разглядел кожаный футляр на шее - и поспешно отвел глаза. Все сразу.
Вот так-то, все беды - сразу...
- Никогда не слышал, чтобы в здешних краях водились нутрии, -
задумчиво сообщил прохожий.
Уходи, мысленно взмолился Гай. Я тебя не трогал. Уходи.
Прохожий не внимал его мольбам - стоял себе спокойно и чего-то
ждал; тогда Гай пробормотал хрипловато:
- Нутрии... да вон их у меня... целый фургон.
Прохожий отошел - для того, чтобы заглянуть в открытый кузов и
удивленно - а может быть, обрадовано - хмыкнуть:
- Ого... Побег из-под стражи. Что они у тебя, зубами прутья
грызут?
Большой черный жук перебирался с травинки на листок подорожника. А
вот не буду смотреть, твердил себе Гай. Нечего мне на него... на
ЭТОГО... смотреть. Не зря болтали, что он... снова объявился. Не зря
болтали, а я думал - зря...
Прохожий оставил нутрий. По-видимому, говорить с Гаем ему было
интереснее:
- Чего нахохлился?
Жук оступился и скрылся из виду, безнадежно завалившись под
листок.
- Как тебя зовут, молчаливый?
А тебе зачем, подумал Гай и втянул голову в плечи.
- Как-как, ты сказал?
- Гай...
- Что будешь делать?
Под сидением в кабине лежал обрезок свинцовой трубы - "на всякий
случай". Нет, это совершенно неуместная мысль.
- Делать?.. Сниму штаны и полезу под мост.
- Надеешься поймать?
- Не надеюсь, - буркнул Гай в сторону.
- Хочешь, помогу?
- Нет!!
Гай вскочил, как ошпаренный. Следовало немедленно ехать прочь, но
и бросить драгоценного зверя на произвол судьбы казалось немыслимым -
а потому оставалось только откинуть крышку капота и тупо уставиться в
мотор, давая тем самым понять, что разговор окончен.
Прохожий, однако, рассудил иначе и убираться восвояси не спешил:
- А почему, собственно, "нет"?
- Спасибо, - выдавил Гай, - но не надо.
Тянулись минуты; Гай с ужасом понимал, что устройство мотора
совершенно вылетело у него из головы, мало того - сливается перед
глазами, а ведь надо как-то имитировать бурную техническую
деятельность...
- Чего ты испугался? - неожиданно мягко спросил прохожий. - Я хочу
тебе помочь. Действительно.
- Я вас не трогал, - выдавил Гай.
- Так и я тебя, собственно... ты ведь в Лур едешь? На пушную
ферму, как я понял... Где с тебя за эту крысу сдерут и штаны, и шкуру.
Так почему ты не хочешь, чтобы я тебе помог?
Гай с грохотом захлопнул крышку капота:
- Потому что вы ничего не делаете даром.
Собственно, ему не следовало так вот прямо, в наглую, об этом
говорить, но прохожий, к счастью, лишь рассмеялся:
- Точно... Но вот раз ты это знаешь, то и другое должен знать: о
цене я договариваюсь заранее. Не по силам тебе цена - не соглашайся...
А обещания я выполняю. И от других, соответственно, требую того же.
И он нежно погладил висящий на шее футляр. Гай отступил на
полшага:
- У меня ничего нет.
- А чего нет, я и не попрошу... Подбрось меня до Лура, подвези, ты
же все равно туда едешь.
Гай растерялся, позволяя прохожему продолжать как ни в чем ни
бывало:
- Это даже не плата, а так, обмен услугами. Я достану тебе эту
водяную крысу, ты возьмешь меня на борт. Идет?
Гай молчал, кусая губы.
Если бы эта зараза не была такой дорогой. Если бы... батрачить
целое лето - да на эту поганую, под мостом затаившуюся тварь?!
С другой стороны, длинный-длинный день. В компании... этого.
Собственно, будь Гай поумнее - давно смылся бы, и машину бы бросил и
нутрий, так нет же - завел беседу, дурак...
- Эге-е, - укоризненно протянул его собеседник. - Ученый столичный
мальчик, а боится слухов, сплетней, сказок... Тебя какая старушка
ужастиками напичкала? Про то, что я скушаю тебя по дороге? А?
