шнурки и ремешки не то на плаще Луара, не то на его куртке; Луаровы локти
удерживали меня, не позволяя сползти с седла. Лошадь металась вправо и
влево, огибая кусты; внутри у меня царила счастливая каша, мысли смешались
от потрясения, а внутренности - от немилосердной тряски, и, глядя в
скачущий по боками лес, я как никогда остро понимала, как прекрасна, как
бесконечна и остра замечательная штука, именуемая человеческой жизнью.
Потом лошадь выбралась на дорогу и перешла на ровную, щадящую рысь.
Луар молчал.
- Он не добрался до меня, - сказала я со счастливым смешком. - Его же
подранили, кабана. Хотел, да не добрался, кобель недорезанный...
Почудилось мне или сжимающие меня локти Луара действительно чуть
расслабились? Будто от облегчения?
Он по-прежнему молчал; я с трудом повернула голову, чтобы увидеть его
лицо:
- Или я тронулась умишком, или ты заделался сразу Прорицателем,
великим магом и атаманом разбойников?
Он что-то ободряюще гикнул - не мне, конечно, а лошади. Лес, в
который мы въехали неделю назад с несчастным парнем Михаром, наконец-то
закончился, и вдоль дороги распахнулись зеленеющие поля.
- Луар, - сказала я шепотом, зная, что за шумом ветра он не услышит.
- Спасибо, что ты пришел...
Дорога повернула, и послеполуденное солнце разом ослепило меня,
выстроив между мной и миром горячую белую стену.
- А я видела твоего отца, Луар, - прошептала я неслышно для самой
себя. - Я видела Эгерта.
Он дал лошади шпоры. Несчастное животное, несущее двойную ношу и
никак не ожидавшее от хозяина столь безрассудной жестокости, дернулось и
перешло в галоп.
- А-а! - завопила я, цепляясь за Луара руками, подбородком и
коленями. - А-а-а!
Лошадь тоже обижено закричала. Луар сжал губы и натянул уздечку -
лошадь взвилась на дыбы, опрокидывая меня на моего спутника и давая
возможность вблизи рассмотреть его сузившиеся, отчаянные глаза.
До самого вечера между нами не было сказано ни слова; вечером же,
высмотрев у дороги большой и богатый с виду постоялый двор, Луар
решительно завернул в ворота измученного коня, и той ночью мне воздалось
сполна.
Он был уже не юноша - он был зрелый мужчина, исступленно-нежный,
умеющий любить и бережно и страстно - и даже медальон у него на голой шее,
пластинка, постоянно попадавшая между нами, не мешала мне. Мы едва не
разнесли в щепки ветхую гостиничную кровать - но самыми дорогими оказались
минуты, когда, одновременно проснувшись в сером предутреннем свете, мы
обнялись, не успев еще открыть глаз, на ощупь.
Под окном радостно вопила синица. Хороший знак - птицы поют до
рассвета...
- Ничего этого скоро не будет, - сказал Луар.
Я подождала. Спросила осторожно:
- А что будет?
- Не знаю, - он вздохнул. - Когда б я знал...
Синица звенела, как колокольчик. Медальон сполз с Луаровой груди и
лежал теперь на его белом мускулистом плече; теперь я смотрела на Амулет
Прорицателя ревностно, как на свидетеля нашей любви, и не сразу поняла,
что бурые пятна на золотой пластинке не что иное, как ржавчина.
- Не смотри, - сказа Луар, не открывая глаз. - Мне неприятно, когда
ты смотришь.
Я перевела взгляд на его лицо - на моих глазах ласковый ночной Луар
снова превращался в бронированное чудовище, подмявшее под себя Сову.
- Он ржавый? - спросила я шепотом.
Он открыл глаза. Накрыл Амулет ладонью и спрятал под одеялом:
- Да... Ржавчина - это знак... Что Тот, кто приходит извне, явился
снова.
Синица за окном примолкла. По гулкой гостиничной лестнице дробно
топотали шаги - вверх, вниз...
- Луар, - сказала я тихо. - Ты - маг?
Он посмотрел на меня почти испугано:
- Не знаю...
- А Сова? - спросила я еще тише.
Он удивился:
- Что - Сова? Сова уж точно не маг...
