телом девушки лет шестнадцати - щуплой девчонки с широко
раскрытыми мертвыми глазами и бурыми пятнами крови на рваной юбке...
Отряд Солля остановился, сбившись, в свою очередь, в бряцающую
железом стаю; хуторяне молчали, глядели исподлобья, решая, чего ждать еще
и от этих - новой беды?
Рыдания женщины на дороге на минуту стихли - и слышно стало, как в
траве надрываются, стрекоча, разомлевшие кузнечики.
Женщина на дороге подняла лицо; в какой-то момент Эгерту
померещилось, что глаза их встретились - но то был самообман, женщина не
видела никого и ничего, и Солль с его вооруженным до зубов отрядом был для
нее так же безразличен, как эти кузнечики...
Хуторяне смотрели. На стражников, на женщину, на кидающуюся под
копыта собаку и на черный обезображенный труп.
Тогда полковник Эгерт Солль вскинул над головой руку, повернул коня и
поскакал, увлекая по горячему следу свой онемевший отряд.
Ночь положила конец преследованию.
Сова - а Эгерт скоро уверился, что сидит на хвосте у самого Совы -
неприкрыто издевался. Разбойники уходили врассыпную - уведенный с хутора
скот непостижимым образом потерялся среди больших и малых поселений,
жители который клялись чем угодно, что никаких разбойников не видели ни
разу в жизни. Озверевший Эгерт закатил оплеуху здоровенному парню, который
явно лгал, бегая глазами - парень охнул, облился кровью и жалобно
запричитал о доле земледельца, землепашца, которого всяк норовит
обидеть...
Под вечер отряд вошел-таки в лес - но сгустившаяся темнота скрыла
даже те скудные разбойничьи следы, которые удавалось высмотреть Соллевым
разведчикам. Полковник сжал зубы и скомандовал привал.
В затухающем костре подергивались черные угольки прогоревших веток;
Эгерт смотрел, как чья-то рука в задумчивости ворошит угли тонкой палкой с
горячей искрой на конце. Ему вдруг ясно представилось, что это Луар сидит
рядом с ним у огня - тот любил в свое время и ночные костры, и такие вот
прутики с угольком, и красные узоры, на мгновение зависающие в темном
воздухе...
Эгерт поднял голову. Молодой стражник поймал его взгляд, смутился и
отвернулся, бросив палочку в огонь.
Это был на редкость молчаливый привал - не было сказано ни слова,
только скрипела и возилась ночь, вышагивали часовые да трещал огонь.
Ночной костер виден издалека, Сова опять знает больше, нежели полковник
Солль; Сова снова хозяин положения, не зря так торжествующе ухают среди
черного леса его лупоглазые тезки...
Эгерт подмостил в изголовье седло и лег, укрывшись плащом. Над ним
висела многослойная темнота - беззвездное небо, затянутое тучами,
невидимые кроны, неведомая ночная жизнь...
Он глубоко вдохнул запах земли и леса - и тогда пальцы его, судорожно
сжавшись, вцепились во влажную шкуру травы.
Муравей на огромной карте, где вышит шелком ночной лес, где не
отмечены тропы и тропинки, где тут и там торчат булавки с красными
головками костров... И крыши деревень, и ниточка ручья, протянувшаяся к
синей ленточке реки... Спинки шелковых мостов - здесь и здесь... И ниточка
парома. И очертания оврагов. И буреломы, которых нет на карте... Хлещут по
щекам ветки. Чужая воля становится своей, Эгерт Солль сидит, ухмыляясь, в
своей берлоге и ждет, когда поутру другой Эгерт Солль, считающий себя
охотником, совершит очередной безнадежный бросок... Безнадежный, потому
что...
Эгерт сел. Лейтенант Ваор, прикорнувший неподалеку, испуганно
вскинулся:
- А?!
Медведь в погоне за стаей шершней. Очень отважный, очень глупый
мишка...
Эгерт кивнул лейтенанту и улегся снова; в прореху облаков над ним
заглянула одна-единственная, тусклая звездочка. Эгерт с удивлением понял,
что она не белая, а зеленоватая, как кошачий глаз.
Он закрыл глаза - и на черном небе собственных век увидел созвездие.
Россыпь родинок на высокой шее. Не сейчас... Нельзя.
Наутро отряд был шокирован приказом своего полковника. Презирая
здравый смысл, Эгерт Солль повелел бросить преследование по вчерашнему
свежему следу и круто повернуть на север - к реке.
