рат по домоводству, форменные передник с косынкой - и заданные на дом
недошитые трусики.
Спустя пару дней в класс ворвался возбужденный Саенко - по его
словам, пацаны из девятого "Б" класса заловили Ордынца в мужском туале-
те и в настоящий момент делают ему "темную". Все посмотрели на Юльку -
она с безучастным видом перерисовывала в тетрадь по зоологии выпотро-
шенного дождевого червя. Картинка получалась вполне натуралистичная;
карандаш в руке дрожал.
Спеша насладиться небывалым зрелищем, орда пятиклассников ринулась
вслед за ликующим Саенко, и Юлька осталась одна в опустевшем классе.
Стиснув зубы, она дорисовывала червяку пищевод, когда распахнутая
дверь закрылась и шум перемены отдалился. Ордынец стоял у входа и ка-
зался веселее, чем обычно - сытый желтобрюхий варан. Юлька разинула рот.
Как ни в чем ни бывало, Ордынец прошествовал к своей парте и бро-
сил в Юльку тетрадью:
- Нарисуй мне тоже червяка... У тебя, блин, хорошо получается.
Девятнадцатого мая, в день рождения пионерской организации, шефы
устроили прогулку на катере. Юлька стояла на корме, подставив ветру не-
заплетенные волосы, и воображала себя дочерью капитана Гранта. Ордынец
сидел к ней спиной, сосал "барбариску" и тупо глядел в жиденький пенный
хвост, тянущийся за речной калошей.
После истории с девятым "Б" Ордынец окружен был не столько презре-
нием, сколько славой, и отблеск этой славы падал на Юльку. Характер его
к тому времени сделался совсем уж невыносимым, но Юлька терпела, потому
что с прочими он вообще не разговаривал. Ни о чем. Никогда.
Гремел магнитофон; на корме толпились девчонки с бутербродами,
Саенко портил речное судно крышечкой от закупоренной бутылки "Бурати-
но", Степка Васенцов, окруженный толпой прихлебателей, разглядывал бе-
рег в театральный биноклик; Юльке подумалось, что он похож не на морс-
кого волка, как ожидалось, а скорей на завсегдатая оперы.
- Чего смешного? - хмуро спросил Ордынец.
- Тебе какое дело? - огрызнулась Юлька, но улыбаться перестала.
Танька Сафонова рассказывала девчонкам из параллельного класса
давно всем надоевшую историю про то, как во время спектакля в наевском
ТЮЗе со сцены в зал полетел настоящий железный меч - там рыцари ка-
кие-то на сцене танцевали, а меч-то вырвался и как полетит в зал! И мог
бы убить кого-нибудь, да только дяденька один, военный, в третьем ряду
сидел, подпрыгнул и перехватил... Танька рассказывала эту байку уже сто
раз - но Юлька слушала, потому что все равно больше нечего было делать.
- Это надо же как повезло! - Сафонова размахивала надкушенным кус-
ком докторской колбасы. - И прямо в третьем ряду сидел, и военный, и
реакция классная...
- Повезло, - глухо сказал вдруг Ордынец, и Юлька вздрогнула. - По-
везло... А если он на этот спектакль каждый раз ходил? Он ему опротивел
уже, спектаклишко средний, детский... А он ходил и ходил, чтобы один
раз прыгнуть и перехватить... Железяку эту...
Ордынец поднялся. Был он хмурый, сутулый и скособоченный, Юлька с
беспокойством подумала, что он, наверное, заболел.
Толпа прихлебателей, окружавшая Степку Васенцова, радостно заржала
какой-то незамысловатой шутке.
- Они смеются, - сказал Ордынец с отвращением. - Им смешно...
И он вдруг сделал то, от чего пятиклассников самым суровым образом
предостерегали: всем телом перегнулся через борт, свесив голову над
пенным шлейфом и открыв Юлькиному взору вытертые на заду школьные шта-
ны.
Юлька взвизгнула - грохот музыки поглотил ее крик, но стоящая в
проходе классная нервно повернула голову; когда взгляд ее достиг Ордын-
ца, тот уже по-прежнему стоял рядом с Фетисовой, и покрасневшее от при-
лива крови лицо его казалось вполне безразличным.
- Глубоко, - сказал он Юльке. - Как глубоко.