Гай сглотнул, мысленно сопоставляя разумную осторожность с
огромным искушением. Собственно, он же ничего ТАКОГО не пообещает...
- До Лура?.. И что, больше ничего? Никаких... ничего?..
- Никаких ничего, - серьезно заверил его собеседник. - Потому как
и мне поймать твою крысу несложно, прямо скажем... Давай, думай.
Гай подумал, и у него нестерпимо зачесался затылок.
- Решайся, - насмешливо наседал собеседник. - Ну?
"И упаси тебя Боже, сынок, - говаривала старуха Тина, - заводить
разговор с Крысоловом. А уж в сделку с ним вступать - все равно, что
продавать душу дьяволу".
- По рукам? - с широкой улыбкой спросил Крысолов.
- Да, - сказал Гай, не услышал своего голоса и повторил уже
громче: - Да.
Легенды о Крысолове добирались даже до Столицы, а уж в здешних
пустых и темных местах чего только на этот счет не болтали. История о
каких-то пропавших детях повторялась во множестве вариаций, но старая
фермерша Тина, в доме которой Гай вот уже третье лето снимал комнату -
эта вот фермерша предпочитала истории пострашнее. И то, что в
университетских аудиториях именовалось "актуальным фольклором" и
служило темой для семинаров - все это приобретало среди пустошей
совсем не академический, а очень даже зловещий смысл.
Все свои "правдивые истории" Тина рассказывала со знанием дела,
как подобает - глухо, монотонно, раскачиваясь и глядя в камин:
- И кого позовет эта дудочка, тот и дубовую дверь прошибет, и в
пропасть кинется, и в огонь войдет, как в реку... Мать забудешь и
невесту бросишь, ему будешь служить, пока не сотлеешь...
А в комнате сгущались сумерки, а отблески огня превращали лицо
старухи в медную ритуальную маску:
- И осела глыба, и сомкнулась щель, и говорят, что голоса их до
сих пор слышаться... Вот только слушать никто не хочет - вдруг явится
ОН и потребует свое - себе...
...Ладонь Крысолова была жесткая, вполне человеческая ладонь, и
вполне дружеское пожатие. Печать, закрепляющая договор, который, как
известно, дороже денег.
- Давай клетку, парень.
А ведь я сейчас увижу, как он это делает, подумал Гай смятенно.
- Дверцу-то прикрути чем-нибудь...
Гай поспешно закивал. Завозился с мотком проволоки, засуетился,
стараясь не глядеть, как руки Крысолова расстегивают замок на кожаном
футляре. И все равно нет-нет да поглядывая.
- Глазами-то не стреляй, иди сюда... Посмотри... какая красивая.
Никто не поверит, подумал Гай отстраненно. Никто не поверит, что я
ее ВИДЕЛ.
Флейта была действительно... красивая. Покрывающие ее лак, темный,
в мелких трещинках, казался живой кожей. Загорелой и гладкой. И
впечатление усилилось, когда флейтист провел по ней пальцами:
- И разве можно ее бояться?..
Боятся как раз не ее, а тебя, подумал Гай сумрачно.
Крысолов поднял флейту к губам.
Звук, протянувшийся над речкой, меньше всего имел отношение к
музыке. Скорее он походил на голос больного, очень старого и очень
одинокого зверя; у Гая ослабели колени.
Из-под моста без малейшего плеска возникла черная голова.
Жутковатый звук оборвался; нутрия остановилась в нерешительности,
но звук возник опять, громче и настойчивее, и беглянка направилась к
берегу, выбралась на песок, потом на траву, покорно заковыляла, волоча
мокрый голый хвост, и ошалевшему Гаю потребовался выразительный взгляд
Крысолова - тогда он опомнился и захлопнул за пленницей дверку.
- Вот и все... Ты что же, парень, и не рад?..
- Спасибо...
Крысолов протирал свою дудку цветным лоскутком; даже не глядя не
него, Гай ощущал на себе насмешливый взгляд.
- Можем ехать, - сообщил он, глядя вниз.
- Пустишь меня в кабину - или пассажиру к нутриям идти?..
Гай изобразил слабое подобие улыбки.