Стражники роптали. Стражники скрежетали зубами и переглядывались,
даже лейтенант Ваор, боявшийся Солля как огня, осмелился на некое подобие
бунта: как же... след же... хутор же... Господин полковник, да видано ли?!
Господин полковник оскалился и выхватил меч. Лейтенант Ваор
отшатнулся - но полковник всего лишь вскинул оружие над головой,
поклявшись, что следующий, кто задумает обсуждать с ним его приказы,
повиснет на первом же крепком суку.
Лейтенант Ваор притих - однако недовольство не улеглось. Никто из
следовавших за Соллем людей не сомневался теперь, что по возвращению в
город полковника ждет открытый бунт; играя желваками и переживая
предстоящее поражение, стражники влачились за Соллем - а он, окончательно
спятив, погонял и погонял. Скоро отряд несся сквозь лес, оставляя на
сучьях обрывки одежды, и ни у кого не осталось времени даже на ругань -
все силы уходили на то, чтобы обогнуть и прорваться, не налететь на ствол
и не изувечить лошадь...
Потом лес поредел, и обезумевший полковник пустил свою лошадь в
галоп.
Вскоре между стволами впереди замелькало небо; через несколько минут
отряд вырвался на открытое место, к реке. Вдоль берега тянулась дорога, а
поодаль виднелась и переправа - широкий паром успел добраться уже до
половины реки, и был он перегружен. Более десятка лошадей и столько же
спешившихся всадников, паромщику приходится несладко...
На берегу ожидали переправы еще всадники - несколько десятков, как
сосчитал про себя Эгерт. Ему показалось, что все это уже было когда-то,
что в каком-то сне он видел и этот паром, и эти обернувшиеся к нему лица -
а выражение их казалось у всех одинаковым, впрочем, издалека не
разглядеть...
За спиной у него кто-то ахнул. В ту же секунду над рекой грянул
пронзительный, раздирающий уши свист, и там, на пароме, панически заржали
лошади.
Попал, подумал Эгерт с удивлением. В детстве он забавлялся, бросая
камушки с закрытыми глазами, и иногда - нечасто, но все-таки - ухитрялся
попасть в узкое горлышко глиняного кувшина... Это вслепую-то... И всякий
раз испытывал такое вот радостное удивление - попал...
Но на этот раз он не был слепым. Чувство, приведшее его к парому в
этот день и в эту минуту, казалось более зрячим, нежели чьи угодно глаза;
он знал, что так будет - и все же успел удивиться.
Паром тяжело закачался посреди реки - забегали люди, забеспокоились
лошади, присел, закрывая голову руками, пожилой паромщик. Те, что
оставались на берегу, сбились в плотную кучу; уже на скаку Эгерт понял,
что это не напуганная толпа, а отряд, готовый к бою. Хорошо, подумал Эгерт
почти с уважением. Сова на берегу, стало быть... Без Совы они бы
разбежались. Врассыпную - ищи ветра в поле... Хотя нет. Теперь нет,
слишком близко, как на ладони, выходит, поздно им бежать...
Он думал, а вскинутая над головой рука сама собой отдавала приказы,
не требующие уже и голоса. За спиной его разворачивались и
перестраивались, вздымали пыль копыта и скрежетала извлекаемая из ножен
сталь; на скаку он успевал оценить силы противника и просчитать варианты
боя - но и свои и чужие бойцы в тот момент были ему странным образом
безразличны. Небо, неужели Луар...
Солль не знал, что сталось бы с ним, если б в толпе этих убийц
обнаружилось знакомое лицо. Но Луара здесь нет - он понял это с первого же
взгляда, но, собственно, он знал это и раньше... Так-то, судья Ансин. Нет
его здесь и никогда не было. Мое дело - Сова.
Теперь Сова, думал он, вглядываясь в белые лица всадников у парома.
Только Сова. Сам. Своей рукой.
Разбойники уступали числом; часть их застряла посреди реки, решая,
очевидно, прийти ли на помощь либо дать деру. Паромщик, увидел Эгерт
боковым зрением, лежал на досках, и безжизненно отброшенная рука его
касалась воды. Зачем, подумал Эгерт. Зверье, его-то зачем?
Уже через мгновение он понял, зачем. Разбойникам просто некуда было
отступать - привычные жить на пороге смерти, приноровившиеся убивать, они
и умирать умели. Да не в петле на площади, а в схватке, пусть даже с
превосходящим противником, лишь бы утащить за собой как можно больше чужих