За неделю до последнего звонка школьников согнали в актовый зал, и
заморенная женщина в сером милицейском костюме прочитала им мрачную и
пугающую лекцию.
В последнее время, говорила женщина в погонах, участились траги-
ческие "ЧеПе", в особенности на воде; дни стоят жаркие, дети купаются
без осторожности - и вот вам сводка, весьма неутешительная... А посему
во время каникул школьникам следует вести себя как можно скромнее, хо-
дить на пляж только под присмотром родителей, а также не разговаривать
с незнакомцами и непременно возвращаться домой к восьми часам. При сло-
ве "ЧеПе" глаза милицейской женщины делались почему-то стеклянными;
Олька Петренко шепотом сообщила Таньке Сафоновой, что под Плотиной наш-
ли девочку с оторванной головой. Танька не поверила - Олька слыла
сплетницей и придумщицей.
А на следующий день утонул четвероклассник Торгун, утонул на глазах
парочки приятелей, не внявших лекции и отправившихся на пляж безо вся-
кого присмотра...
Похороны четвероклассника произвели на Юльку самое черное впечат-
ление. Под гнетом тягостных мыслей она не заметила, как необычно мягок
Ордынец, как он не отходит от нее ни на шаг.
Остаток дня они провели в парке над Плотиной; чудовищное сооруже-
ние казалось в тот день красивым, даже изящным, а Юлька не могла отде-
латься от звучащего в ушах шепота болтушки Петренко: под Плотиной,
под Плотиной, под Плотиной...
- Под Плотиной, - сказал Ордынец. Юлька вздрогнула.
- Хочешь конфету? - спросил Ордынец. Он никогда не угощал ее кон-
фетами. Она его угощала.
- Хочу, - ответила Юлька механически. Он порылся в карманах и вы-
тащил на свет маленькую тощую "барбариску":
- На.
Юлька взяла. Конфета была теплой от тепла его тела. У Юльки поче-
му-то забегали мурашки по коже.
- Тебе страшно? - спросил Ордынец.
Юлька не могла понять. Ей было не столько страшно, сколько тревож-
но и не по себе - и в тоже время ей льстило внимание Ордынца. Он впер-
вые разговаривал с ней, как с равной.
- Тебе страшно, Юль?
Она внимательнее вгляделась в его глаза - и вдруг отшатнулась. На
нее глядел огромный желтобрюхий варан.
- Глупая ты, Фетисова, - сказал Ордынец.
Глаза у него снова были вполне человеческие, и Юлька подумала в
замешательстве, что вараны вовсе не плохи. Страшненькие - это да, но
людей же не жрут, это вам не крокодилы...
Под плотиной закричал пароход. Не терпелось в шлюз, наверное.
- Глупая ты, Фетисова... Потому что маленькая.
- Побольше тебя... - вяло огрызнулась Юлька и вдруг поняла, что
Ордынец, который ниже на голову, непостижимым образом глядит на нее
сверху вниз.
Он усмехнулся, и тогда она действительно испугалась. Глаза его,
как буравчики, ввинтились в ее глаза - так, что больно, страшно, ой...
Она не сразу поняла, что отступает, пятится, как кот с шерстяным
носком на морде. Наткнулась спиной на какой-то ствол и замерла; Ордынец
смотрел теперь с обидой:
- Ну вот... Давай, убеги от меня, еще на помощь позови...
Он повернулся и пошел к остановке автобуса.
Юлькины щеки медленно покрывались красным - сильнее облегчения
оказался стыд за свой смешной страх и горечь, что вот, мол, Ордынец
впервые со мной по-настоящему говорил, а я...
Она почти догнала его, когда он стал и оглянулся:
- Знаешь, что такое аварийная система?
Юлька молчала. Ей было не до того. В ее стиснутом кулаке мокла
теплая "барбариска".
- Это система, которая... Ничего не делает. Бесполезная. А потом
вдруг... становится полезная. Вдруг. Ненадолго... Не ходи за мной.
Он ушел, а Юлька села в траву и разревелась.
Ночью задрожала земля. Стеклянные подвески на люстре звенели, как
мартовские сосульки. С кухонного стола упала чашка.
Юлькин отец был на дежурстве, мама за руку вытащила ее во двор,
где уже толпились полуодетые соседи, и слово "Плотина" растекалось по
толпе, и вместе с ним растекалась по телу холодная цепенящая волна.
