женщине, обожавшей своего мужа и сына и в одночасье лишившейся того и
другого. И это после тех страшных испытаний в молодости - казалось бы,
судьба могла бы и пощадить... Не бить дважды по одному и тому же месту...
Я вспоминала, как зашаталась Тория, услышав от меня, что я, мол, от
сына не отрекалась. Интересно, что бы сказала я через двадцать лет, если б
узнала, что наш с Луаром мальчик - на самом деле отродье, скажем, Хаара?
Меня передернуло. Нет, этого спесивого богатенького шута никак нельзя
сравнить с Фагиррой... И потом, меня ведь не пытали. Меня не приводили в
подземелье, где греются в жаровне красные раскаленные крючья, меня не
приковывали цепями к скамье, с меня не срывали одежду...
Богатое воображение подвело меня - я зажмурилась, обхватила голову
руками, стараясь не думать о страшном. Нет, Тория Солль - это Тория
Солль... Поберегусь осуждать ее. Остерегусь, небо свидетель...
Эгерт. Вот кто потерял сына, и совершенно безнадежно. И как будто не
было всех девятнадцати лет, когда он любил Луара, растил Луара, рисковал
ради него жизнью... Там, на стене, во время Осады... Что ж, все эти годы
оказались ложью?
А чем, скажите, виновата его жена? Что не умерла под пытками, что не
выкинула плод? Что дожила до того дня, когда случайная полоумная девчонка
открыла ему, Эгерту, глаза на Луарово происхождение?
Все виноваты. А больше всех виновен Луар - что родился, скотина, не
удушился пуповиной, не околел в младенчестве, не умер от кори, не расшибся
и не утонул... Оплакали бы, похоронили вместе с тайной - и жили бы себе
дальше, в мире и любви, со светлыми воспоминаниями...
Я скрипнула зубами. Похоже, придется простить дурака. Он же
сумасшедший, он за себя не отвечает, я сама рехнулась бы...
А может, уже и рехнулась. В здравом уме я от Флобастера не ушла бы
даже за королевский трон...
Впрочем, все слезы уже выплаканы; если я не собираюсь замуж за лакея
и не спешу становиться краснощекой хуторянкой, если я всерьез решила
побороться с судьбой за этого парня... Или с парнем - против судьбы... Или
даже одна против всех... Поглядим. Во всяком случае, рассиживаться нечего.
Повинуясь собственному приказу, я рывком поднялась с подгнившей
бочки, брошенной кем-то посреди проходного двора. Одернула юбку;
решительно двинулась вперед - и только через два квартала сообразила, куда
иду.
А шла я в славный город Каваррен, о котором даже не знала, где он.
Спешила на встречу с господином Эгертом Соллем.
Хозяйка, славшая комнату молодому вольнослушателю из университета, не
могла надивиться на прилежание юноши: тот ежедневно посещал лекции и
однажды провел в библиотеке целую ночь; сразу после этого характер его
занятий резко изменился - теперь он заперся у себя и дни напролет
просиживал над книгами, прерываясь только затем, чтобы съесть
приготовленный хозяйкой обед.
Луар действительно потратил много долгих часов на освоение
украденного в Башне богатства; "Завещание Первого Прорицателя" потрясло
его своей непонятностью, зашифрованностью и в то же время грандиозным
размахом - уцелевшие в огне тексты заставляли думать о великане,
складывающем ребус из пространств и времен, а заодно уж из человеческих
династий и поколений. Луар читал, и волосы шевелились у него на голове -
такой древней жутью веяло с обгоревших страниц: "И вода загустеет, как
черная кровь... С неба содрали кожу... Достойны зависти поленья в очаге...
и будет ей слугой и наместником".
Целые разделы писались, по-видимому, рунами - Луар не понимал ни
буквы. Встречались рисунки - большей частью изуродованные огнем, так что
тварей, изображенных на них, невозможно было опознать. Это была настоящая
колдовская книга - Луар старался читать ее только днем, при солнечном
свете, и никогда - при свече.
Список служителей священного привидения Лаш оказался куда прозаичнее
и принес гораздо больше пользы.