- А кто Сова? - не унималась я. - Тфим?
Он поднял брови:
- Так ты все слышала?
Я ткнулась лицом ему в плечо. Перед глазами моими в одну минуту
пролетели все ужасы последних дней; я всхлипнула и успокоилась только
тогда, когда рука его ласково почесала меня за ухом:
- Сова... Служитель Тфим. Служитель Ордена Лаш, который был в свое
время служкой моему отцу... То есть ты понимаешь, кому.
- Так ты шантажировал его! - радостно догадалась я. Луар поморщился:
- На кой пес мне его шантажировать... Я думал, что хоть он-то
знает... Зачем они освободили Мор. Кто приказал - Магистр или Фагирра?
За дверью зычно перекрикивались горничные.
- Почему мы все время в гостинице, - спросила я рассеянно. - Всегда в
гостинице... Я хочу, чтобы у нас был дом. И дети.
- Она стоит на пороге, - глухо обронил Луар. - И ждет, чтобы ее
впустили... Та, что пришла извне.
- Так какого она пола, - пробормотала я задумчиво. - Та, что пришла,
или Тот, кто пришел?
Он глянул на меня хмуро и укоризненно. Отвернулся.
- Луар... - я приподнялась на локте. - Коли ты Прорицатель, то должен
заглядывать в будущее! Погляди... а мальчика... назовем Эгертом.
Он долго молчал, глядя в потолок.
- А зачем она пришла? - спросила я наконец. - Та, что извне?
- Чтобы войти и воцариться, - отозвался он глухо.
- Так может быть, пускай? - предположила я неуверенно. - Вряд ли
будет хуже, чем теперь...
- А Привратник станет ей слугой и наместником, - пробормотал он.
- Руал Ильмарранен по прозвищу Привратник, - изрекла я неожиданно для
себя. Он подпрыгнул, сел:
- Откуда ты знаешь?
Медальон покачивался на его груди. Я не могла оторвать взгляда от
фигурного отверстия в центре его.
- Ты добралась до книжки? - спросил он спокойнее. - Специально
искала? Ну-ну...
- Луар, - сказала я шепотом. - Эгерт и Тория любили друг друга, даже
когда был Черный Мор... Они знали, что у них впереди всего несколько дней
- и все равно радовались... Может быть, и мы?..
Он встал, не одеваясь, отошел к окну. Исподтишка оглядев его, я с
удовольствием убедилась, что мой муж отлично сложен.
- Ты не веришь мне, - сказал он со вздохом. - Я и сам не всегда
верю... Что над миром действительно висит... Это. Неизвестно что. Во
всяком случае, Завещание Первого Прорицателя описывает приход внешней Силы
как очень паскудную процедуру: "Плачьте, живущие... С неба содрали
кожу..."
Я поежилась, натянув одеяло до подбородка. Только теперь вместе с
холодком по спине ко мне явилось подозрение, что Луар далеко не шутит.
- Мне же надо с кем-то поделиться, - сказал он вдруг с отчаянием. - Я
же не могу все время быть один... И носить это в себе... Я не маг... Я не
знаю, как прорицать... Я не умею, и мне некого спросить. И я не знаю, что
делать... Я думал, что Фагирра знал. Но все они молчат... Не понимают, не
помнят... Даже Сова... У него остались какие-то вещи Фагирры, где-то в
тайниках... Обещал добыть... Но и он не знает, зачем... И это... - он взял
Амулет в ладонь, - зачем Фагирре... Зачем он пытал мою мать - чтобы добыть
ЭТО...
Он вдруг закрыл лицо руками. Амулет выскользнул из его пальцев и
снова закачался на цепочке:
- Танталь... Пойди к ней. Пойди, а я не могу... Пожалуйста.
Повозки стояли на обочине, стояли, бессильно опустив оглобли. Не веря
своим глазам, я крепко, до боли вцепилась в Луара. Ни слова не говоря, он
придержал лошадь.
- Ты?!
Муха сидел на земле, растирая кулаком больные красные глаза. Бариан,
внезапно ставший старым, не удивился мне и не обрадовался; Гезина
судорожно сжимала руку рыжей девчонки. Фантин растеряно хлопал длинными
светлыми ресницами:
- Ты... Здравствуй...