В Плотине трещина. В Плотине...
Той ночью город познал страх обреченности.
В черном небе рокотали вертолеты. На них косились с надеждой и не-
навистью - они увозили избранных, оставляя прочих на погибель. Несколь-
ко "вертушек" так и не смогли подняться с местного аэродрома - пали под
натиском безумной, жаждущей спасения толпы. Кто-то забивался в подвалы,
кто-то влезал на верхние этажи; те и другие были одинаково беспомощны.
По радио передавали легкую музыку, и телефон не работал; на вокзале ед-
ва не снесли с рельс целый поезд - хоть ясно было, что поезд никого не
спасет, спасти может только чудо...
В ту ночь Юлька вспомнила давний сон - будто она лежит на дне зло-
вонного моря и хочет встать. Очень хочет встать... Очень.
А утром легкая музыка по радил прервалась, и испуганный голос дик-
торши попросил сограждан не волноваться, поскольку угрозы нет никакой и
самое время спокойно лечь спать...
Плотина стояла. В фейерверке прожекторов и тройном оцеплении - но
стояла, и город не верил своим воспаленным глазам.
Юлька заснула под утро, и на грани сна и яви ей привиделось стран-
ное.
Она увидела, как навстречу живой черной стене, в которую преврати-
лась сорванная Плотина, навстречу чьему-то темному желанию свободы
встает угловатая детская фигурка.
Слухи и страхи жили долго. Газеты отговаривались сумбурно и нев-
нятно, на дорогах дежурили зелено-пятнистые патрули на тяжелых военных
машинах. Говорили, что правительственная комиссия несколько раз меняла
свой состав. Ругали инженеров Плотины. Поговаривали и о диверсии. Пло-
тина была по-прежнему оцеплена войсками, но и выглядела по-прежнему -
величественно и жутковато.
В одной из районных больниц лежал мальчик с частичной потерей па-
мяти. Осенью ему предстояло прийти в шестой "А" класс и встретиться там
с Юлькой Фетисовой.
Звали его, как теперь точно выяснилось, Павликом. Он сильно вытя-
нулся, белобрысые волосы чуть потемнели; войдя в класс, он не мог найти
своего прежнего места.
Тридцать девять пар глаз изучали изменившегося одноклассника. Юль-
ка по-прежнему сидела на первой парте; Ордынец невидяще скользнул по
ней глазами.
Юльке потребовалось всего несколько дней, чтобы догадка облеклась
уверенностью. Новый Ордынец не был тем Ордынцем, которого она знала -
но вместе с тем это был тот самый мальчик.
У него был голос Ордынца - но другой словарный запас. Он отставал
по всем предметам, он был болтун, много смеялся и подлизывался к Степке
Васенцову. На одной из перемен он повздорил с Саенко и принялся плевать
в него - кстати, все время промахивался.
Юлька подошла к нему только однажды:
- Ордынец!
Он настороженно насупился, будто ожидая подвоха:
- Чего?
Глядя в знакомые - и пустые - глаза, Юлька впервые осознала свою
потерю.
Через месяц Ордынец прочно влился в прежде презираемый им коллек-
тив; учителя переглядывались - и ставили четверки за его убогие, троеч-
ные ответы. Из жалости, надо полагать. Или по старой памяти.
Шестой "А" вздохнул спокойнее; Юлька Фетисова каждый день приходи-
ла в парк над Плотиной. В ее пенале хранилась старая липкая "барбарис-
ка".
Усевшись на скамейку, Юлька смотрела на чаек и молилась.
Она молилась: Ордынец. Я не знаю, кто ты или что ты. Я не знаю,
где ты. Я прошу тебя прийти ко мне, показаться хоть на минуту. Я умру,
если ты не придешь.
Миновала осень, потом зима, прежний Ордынец не вернулся и Юлька не
умерла. Теперь она ходила в парк гораздо реже.
...В середине девятого класса Фетисова съездила в Наев и купила
дымчатые очки в тонкой оправе; еще через несколько месяцев на школьном
балу красавиц ей единогласно присудили первое место.
Степка Васенцов краснел, касаясь рукавом ее рукава; десятиклассни-
ки наперебой приглашали ее в кино, и несколько раз приезжал из Наева
красивый молодой курсант. Даже Саенко, вымахавший под потолок и совсем