Фар Фагирра значился первым среди так называемых посвященных; краткое
досье поведало Луару, что отец его в прошлом был учителем фехтования и
имел в предместье целый выводок родственников: мать, брата, двух сестер и
двух племянников. Луар содрогнулся при мысли, что, может быть, его тетки и
двоюродные братья уцелели и предстоит встреча...
Третьим лицом Ордена, после Магистра и Фагирры, был некий Каара,
"хранитель святыни". Против его имени стояла одна только пометка - "верен
до безумия". Любопытно, подумал Луар, кому именно верен - самому Магистру?
Ордену? Этой самой "святыне"? Что за человек, все досье на которого
состоит из слова "верен"? А был ли, кстати, так же "верен" Фагирра, или
Магистр опасался его, как возможного узурпатора? Что за отношения
связывали престарелого главу Ордена - и властолюбца Фагирру?
Дочитав список до конца, Луар не поленился взять чистый лист бумаги и
аккуратно выписать в столбик имена - и возможные ориентиры: как и где
искать. Двадцать лет - это не двести лет. Кто-то да уцелел.
Покончив со списком, он всерьез принялся за секретные донесения - и
сразу же вспотел, сгорбился, сдавил в кулаке медальон.
Имя декана Луаяна. Многократно повторяемое имя вольнослушателя Солля;
в те далекие годы по меньшей мере двое студентов служили шпионами Ордена
Лаш. Орден интересовался деканом - точнее, некой "золотой вещью",
хранящейся у него в кабинете. Орден хотел во что бы то ни стало завладеть
"вещью", и для этого найден был вольнослушатель Солль, юноша, приближенный
к семье декана - и в то же время находящийся в плену непреодолимого
страха... То было время, когда действовало заклятье.
Луар вытащил медальон из-под рубашки. Ржавчины стало больше; Луар
закрыл глаза и прижался щекой к золотой пластинке.
Что они знали? Зачем им нужен был Амулет Прорицателя - им, уже тогда
решившимся устроить "окончание времен" и призвавшим для этого Черный Мор?
Луар вздрогнул. Там, в подвале, его отец пытал его мать, чтобы
получить медальон. Неизвестно, что было бы, если бы Тория Солль не
выдержала пытки и отдала Амулет Фагирре. Но она не отдала.
Мама... Ему захотелось вскочить, опрокинув стул, бежать к ней,
плакать у ног, бормотать - "я знаю", ждать чего-то - прощения? Будто на
нем, сыне, вина того - палача?
Усилием воли он подавил свой порыв. Она не отдала медальон Фагирре -
но он все равно попал к нему, пусть и в следующем поколении. Бороться с
судьбой бессмысленно - нужно вовремя понять, чего хочет судьба, и пособить
ей...
Луар тщетно попытался соскоблить ногтем новое пятнышко ржавчины на
золотой пластинке. Вздохнул. Спрятал медальон за пазуху, собрал листки с
именами бывших служителей, оделся и вышел из дому. Хозяйке он сообщил, что
идет на вечеринку с друзьями, и добрая женщина от души порадовалась за
своего юного жильца.
- Нет, - удивленно сказала молодая женщина. - Такое имя... Где-то
слышала... Но здесь нет таких никого.
За ее юбку прятался застенчивый малыш с лукавыми черными глазами.
Лохматый пес у ворот не рычал, а только скалился - однако цепь натянулась,
как струна.
Женщина вдруг помрачнела - вспомнила, очевидно, кто таков этот
Фагирра, о котором так вот запросто спрашивает незнакомый парень. Сухо
кивнула Луару и пошла в дом, уводя за руку упирающегося малыша.
- Не поминал бы, - хмуро посоветовал мужчина, точивший брусом узкую
лопату. - Не поминал бы вслух, беду накличешь...
- Да тут они жили! - круглая, как сито, старуха выбралась из погреба,
потирая поясницу. - Там... - она неопределенно махнула рукой куда-то за
забор. - Ты, - это мужчине, - мал был... Соседи все от Мора и померли... И
эти померли - мамаша ихняя, одна замужняя дочка с детями и одна
незамужняя, и парнишка молоденький был, совсем сопляк... В один день и
померли, а этот, в плаще, потом пришел и сам закопал...