Я снова пробежалась взглядом по лицам. И снова, уже в тоске и
предчувствии. Распоротые бока повозок, вывернутые сундуки, пустые
оглобли...
- Они все забрали, - сказал Фантин. - Лошадей...
- Флобастер?! - шепотом закричала я.
Бариан отвернулся. С видимым трудом указал на одну из повозок;
привычно подтянувшись, я вскарабкалась под изорванный тент.
Кто-то уже сложил ему руки. Он лежал на полу, горделиво вскинув
голову, не желая и не пытаясь скрывать перерезанное горло. Глаза его не
желали закрываться - холодно смотрели в синеющее через разорванный полог
чистое небо.
Рядом случился Луар, и он-то меня удержал.
Я кричала. Я проклинала Сову, я проклинала и себя за то, что была
рядом с убийцей - и не прикончила его. Я клялась небу, что Сова умрет
страшной смертью, что я выжгу дотла и лес и поля, что я отомщу, что я убью
всех, если понадобится, что я всю жизнь буду убивать, но отомщу... Луар
держал меня сзади, я извивалась в его руках, захлебывалась слезами и
проклятиями, и он не выпустил меня до тех самых пор, когда, ослабев, я
тряпкой сползла на пол, к ногам лежащего Флобастера.
Луар о чем-то вполголоса переговорил с Барианом; до меня долетало,
как сквозь вату: "не надо было... псы... и связали всех... он один... не
знаю... теперь все равно..."
Мутными бессмысленными глазами я смотрела, как рука Луара кладет на
доски туго набитый мешочек:
- Не побрезгуй, Бариан... Я задолжал. За тот спектакль... Ты помнишь.
Самый главный спектакль в моей жизни. Прими. Купи лошадей.
- Откуда у тебя столько денег? - потрясенно спросил кто-то; кажется,
это была Гезина, я не разобрала, мне было все равно; я думала, о том, что
Флобастер не простил меня перед смертью. А если и простил, то я теперь не
узнаю.
Никогда.
6
Вода притягивала его с давних пор. Теперь он предавался излюбленному
занятию, прислонившись к рассохшимся перилам горбатого мостика и глядя,
как подрагивает зеленая гладь реки и как кружат, чуть не сталкиваясь,
тяжелые стрекозы.
Так было и раньше. В памяти его возникла другая, широкая река с
такими вот стрекозами, мальчишки-рыболовы со своими самодельными сетками и
костяными крючками...
Те мальчишки давно умерли. От старости. И сменилось бесчисленно
поколений стрекоз.
Он усмехнулся. Впервые за долгое время он явится, не дожидаясь дня
Премноголикования. Нарушит традицию...
Тот, что пришел извне, любит традиции. Приходит, будто блюдя ритуал,
и все так же мнется у Двери, ожидая приглашения. Тот, что пришел извне...
"И воцарится, и... плачьте, живущие... И Привратник станет ей слугой
и наместником"...
Он поморщился. Слишком много хлама накопилось в памяти за последние
сто лет.
"...А если один волк захочет позвать другого? Как-то он его
называет?"
Он смотрел на свое отражение, темное отражение в медленно струящейся
воде. Ему хотелось, чтобы его позвали.
Тогда он наклонился над водой, навалившись на парапет локтями.
- Руал, - шепотом сказали его губы.
Отражение молчало, потрясенное звуком собственного имени.
- Я понимаю... - он снова криво усмехнулся. - Но ты-то... Зачем?
Порыв ветра подернул воду рябью. Ему показалось, что так уже было
однажды.
В тот же момент на спину его лег чужой взгляд, цепкий и вязкий, как
смола. Еще не обернувшись, он знал уже, что там, позади, только пустая
дорога да взвинченные пыльные столбы; он знал это и все же обернулся.
Чужой взгляд не исчез.
Он криво усмехнулся и подумал, что и это уже было. Давным-давно...
Тогда он был Привратник. Кто он теперь, чем он так интересен Тому,
кто смотрит, желая войти?
"Руал", - прошелестело по краю его сознания. Отзвук, прикосновение,
эхо давнего зова...
Он ждал и этого - и все же вздрогнул, мгновенно испытав давно забытое
чувство - мороз по коже.
Все повторяется.
