тверд; на его долю выпало уже столько страданий, что под их воздействием
он избавился от своей нерешительности.
У входа ждала карета.
Король, королева и все их семейство сели в нее; карету окружала тол-
па, почти столь же многочисленная, как и вчера, однако в отличие от вче-
рашней она не оскорбляла пленников, напротив, люди ловили их взгляд,
просили сказать хоть слово, были счастливы прикоснуться к полй королевс-
кого камзола и гордились, если им удавалось поцеловать край платья коро-
левы.
Трое офицеров заняли места на козлах.
Кучеру было велено ехать к церкви, и он беспрекословно подчинился.
Впрочем, кто мог отдать другой приказ? Бийо и Друэ все так же от-
сутствовали.
Шарни осматривался, ища их, однако нигде не видел.
Подъехали к церкви.
Крестьяне постепенно окружили карету, но с каждой минутой число наци-
ональных гвардейцев возрастало, на каждом углу они целыми группами при-
соединялись к процессии.
Когда подъехали к церкви, Шарни прикинул, что в его распоряжении око-
ло шестисот человек.
Для королевского семейства оставили места под неким подобием балдахи-
на, и, хотя было всего восемь утра, священники начали торжественное бо-
гослужение.
Шарни был обеспокоен; он ничего так не боялся, как опоздания: малей-
шая задержка могла оказаться смертоносной для начавшейся возрождаться
надежды. Он велел предупредить священника, что служба ни в коем случае
не должна длиться более четверти часа.
- Я понял, - попросил передать священник, - и буду молить Бога, дабы
он ниспослал его величеству благополучное путешествие.
Служба длилась ровно столько, сколько было условлено, и тем не менее
Шарни раз двадцать вынимал часы; король тоже не мог скрыть нетерпения;
королева, стоявшая на коленях между обоими своими детьми, оперла голову
на подушку молитвенной скамеечки; только принцесса Елизавета была спо-
койна и безмятежна, словно мраморное изваяние Пресвятой Девы, то ли от-
того, что не знала о планах спасения, то ли оттого, что вручила свою
жизнь и жизнь брата в руки Господа; она не выказывала ни малейших приз-
наков беспокойства.
Наконец священник обернулся и произнес традиционную формулу: "Ita,
missa ets".
Держа в руках дароносицу, он спустился по ступенькам алтаря и благос-
ловил, проходя, короля и его присных.
Они же склонили головы и в ответ на пожелание, идущее из самого серд-
ца священника, тихонько ответили:
- Аминь!
После этого королевское семейство направилось к выходу.
Все, кто слушал вместе с ними службу, опустились на колени, беззвучно
шевеля губами, но было нетрудно догадаться, о чем безмолвно молятся эти
люди.
Около церкви находилось более десятка конных гвардейцев.
Роялистский эскорт становился все многочисленней.
И тем не менее было очевидно, что крестьяне с их упорством, с их ору-
жием, быть может не столь смертоносным, как оружие горожан, но весьма
грозным на вид- треть из них была вооружена ружьями, а остальные косами
и пиками, - могут в решающий момент роковым образом склонить чашу весов.
Видимо, Шарни испытывал подобные опасения, когда, желая подбодрить
короля, к которому обратились за распоряжениями, наклонился к нему и
произнес:
- Вперед, государь!
Король был настроен решительно.
Он выглянул из дверцы и обратился к тем, кто окружал карету:
- Господа, вчера надо мной было совершено насилие. Я приказал ехать в
Монмеди, меня же силой повезли во взбунтовавшуюся столицу. Но вчера я
был среди мятежников, а сегодня - среди верных подданных, и потому я
повторяю: в Монмеди, господа!
- В Монмеди! - крикнул Шарни.
- В Монмеди! - закричали гвардейцы роты, расквартированной в Вильруа.
- В Монмеди! - подхватила национальная гвардия Шалона.
И тотчас все голоса слились в общем крике: "Да здравствует король!"
Карета повернула за угол и покатила тем же путем, по какому приехала,
но в обратном направлении.