Дорога на Лур, прозванная Рыжей Трассой из-за постоянной,
вездесущей желтой глины, знавала и лучшие времена. Когда-то здесь было
оживленно, даже тесно, когда-то вдоль обочин толпились кемпинги и
закусочные, и любая выбоина немедленно зализывалась, словно языком;
трасса, возможно, и помнила былые дни - в отличие от Гая, который
слишком молод и тех времен не застал. Теперь дорога изменилась - можно
ехать целый день и не встретить ни человека, ни машины; за эту
возможность спокойного одиночества Гай, собственно, и любил Рыжую
Трассу.
Навстречу тянулись рощицы и перелески, холмы, поля, пустыри;
иногда попадались заброшенные кладбища со вросшими в землю крестами,
но чаще - железные скелеты придорожных строений. Иногда бросался
наутек заяц, или мелькала в траве лисья спина, паслись одичавшие козы,
меняли свою форму облака, водили хоровод дальние и ближние деревья,
неизменным оставался только горизонт. Справа петляла река, то
подбираясь к дороге вплотную, то убегая в сторону; Гай любил Рыжую
Трассу, и даже сейчас она действовала на него успокаивающе. Как
дружеская рука - не трусь, мол, обойдется...
Сначала путники ехали молча, Гай сидел, съежившийся и напряженный,
и делал вид, что целиком поглощен дорогой. Но день, как на грех, был
таким ясным и ярким, а небо таким невозможно синим, а мир вокруг так
обласкан солнцем, что все страхи и опасения постепенно выцвели,
поблекли, сделались неуместными и почти смешными. Все эти легенды,
бодро думал Гай, хороши ночью у камина, а в полдень не отягощайте меня
"актуальным фольклором", никакого, понимаете, эффекта... И, уверившись
в собственном спокойствии, Гай повеселел, перестал хмуриться и
принялся исподтишка разглядывать собеседника.
А тот сидел, подобрав под себя длинные ноги - кабина была ему
маловата - и выставив локоть в окно; совсем, казалось, забыв о Гае, о
смотрел куда-то в небо, и с лица его не сходила насмешливая,
отрешенная полуулыбка. На коленях, обтянутых защитными штанами, лежала
сумка, причем почему-то обгорелая, но не сильно, а чуть-чуть. Одна
рука Крысолова покоилась на клапане сумки, другая рассеянно
поглаживала футляр с флейтой, и при этом на мизинце вспыхивал и гас
красный камень, встроенный в колечко. В опущенное окно врывался ветер,
трепал желтые волосы Крысолова, теребил выцвевшую клетчатую рубашку,
трогал шейный платок, состроченный из лоскутков, и Гай тут только
осознал, откуда взялась эта кличка - Пестрый Флейтист...
- На дорогу смотри.
Гай вздрогнул. Покрепче ухватился за руль.
Дорога скользнула в сторону от реки, чтобы потом опять к ней
вернуться; пропылил - редкий случай! - встречный грузовик, незнакомый
водитель приветственно взмахнул рукой, Гай ответил и долго следил в
треснувшее зеркальце за удаляющимся желтым облачком.
- Тебе не скучно целый день одному в кабине? - небрежно спросил
Крысолов.
Гай пожал плечами. Вероятно, его попутчик не имел представления ни
о прелести одиночества, ни о притягательности бесконечной дороги;
объяснять что-либо Гаю никак не хотелось, и потом он только коротко
вздохнул:
- Нет.
- И не страшно? - продолжал Крысолов все так же небрежно. - А
вдруг мотор заглохнет, или там авария, или сердечный приступ?..
Впрочем, для сердечного приступа ты еще, пожалуй, молоденек.
Гай подозрительно на него покосился. Хотел сказать, что с
подозрительными спутниками путешествовать куда опаснее - но не сказал,
конечно. И не сказал, что знает Рыжую Трассу, как свою ладонь. И
вжился, как в привычную одежду. И что скука приходит, как правило, в
шумной толпе...
Среди местной молодежи Гай был безнадежно чужим, как, впрочем,
безнадежно чужим он был среди братьев-студентов. Он умел рассказывать
анекдоты и органично вписываться в попойки, он даже нравился
фермерским дочкам - но своим от этого все равно не становился. Его,
кажется, даже побаивались, и в друзья к нему никто не набивался;
правда, и обижать не обижали, потому что в драку он бросался не