- Да что вы мелете, - неприязненно отозвался мужчина. - Он же, -
кивнул на Луара, - про Фагирру спрашивает... По-вашему, кто в плаще, так и
Фагирра сразу? А может, священное привидение Лаш?
- Спасибо, - сказал Луар, повернулся и ушел, чувствуя затылком
напряженные взгляды.
Проходя через площадь у городских ворот, он вспомнил, как совсем
недавно нашел здесь три повозки, составленные рядом, и в одной из них была
Танталь... И как он подал ей руку, а она обрушилась на него, как мерзлый
водопад, и как потом, в гостинице "Медные врата", этот водопад обернулся
пламенем...
Безумный старик в плаще служителя Лаш сидел под горбатым мостом,
неподвижно глядя в цвелую воду канала. Не веря в удачу и не слушаясь
разума, а просто повинуясь неясному интуитивному побуждению, Луар
остановился рядом и тихо позвал:
- Служитель Каара...
Он не был готов к тому, что произошло потом.
Старик дернулся, по телу его пробежала судорога; медленно-медленно,
по волоску, он обернулся к струсившему Луару - и заплывшие глаза его
расширились, как от боли:
- Ты... Наконец...
Луар попятился. "Предан до безумия"... Какое точное определение. До
безумия.
- Ты... - прохрипел старик, и на лбу его Луару померещился шрам -
след давнего удара камнем. - Ты... Вернулся...
Луар испугался уже по-настоящему - только чудо и немыслимое усилие
воли удержали его от позорного бегства.
- Фагирра, - проплакал старик. - Не все... Лишь немногие... Скоро...
Уже... Доверши.
- Да, - сказал Луар, чувствуя, как по спине продирает будто ледяная
лапа. - Я... скоро-скоро.
- Клянусь! - старик вскинул руку. - Он... без памяти, ты прав... Он
недостоин... Достоин не каждый... Каара достоин... Ты прав, Фагирра, ты
снова прав... Доверши же!
- Что? - прошептал Луар почти против воли.
Старик вдруг улыбнулся - и улыбка его была ужасна, такая немощная,
такая искренняя и в то же время льстивая, обнажившая беззубые пятнистые
десны:
- Ты задумал... правильно, Фар. Не все... Но Каара достоин, да?
- Да! - выкрикнул Луар, повернулся и кинулся бежать.
В тот вечер он долго стоял перед зеркалом, с двух сторон освещая свое
лицо двумя длинными свечами.
Он хотел увидеть в нем то, что увидел старик. Он хотел знать, как
выглядит Фагирра.
Старая нянька, чьим заботам вверена была маленькая Алана, много дней
подряд не находила себе места.
Загородный дом Соллей, большой и удобный, пустовал без слуг; из
обитателей в нем остались только сама госпожа Тория да девочка с нянькой.
Хозяйство приходило в упадок; нянька сбивалась с ног, стараясь всюду
поспеть, готовила и убирала, кормила лошадей, чистила стойла - и
одновременно пыталась приглядеть за воспитанницей, которая с каждым днем
все больше отбивалась от рук.
Уютный мирок Аланы развалился окончательно. Она потеряла отца и
брата, а теперь потеряла еще и дом - потому что привычный быт ее
ухоженного детства отличался от нынешнего, как морской берег от
малярийного болота. Она сделалась мрачной и капризной, угрюмой, как
звереныш, и все чаще отвечала на нянькины заботы откровенной грубостью -
добрая женщина не решалась ее наказать, потому что в последние дни Алана
потеряла и мать тоже.
Госпожа Тория Солль заперлась в своей комнате и не желала никого
видеть. Нянька часами простаивала под дверью, умоляя госпожу съесть хоть
яблоко, хоть ломтик мяса - само упоминание о пище вызывало у Тории
отвращение. Она не объявляла голодовки - она просто не могла есть, только
жадно пила приносимую нянькой воду. Увидев ее сквозь дверную щель, старая
женщина долго потом маялась и плакала - Тория постарела лет на двадцать,