Шарни не выпускал из виду крестьян; похоже, в отсутствие Друэ и Бийо
ими командовал тот самый французский гвардеец, что стоял на посту у две-
рей королевской спальни; он без особого шума направлял движение всех
этих людей, чьи мрачные взгляды свидетельствовали, что происходящее им
не по душе.
Они дали пройти национальной гвардии и пристроились за нею в арьер-
гарде.
В первых рядах шагали те, у кого были пики, вилы и косы.
За ними следовали примерно сто пятьдесят человек, вооруженных
ружьями.
Маневр этот, исполненный весьма умело, как если бы его производили
люди, поднаторевшие в строевых учениях, весьма обеспокоил Шарни, однако
у него не было возможности воспрепятствовать ему; более того, оттуда,
где он находился, он даже не мог потребовать объяснений.
Но вскоре все объяснилось.
По мере продвижения к городской заставе все больше возникало ощуще-
ние, что сквозь стук колес кареты, сквозь шум шагов и крики сопровождаю-
щих пробивается какая-то глухая дробь и становится все явственней и
громче.
Вдруг Шарни побледнел и положил руку на колено сидящего рядом гвар-
дейца.
- Все погибло! - сказал он.
- Почему? - удивился тот.
- Вы не узнаете этот звук?
- Похоже на барабан... Ну и что такого?
- Сейчас увидите, - ответил Шарни.
Карета повернула и выехала на площадь.
На эту площадь выходили Реймсская улица и улица Витри-ле-Франсуа.
И по ним шагали - с развернутыми знаменами, с барабанщиками впереди -
два больших отряда национальной гвардии.
В одном было около тысячи восьмисот человек, в другом от двух с поло-
виной до трех тысяч.
По всем признакам этими отрядами командовали два человека, сидящие
верхом на конях.
Одним из них был Друэ, вторым Бийо.
Шарни не было нужды определять направление, откуда прибыли эти отря-
ды: ему и без того было все ясно.
Теперь стала совершенно понятна причина необъяснимого исчезновения
Друэ и Бийо.
Вероятно предупрежденные о том, что затевается в Шалоне, они разъеха-
лись: один - чтобы поторопить прибытие национальной гвардии из Реймса,
второй -чтобы привести национальных гвардейцев из Витри-ле-Франсуа.
Выполнили они это все весьма согласованно и прибыли вовремя.
Друэ и Бийо приказали своим людям остановиться на площади, наглухо
перегородив ее.
После этого без всяких околичностей они скомандовали зарядить ружья.
Кортеж остановился.
Король выглянул из кареты.
Шарни стоял бледный, стиснув зубы.
- В чем дело? - осведомился у него Людовик XVI.
- Дело в том, государь, что наши враги получили подкрепление и ружья
у него, как вы сами видите, заряжены, а за спиной шалонской национальной
гвардии находятся крестьяне, и ружья у них тоже заряжены.
- И что вы обо всем этом думаете, господин де Шарни?
- Думаю, государь, что мы оказались между двух огней. Но это вовсе не
означает, что вы не поедете дальше, если того пожелаете, правда, я не
знаю, как далеко ваше величество сможет уехать.
- Понятно, - промолвил король. - Поворачиваем.
- Ваше величество, это ваше твердое решение?
- Господин де Шарни, за меня пролилось уже слишком много крови, и я
горько оплакиваю ее. Я не хочу, чтобы пролилась еще хотя бы капля... По-
ворачиваем.
При этих словах двое молодых людей спрыгнули с козел и бросились к
дверце кареты, к ним присоединились гвардейцы роты, стоящей в Вильруа.
Отважные и пылкие воины, они рвались вступить в бой вместе с горожанами,
но король с небывалой для него твердостью повторил приказание.
- Господа! - громко и повелительно крикнул Шарни. - Поворачиваем! Так
велит король!
И, взяв одну из лошадей под уздцы, он сам стал разворачивать тяжелую
карету.
У Парижской заставы шалонская национальная гвардия, в которой отпала
надобность, уступила свое место крестьянам, а также национальным гвар-
дейцам из Реймса и Витри.
- Вы считаете, я поступил правильно? - осведомился Людовик XVI у Ма-
рии Антуанетты.
- Да, - ответила она, - только я нахожу, что господин де Шарни с
большой охотой подчинился вам.
И королева впала в мрачную задумчивость, не имевшую ни малейшего от-
ношения к тому ужасающему положению, в котором оказалась королевская
семья.
VI
КРЕСТНЫЙ ПУТЬ
Королевская карета уныло катила по дороге в Париж под надзором двух
угрюмых людей, которые только что принудили ее изменить направление, и
вдруг между Эперне и Дорманом Шарни, благодаря своему росту и высоте ко-
зел, на которых сидел, заметил, что навстречу им из Парижа скачет во
весь опор карета, запряженная четверкой почтовых лошадей.
Шарни тут же предположил, что либо эта карета везет им какую-то неп-
риятную весть, либо в ней находится некая важная персона.
Действительно, когда она приблизилась к авангарду конвоя, ряды его
после недолгих переговоров расступились, давая проезд карете, и нацио-
нальные гвардейцы, составляющие авангард, приветствуя прибывших, сделали
.на караул."
Берлина короля остановилась.
Со всех сторон зазвучали крики: "Да здравствует Национальное собра-
ние!"
Карета, примчавшаяся из Парижа, подъехала к королевской берлине.
Из кареты вылезли трое мужчин, двое из которых были совершенно неиз-
вестны августейшим пленникам.
Когда же в дверях показался третий, королева шепнула на ухо Людовику
XVI:
- Господин де Латур-Мобур, прихвостень де Лафайета. - И, покачав го-
ловой, добавила: - Ничего хорошего это нам не сулит.
Самый старший из этой троицы подошел и, грубо распахнув дверцу коро-
левской кареты, объявил:
- Я - Петион, а это господа Барнав и Латур-Мобур, посланные, как я и
вместе со мной, Национальным собранием сопровождать вас и проследить,
чтобы народ в праведной ярости не учинил над вами самосуд. Потеснитесь и
дайте нам сесть.
Королева бросила на депутата из Шартра один из тех презрительных
взглядов, от каких она порой просто не могла удержаться и в каких выра-
жалась вся надменность дочери Марии Терезии.
Г-н де Латур-Мобур, шаркун школы де Лафайета, не смог выдержать этого
взгляда.
- Их величествам и без того тесно в карете, - сказал он, - и я поеду
в экипаже свиты.
- Езжайте, где вам угодно, - отрезал Петион, - что же до меня, мое
место в карете короля и королевы, и я поеду в ней.
И он полез в карету.
На заднем сиденье сидели король, королева и Мадам Елизавета.
Петион поочередно оглядел их.
- Прошу прощения, сударыня, - обратился он к Мадам Елизавете, - но
мне как представителю Национального собрания положено почетное место.
Соблаговолите подняться и пересесть на переднее сиденье.
- Невероятно! - пробормотала королева.
- Сударь! - возвысил голос король.
- Прошу не спорить... Вставайте, вставайте, сударыня, и уступите мне
место.
Мадам Елизавета встала и уступила место, сделав брату и невестке знак
не возмущаться.
А тем временем г-н де Латур-Мобур сбежал и, подойдя к кабриолету, с
куда большей галантностью, нежели это сделал Петион, обращаясь к королю
и королеве, попросил у сидящих в ней дам позволить ему ехать с ними.
Барнав стоял, не решаясь сесть в берлину, в которой уже и без того
теснилось семь человек.
- Барнав, а вы что не садитесь? - удивился Петион.
- Но куда? - в некотором смущении спросил Барнав.
- Не желаете ли, сударь, на мое место? - ядовито осведомилась короле-
ва.
- Благодарю вас, сударыня, - ответил уязвленный Барнав, - меня вполне
устроит переднее сиденье.
Почти одновременно принцесса Елизавета притянула к себе королевскую
дочь, а королева посадила на колени дофина.
Таким образом, место на переднем сиденье освободилось, и Барнав рас-
положился напротив королевы, почти упираясь коленями в ее колени.
- Пошел! - крикнул Петион, не подумав даже спросить позволения у ко-
ролевы.
И карета тронулась под крики: "Да здравствует Национальное собрание!"
